— Самса, слоеная самса! — гудела тучная пожилая матрона с кавалерийскими усами.
— Пахлава медовая! Покупаем пахлаву! — верещала вертлявая девчушка лет тринадцати.
— Пиво холодный, фарель капченый… — бодро предлагал жилистый, загорелый до черноты армянин. — Налэтай-покупай!
— Лимонад. Холодный лимона-а-а-ад, — гнусил шустрый паренек с бритой головенкой.
Сонька резко вскочила со своего лежака.
— Да когда же они заткнуться! — захныкала она, утирая пот со лба. — Сил нет их слушать! То форель, то самса… Я жрать хочу!
— Я тоже.
— Давай тогда купим чего-нибудь.
— Сонь, ты разве не помнишь, что мы кошельки забыли? — вяло спросила я, переворачиваясь на спину. — Денежек у нас нету.
— Надо сбегать за ними, до корпуса сто метров.
— Вот и сбегай.
— А че сразу я? — насупилась Сонька. — Беги сама.
— Я потерплю — у меня через час обед.
— А мне нельзя рисоваться…
— Возьми мою санаторно-курортную карту и иди с богом.
— Не пойду, — упрямо буркнула она.
— Ну тогда говей.
Мы полежали еще минут десять, пока жара не согнала нас с солнцепека.
— Пошли купаться, — предложила я.
— Пошли. Может, в воде есть расхочется.
Мы занырнули в теплую пенную волну. Я поплыла к бую, а Сонька начала курсировать вдоль берега. Беда с ней! Дальше, чем на два метра в глубину она не заплывает — боится. Вообще Сонька про себя говорит: «рожденный ползать — летать не может», что в переводе означает: «кому не дано плавать, тот никогда не научится». Уж сколько лет над ней билась преподавательница физкультуры в институте, когда они всей группой занимались в бассейне, сколько я пыталась ее приобщить к плаванию, все без толку — Сонька бултыхается только у берега и только по-собачьи. При этом так часто загребает руками, так беспорядочно сучит ногами, что устает через пару минут.
Когда я вернулась, она все так же утюжила прибрежную волну. Рядом с ней бултыхались две знакомые личности — Паша и Женя. Паша был в кепке и солнечных очках, от чего перестал быть похожим на Бармалея, став точной копией сицилийского мафиози мелкого разлива. Женя же на фоне приятеля казался эдаким аббатом-бенедиктинцем: физия благостная, гладкая, румяная, с наивными круглыми глазами и целомудренным маленьким ртом.
— Привет! — поприветствовала я их, подплывая ближе.
— Здравствуй, соседка, — пробасил Паша, Женя же просто улыбнулся.
— Как отдыхается? — поинтересовалась я. — Как наш балык, еще не съели?
— Осталось еще, — заверил меня Паша. — Я много привез — у меня ж аппетит, как у слона. — Он обернулся к приятелю. — А Женька плохо ест, мало.
— Я жару ужасно переношу, — пожаловался малоежка. — Меня постоянно мутит. А от солнца крапивница начинается, видите, — он немного приподняла над водой, и мы заметили, что он купается одетый, то есть в футболке. — Приходится постоянно закрываться, иначе становлюсь пятнистым, как саламандра.
— А я привык к жаре, — загудел Паша. — У нас в Астрахани такое же пекло.
— А я не привыкла, — поделилась Сонька. — У меня от нее голова болит, а еще я спать не могу — задыхаюсь.
— Еще бы не задыхаться — когда на полутора метрах спят два взрослых человека, — проговорила я недовольно. — Сама не спит и другим не дает. Все ночь ворочается, сопит, ноги на меня забрасывает, сил нет никаких.
— А вы матрац на пол положите, — подсказал Женя, — на кровати же два, вот вы один и спустите.
Мы горячо поблагодарили соседа за совет и подивились, что сами до этого не додумались. На этой оптимистической ноте и расстались. Стоило только ребятам выйти на берег, как к нам подплыли, как два эсминца, Зорин с Блохиным. Эти, видимо, тоже страдали от крапивницы, потому что оба были в полосатых майках.
— Вы чего одетые купаетесь? — вместо приветствия выдала я. — В майках?
— Это купальные костюмы, — оскорбился Зорин и, поднявшись из волн, продемонстрировал костюм целиком. Это был полосатый тресс, в таких еще выступали цирковые силачи в начале ХХ века, не хватало только ремня с пряжкой на поясе.
— Тоже в бутике купили? — хмыкнула Сонька.
— Ага, — кивнул Лева радостно. — Продавщицы нам сказали, что эти костюмы подчеркивают достоинства фигуры.
Мы тактично промолчали, но меня, например, так и подмывало спросить, что каждый из них считает достоинством своей фигуры, так как мне не было видно ни одного.
— Хотите покататься? — спросил Зорин, подпихивая к нам своего лимонного утенка, оказывается, он плавал тут же.
— Хотим! — обрадовалась Сонька, она давно мечтала поплавать на матрасе или круге. А Юркин утенок был даже лучше, на него можно было взгромоздиться как на коня и плыть хоть к буйкам.
Зорин отдал нам своего надувного друга, взял под руку обыкновенного, и они пошли на берег сушиться. Мы же с Сонькой взгромоздились на утенка, после чего отправились в путь.
Катались мы на пернатом долго, пока не надоело. И тут мне пришла в голову гениальная мысль.
— Слушай, — я тронула Соньку за гладкое плечико, — давай тебя к глубине приучать.
— Это как? — подозрительно спросила подруга.
— Ты поплывешь в глубину…
— Фигу с маслом!
— Да послушай ты! — возмутилась я. — Ты поплывешь, когда выдохнешься, просто схватишься за утенка, ты же говоришь, что не плаваешь далеко, потому что боишься, что тебе не хватит сил на обратный путь…
— Ну и что? — Сонька недоверчиво прищурилась.
— А то, что ты будешь подстрахована, так что боятся нечего, а если нечего боятся, то глубина уже не будет так тебя нервировать.
— Ну ладно, — неохотно согласилась она. — Только ты со мной.
Я заверила ее, что не отплыву от нее ни на метр, а в доказательство взгромоздилась на утенка верхом и, помогая себе ногами, отправилась в плаванье буквально бок о бок с ней.
Проплыли мы метра три, когда Сонька начала проявлять первые признаки беспокойства, то есть вытягивать шею, плеваться, поднимать ножонками даже не фонтаны, а гейзеры брызг.
— Устала? — участливо поинтересовалась я.
— Хы-ы-ы, — выдохнула она, что, видимо, означало — да.
— Давай еще пару метров.
— Нэ-э-э, — замотала головой Сонька и еще пуще начала колотить ногами по воде.
— Нет? Тогда цепляйся.
Она из последних сил подгребла к моему резиновому «коню», вцепилась в его крыло и повисла.
— Ты проплыла только четыре метра, — начала выговаривать я. — Могла бы еще столько осилить, ты же вдоль берега наматываешь, будь здоров.
— Не могу — боюсь, — задыхаясь, вымолвила она.
— Ну ладно, погнали к берегу. А то обед скоро.
— Как погнали? — испуганно вытаращилась Сонька.
— Очень просто. Я спрыгну, а ты держись руками за утку и плыви.
— Нет! — заголосила она. — Не прыгай!
— Почему?
— Ты спрыгнешь, утка перевернется, и я пойду ко дну.
— Сонь, ты чего с дуба упала? Как она перевернется? Она может накрениться, может отплыть на пол метра, но…
— Во-во!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72