- А уговор?
Приходько кряхтит, морщится, закуривает. Остальные молча, с интересом смотрят на него. Понимая, что здесь уж не отвертишься - уговор дороже денег! - Сергей выходит на середину кабинета, становится в позу оратора и лихо декламирует:
- Я жалкое шахматное ничтожество! Мне бы в бабки играть да с мальчишками по улицам гонять собак, а не садиться с мастерами за шахматы!
Громкий хохот покрывает последние слова неудачливого гроссмейстера. Оторвавшись от коричневой папки уголовного дела, Шадрин и Кольцов завистливо смотрят на ребят.
- Оружие, технику проверили, орлы? - спрашивает, улыбаясь, Кольцов. - Курево, бутерброды запасли?
- Не извольте беспокоиться, товарищ майор, - отвечает за всех удобно устроившийся Толмачев. - Укомплектованы, как маршевая рота. Лично проверял.
Партнеры начинают расставлять шахматы снова. Однако эту партию Приходько не суждено проиграть…
Зазвонил телефон, Шадрин поднял руку, и все разом смолкли.
- Шадрин. Да-да, слушаю, Стас. Нашли? Ты думаешь, он там? А кто эта Берковская? Понятно. Шарапов согласен? Так. Хорошо, хорошо, сделаю. Проводника с собакой вышлю. Ладно, ладно, у нас все нормально, Связь имеем. Ну давай, Стасик, желаю удачи. Слушай… Ты ведь у нас большой гусар, смотри, Стас, не лезь напролом. Ну ладно, не буду… Давай, Стасик, счастливо… Ждем тебя!..
Брякнула трубка на рычаге.
- Стас с Шараповым пошли брать Крота. У этого негодяя есть «вальтер», и неизвестно, сколько у него патронов.
Приходько сдвинул доску в сторону. На пол упала пешка. Сергей сухо хрустнул пальцами…
Час ночи
В наступившей тишине ветер хлестнул с неожиданной силой. Стукнула рама.
- Прикрой, - сказал Балашов.
Джага встал, кряхтя и тяжело посапывая, подошел к окну.
- Гроза будет, Виктор Михалыч…
- Это хорошо. А еще лучше, если бы она утром зарядила, да надолго.
- Уж чего хорошего, - вздохнул Джага.
- Ты что, грозы боишься?
- Да не боюсь, а как-то не по себе: дьявольская это сила.
- Ты, может быть, в бога веришь?
- Как вам сказать: верить не верю, а с почтением отношусь…
- Это почему?
- А вдруг он есть, бог? Пли что-нибудь в этом роде? А потом спросится за все, а?
- Хм, коммерческий подходец у тебя ко всевышнему!
- А как же? Обратно ж, в нашем деле удача все решает…
- Тоже мне джентльмен удачи! - зло засмеялся Балашов.
- Не. Я не жентельмен. Я человек простой, но свое разумение имею.
- Какое же это у тебя разумение?
- Я так полагаю: когда господь бог, если он есть, делил человеческий фарт, то нарезал он его ломтями, как пирог. А народу много, и все свой кусок отхватить хотят. У кого, значит, голова вострее, а локти крепче, те первыми к пирогу и протолкались. Посочней ломти, с начинкой разобрали. А те, кто головой тупее да хребтом слабее, при корках и крошках остались.
- Ты эту библейскую политэкономию сам придумал?
- От батяни слышал.
- Твой батяня, видать, крупный мыслитель был. Кулак, наверное?
- Почему ж кулак? - обиделся Джага. - Не кулак. А хозяин справный был. Разорили. Дочиста разорили, босяки. Когда погнали лошадей на колхозный двор, думал, блтяня кончится - почернел аж.
- А где ж была твоя вострая голова тогда да крепкие локти?
- Ну-у! Они ж миром всем грабили. Обчеством, погибели на них нет!
- Подался бы в банду…
- Не. Вот батяня подался тогда. Через месяц притащили, перед сельсоветом бросили - дырка от уха до уха.
- А ты?
- А чего я? Я жить хочу…
- Значит, созидаешь общество, против которого шел твой батяня?
- Я им насозидал, как же! Дня не работал на месте, где украсть нельзя…
- Так ты ж полжизни в тюрьмах провел!
- Это факт. Не любят, они, когда мы того… Да уж тут ничего не сделаешь. Сила солому ломит. Потому и вас нашел…
- А я тебе Христос Спаситель?
- Не. У вас голова острая, а у меня локти крепкие.
- А если на Петровке найдется голова повострее да локти покрепче?
- Риск - благородное дело. И опять же - кто смел, тот и съел.
- Ты у меня прямо сказитель народный… - сказал Балашов. Подумал: "Нет, не должно быть головы вострее. Все продумано до секунды, до детальки мельчайшей. Этот кретин по-своему прав: их сила в том, что все они - миром. Никогда бы им не сыграть со мной один на один. Но они все вместе. А я один. Совсем один. И некому даже рассказать, похвастаться, как один человек обыграл огромную машину. Интересно, Джага догадывается, что я замыслил? Вряд ли. Об этом знают еще два человека на свете - Макс и Крот. За Макса можно быть спокойным. А вот Крот? С Кротом надо как-то разобраться… Ах, если бы только завтра все удалось! Должно, должно, должно удаться! Крот свое дело сделал, и его необходимо убрать. Его не должно быть теперь. Опасен, знает очень много. И в милиции сильно засвечен. Даже если потом найдут его почтенный прах, вряд ли директор Новодевичьего кладбища станет искать ему участок. Беглый вор - решат, что с уголовниками-подельщиками.не рассчитался… Кому он нужен - искать концы? Вычеркнут из розыска и спасибо скажут. Значит, решено.
Теперь с Джагой. Завтра, тьфу-тьфу, не сглазить, возвращаюсь с операции, даю куш в зубы - и пошел к чертовой матери! С семи часов тридцати минут он из фирмы уволен. Раз и навсегда. Он пьяница и рвань. Обязательно сгорит на каком-нибудь деле. Это он тут такой философ-молодец, а на Петровке ему язык живо развяжут. Поэтому больше с ним - ни-ни-ни. Если не будет Крота, Джага - единственный свидетель. Допустим, засыплется на чем-то и его зубры с Петровки «расколют». А дальше что? Доказательства? Никаких. И все тут. На одном показании дело в суд не пошлешь. Надо позаботиться, чтобы к завтрашнему вечеру в доме винтика, стрелочки не осталось. И вообще, пора кончать с часовой деятельностью. Время уже поработало на меня неплохо…"
Джага спал в кресле, свистя носом. Толстая нижняя губа отвисла, на подбородке показалась струйка слюны.
"Свинья, - подумал Балашов. - Дай ему хутор, пару лошадей, так его от счастья понос прохватит. Хотя он уже так развращен, что его даже на себя работать не заставишь. Вот украсть - это да! Тут он мастак. Ох, как вы мне надоели, мерзкие рыла! Смешно, что мы с ним рядом толкаемся в очереди за жирными пирогами…
…Только бы вышло завтра! Только бы вышло! Всех, всех, всех обмануть, вывернуться, уйти! И пусть, пусть никто не увидит, как вырву себе свободу…"
Он сидел в кресле долго, неподвижно, пока не задремал…
Два часа ночи
Они вылезли из машины, и Стас поразился тишине, которая повисла над Останкином. Ветер сник, но духоты уже такой не было. Тихонов поднял вверх лицо, и сразу же ему попала в глаз большая капля. Вторая ударила в лоб, в ухо, щекотно скользнула за шиворот. Пошел теплый тяжелый дождь. Голубая змеистая молния наискось рассекла темноту, и Тихонов увидел, что Шарапов тоже стоит, подняв лицо вверх, и открытым ртом ловит капли дождя.
Глухой утробный рокот за горизонтом смолк на мгновение, и вдруг небо над ними раскололось со страшным грохотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44