Он уже открыл рот, чтобы извиниться за неуклюжесть и спросить, не ушиблась ли бедняжка… Однако виноватое выражение тут же пропало с его лица, сменившись багровой краской возмущения и стыда.
– Ах ты, обманщица!.. А ну вытаскивай, что у тебя там!..
Минуту спустя мнимая беременная перестала быть таковой. И лицо ее было уже не застенчиво-просительным. На нем застыла злоба. Она стояла посреди прохода и затравленно озиралась, держа в руках большую замызганную подушку. К наволочке были кое-как пришиты тесемки.
– От безалкогольной свадьбы – к непорочному зачатию, – проговорил кто-то задумчиво.
– Родила, – хмыкнул густой голос.
– Нахалка! – Бессовестная! – закричала дама с Памперсами.
Начали возмущаться и другие пассажиры.
– А ну гони мою тыщу…
– Да чтоб я хоть раз еще кому из этих!..
– Все отдавай, у кого что взяла!
Вагон снова задергался: электричка подъехала к станции. Оценив свой шанс, девушка пулей вылетела в тамбур и выскочила на платформу. Возможно, для того, чтобы зайти там в обгаженный туалет, снова пристегнуть свое хозяйство и дождаться следующей электрички.
Мужчина в пуховике, сидевший возле окна, снова прикрыл глаза и начал погружаться в дремоту, благо путь был неблизкий. Внезапно…
– Извынытэ, что к вам абращаус, – с очень сильным акцентом говорил тонкий детский голосок. – Я бэжэнэц…
Мужчина резко выпрямился и повернул голову, но ничего не увидел. Ребенок был слишком мал ростом. Пассажир встал и бесцеремонно шагнул через чьи-то сумки, выбираясь в проход. Перед ним стоял маленький негритенок, одетый в лохмотья с чужого плеча. На шее у него висела картонная табличка: «Помогите добраться домой».
– Морис, – тихо сказал мужчина.
– Дарадара Алэксэй! – завопил Морис. И бросился ему на шею.
Вагон притих, с интересом слушая, как взрослый белый и маленький негритенок застрекотали по-басурмански. Впечатление было такое, словно в алюминиевой миске катали горох.
– Kil'o nse?
– Мо ti usise lati aaro. – На глазах малыша выступили слезы. – Ot utu mu mi pupo…
Алексей уже стаскивал куртку. Он был невысок ростом и обладал далеко не богатырским сложением, но негритенок поместился в серый пуховик весь, вместе с ногами.
– Okunrin ni tabi obinrin ni? Тот, кто заставляет тебя побираться, – где он?
– Там… – Морис попытался выпростать из куртки руку, но не получилось, и он просто мотнул головой.
Алексей подхватил Мориса и решительно зашагал в самый хвост поезда. Он шел через тамбуры и вагоны, не обращая внимания на неизбежные вопросы, пока не добрался до последнего. Там, в одиночку занимая большую часть трехместной скамейки, восседало некое существо. С первого взгляда и не определишь, женщина или мужчина. Впрочем, настырный наблюдатель сделал бы вывод, что это все-таки женщина. А знающий человек добавил бы: не просто так женщина, а без вести пропавшая Бастинда. Собственной, изволите видеть, персоной.
Она спокойно похрапывала, вольготно откинувшись на драную дерматиновую спинку и ожидая, когда из похода по соседним вагонам вернется ее маленький подопечный. Бомжиха не опасалась, что негритенок сбежит. Бежать ему было некуда.
– Она? – спросил Алексей.
Мальчик кивнул.
Бастинда встрепенулась. Звуки незнакомой речи, шевелящийся сверток на руках – все это было подозрительно…
– Ты!.. – сквозь зубы проговорил Алексей.
Только теперь частично протрезвевшая Бастинда наконец въехала, что на руках у седого неприметного мужика не просто сверток, а негритенок, завернутый в теплую куртку. ЕЕ НЕГРИТЕНОК!!!
За последние несколько дней он принес доход, который прежде ей и во сне присниться не мог. Однако к хорошему привыкают быстро; Бастинда посмеивалась про себя, что с такими бабками хоть налоговую декларацию заполняй, и строила грандиозные планы.. Виллу на Канарах покупать было пока рановато, но вот касаемо нового пальто и теплых сапог…
И допустить, чтобы все эти воздушные замки рухнули в один миг?.. Позволить отнять «золотого мальчика» конкуренту, тоже вздумавшему подзаработать на негритенке?! Эта мысль привела Бастинду в такой раж, что она недолго думая кинулась на похитителя с утробным ревом:
– Отдай! Не твое!
Бастинда славилась среди ладожских бомжей тем, что умела драться не хуже мужика. Силенок иногда не хватало – баба есть баба, – но ярости, своеобразной техничности и, главное, воли к победе ей было не занимать. Сам Потапыч, бывало, пасовал перед разъяренной Бастиндой!
Но сейчас…
Мужчина не коснулся ее, не ударил, даже не закричал. Просто сделал полшага навстречу, но как-то так, что неустрашимая и здоровенная бомжиха (весившая, прямо скажем, раза в два побольше) испуганно съежилась в углу скамейки.
– Не твое, – все же пробормотала она.
– Где взяла? – очень тихо спросил Алексей.
– По вокзалу ходил, – буркнула в ответ Бастин-да. Незнакомец все меньше казался ей похожим на конкурента. – Бросили его мамка с папкой, не нужен был! И по-нашему ни бум-бум… Кабы не я, сдох бы! С голоду! А я и одела, и обула…
Как сыр в масле катался!
«Как сыр в масле катавшийся» Морис взирал на свою недавнюю владелицу с невыразимым ужасом и прижимался к «дарадара», то есть «сильному-доброму», не в силах поверить, что кошмар этих нескольких дней наконец завершился.
– Где взяла? – по-прежнему тихо повторил Алексей, но голос прозвучал жутковато. Он ей не поверил.
Бастинда поняла, что лучше отвечать правду. Так, на всякий случай.
– Из закусочной увела, – призналась она. – «Елы-палы» называется.
Поставили пацанчика у входа в русской рубашке, чтоб «Добро пожаловать» говорил каждому борову, который припрется. До часу ночи, до двух… Совсем ребенка замучили! Вот я его и взяла оттуда. Спасла, можно сказать. А ты на меня…
Собеседник пропустил ее праведный гнев мимо ушей.
– Закусочная эта где?
– Да на Ладожском у нас, где ж еще…
– Брысь!.. – зверски ощериваясь, прошипел Алексей.
Бастинда смекнула, что последствия промедления будут ужасны. Она испарилась со скоростью, какой при ее габаритах было не заподозрить.
– Дарадара, mets ta veste! Tu prendras froid, – робко проговорил Морис и добавил:
– Ты балей ни нала, Морис адин буду.
На станции Бабино две платформы. Одна – для электричек из Питера, другая – для тех, что на Питер. Николай Гринько стоял у расписания, озаглавленного «В ГОРОД», и красным несмываемым фломастером, купленным за свои деньги специально для этой цели, выводил на одной из металлических табличек: «ОТМЕНЕНА». В принципе табличку можно было просто убрать. Однако Николай успел на собственном опыте убедиться, что пропуск в привычном перечне торопливый человеческий глаз иной раз просто проскакивает, не заметив. Тогда как красную надпись…
Эта деятельность не входила в прямые обязанности путевого обходчика, но раз девочки со станции просят…
Холодный осенний день был тихим, и Николай отчетливо расслышал перестук, докатившийся по рельсам с северной стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Ах ты, обманщица!.. А ну вытаскивай, что у тебя там!..
Минуту спустя мнимая беременная перестала быть таковой. И лицо ее было уже не застенчиво-просительным. На нем застыла злоба. Она стояла посреди прохода и затравленно озиралась, держа в руках большую замызганную подушку. К наволочке были кое-как пришиты тесемки.
– От безалкогольной свадьбы – к непорочному зачатию, – проговорил кто-то задумчиво.
– Родила, – хмыкнул густой голос.
– Нахалка! – Бессовестная! – закричала дама с Памперсами.
Начали возмущаться и другие пассажиры.
– А ну гони мою тыщу…
– Да чтоб я хоть раз еще кому из этих!..
– Все отдавай, у кого что взяла!
Вагон снова задергался: электричка подъехала к станции. Оценив свой шанс, девушка пулей вылетела в тамбур и выскочила на платформу. Возможно, для того, чтобы зайти там в обгаженный туалет, снова пристегнуть свое хозяйство и дождаться следующей электрички.
Мужчина в пуховике, сидевший возле окна, снова прикрыл глаза и начал погружаться в дремоту, благо путь был неблизкий. Внезапно…
– Извынытэ, что к вам абращаус, – с очень сильным акцентом говорил тонкий детский голосок. – Я бэжэнэц…
Мужчина резко выпрямился и повернул голову, но ничего не увидел. Ребенок был слишком мал ростом. Пассажир встал и бесцеремонно шагнул через чьи-то сумки, выбираясь в проход. Перед ним стоял маленький негритенок, одетый в лохмотья с чужого плеча. На шее у него висела картонная табличка: «Помогите добраться домой».
– Морис, – тихо сказал мужчина.
– Дарадара Алэксэй! – завопил Морис. И бросился ему на шею.
Вагон притих, с интересом слушая, как взрослый белый и маленький негритенок застрекотали по-басурмански. Впечатление было такое, словно в алюминиевой миске катали горох.
– Kil'o nse?
– Мо ti usise lati aaro. – На глазах малыша выступили слезы. – Ot utu mu mi pupo…
Алексей уже стаскивал куртку. Он был невысок ростом и обладал далеко не богатырским сложением, но негритенок поместился в серый пуховик весь, вместе с ногами.
– Okunrin ni tabi obinrin ni? Тот, кто заставляет тебя побираться, – где он?
– Там… – Морис попытался выпростать из куртки руку, но не получилось, и он просто мотнул головой.
Алексей подхватил Мориса и решительно зашагал в самый хвост поезда. Он шел через тамбуры и вагоны, не обращая внимания на неизбежные вопросы, пока не добрался до последнего. Там, в одиночку занимая большую часть трехместной скамейки, восседало некое существо. С первого взгляда и не определишь, женщина или мужчина. Впрочем, настырный наблюдатель сделал бы вывод, что это все-таки женщина. А знающий человек добавил бы: не просто так женщина, а без вести пропавшая Бастинда. Собственной, изволите видеть, персоной.
Она спокойно похрапывала, вольготно откинувшись на драную дерматиновую спинку и ожидая, когда из похода по соседним вагонам вернется ее маленький подопечный. Бомжиха не опасалась, что негритенок сбежит. Бежать ему было некуда.
– Она? – спросил Алексей.
Мальчик кивнул.
Бастинда встрепенулась. Звуки незнакомой речи, шевелящийся сверток на руках – все это было подозрительно…
– Ты!.. – сквозь зубы проговорил Алексей.
Только теперь частично протрезвевшая Бастинда наконец въехала, что на руках у седого неприметного мужика не просто сверток, а негритенок, завернутый в теплую куртку. ЕЕ НЕГРИТЕНОК!!!
За последние несколько дней он принес доход, который прежде ей и во сне присниться не мог. Однако к хорошему привыкают быстро; Бастинда посмеивалась про себя, что с такими бабками хоть налоговую декларацию заполняй, и строила грандиозные планы.. Виллу на Канарах покупать было пока рановато, но вот касаемо нового пальто и теплых сапог…
И допустить, чтобы все эти воздушные замки рухнули в один миг?.. Позволить отнять «золотого мальчика» конкуренту, тоже вздумавшему подзаработать на негритенке?! Эта мысль привела Бастинду в такой раж, что она недолго думая кинулась на похитителя с утробным ревом:
– Отдай! Не твое!
Бастинда славилась среди ладожских бомжей тем, что умела драться не хуже мужика. Силенок иногда не хватало – баба есть баба, – но ярости, своеобразной техничности и, главное, воли к победе ей было не занимать. Сам Потапыч, бывало, пасовал перед разъяренной Бастиндой!
Но сейчас…
Мужчина не коснулся ее, не ударил, даже не закричал. Просто сделал полшага навстречу, но как-то так, что неустрашимая и здоровенная бомжиха (весившая, прямо скажем, раза в два побольше) испуганно съежилась в углу скамейки.
– Не твое, – все же пробормотала она.
– Где взяла? – очень тихо спросил Алексей.
– По вокзалу ходил, – буркнула в ответ Бастин-да. Незнакомец все меньше казался ей похожим на конкурента. – Бросили его мамка с папкой, не нужен был! И по-нашему ни бум-бум… Кабы не я, сдох бы! С голоду! А я и одела, и обула…
Как сыр в масле катался!
«Как сыр в масле катавшийся» Морис взирал на свою недавнюю владелицу с невыразимым ужасом и прижимался к «дарадара», то есть «сильному-доброму», не в силах поверить, что кошмар этих нескольких дней наконец завершился.
– Где взяла? – по-прежнему тихо повторил Алексей, но голос прозвучал жутковато. Он ей не поверил.
Бастинда поняла, что лучше отвечать правду. Так, на всякий случай.
– Из закусочной увела, – призналась она. – «Елы-палы» называется.
Поставили пацанчика у входа в русской рубашке, чтоб «Добро пожаловать» говорил каждому борову, который припрется. До часу ночи, до двух… Совсем ребенка замучили! Вот я его и взяла оттуда. Спасла, можно сказать. А ты на меня…
Собеседник пропустил ее праведный гнев мимо ушей.
– Закусочная эта где?
– Да на Ладожском у нас, где ж еще…
– Брысь!.. – зверски ощериваясь, прошипел Алексей.
Бастинда смекнула, что последствия промедления будут ужасны. Она испарилась со скоростью, какой при ее габаритах было не заподозрить.
– Дарадара, mets ta veste! Tu prendras froid, – робко проговорил Морис и добавил:
– Ты балей ни нала, Морис адин буду.
На станции Бабино две платформы. Одна – для электричек из Питера, другая – для тех, что на Питер. Николай Гринько стоял у расписания, озаглавленного «В ГОРОД», и красным несмываемым фломастером, купленным за свои деньги специально для этой цели, выводил на одной из металлических табличек: «ОТМЕНЕНА». В принципе табличку можно было просто убрать. Однако Николай успел на собственном опыте убедиться, что пропуск в привычном перечне торопливый человеческий глаз иной раз просто проскакивает, не заметив. Тогда как красную надпись…
Эта деятельность не входила в прямые обязанности путевого обходчика, но раз девочки со станции просят…
Холодный осенний день был тихим, и Николай отчетливо расслышал перестук, докатившийся по рельсам с северной стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108