В том смысле хотя бы, чтобы всегда иметь в голове четкую условную систему координат этой реальности — и с системой оной все время сверяться…
— Джи-пи-эс, — говорю.
— Что?
— Глобал позишининг систем. Такой приборчик, который через спутник определяет и показывает тебе широту, долготу и высоту над уровнем моря той точки, в которой ты находишься — с точностью до нескольких метров… Очень популярный у всяческих экстремальных туристов…
Новое “мыло” мне. С левого (интернет-клубного) адреса. Привет еще раз, Федюня.
Совсем коротенький текст. И фотка приаттачена.
Кто следующий?
Фотка — древняя, лет семь-восемь ей. “Пункерских” времен. У Серого на огороде, кажется, сделана. На фотке — Крэш. То есть снят он был явно с кем-то, чья-то рука на плече у него — но чья, непонятно: полфотографии обрезано.
Кто? “Следующий”… Ты имеешь в виду, кто будет следующим покойником?
Ну да. Это и имеет.
Чья рука-то? Правая. Не понять…
Постой… Может, и у меня была такая фотка… Это пьянка же была какая-то, общая, на огороде у Сереги — че за пьянка и по какому поводу, помню очень плохо, совсем не помню — только помню, что да, кто-то там из пацанов с фотиком бегал. Валялись же и у меня эти снимки… Снова распахиваю дверцы шкафа, снова выгребаю всю эту груду. Да…
Пытаюсь искать. Недолго пытаюсь — хрен ты тут чего найдешь… Опять всматриваюсь в экран компа. Смотрю на свою правую руку. На экран. Черт…
Копаюсь в мусорной фотокуче. Ага, вот как минимум один кадр с той пьянки. Серый с Герой.
Набираю Серого — впервые за год как минимум. Abonents neeksiste. Набираю Геру.
Гера удивлен. Обещает, когда домой доберется, посмотреть и перезвонить.
А я все пялюсь на обрезанную картинку сосканированного плохого снимка “мыльницы”. Нетрудно догадаться, кто следующий.
28
Гарик, Игореха Мищенко, принадлежал к “имантской системе” — и за этим чувачилой я всегда наблюдал не без любопытства. Он был персонаж из классического анекдота: “А как же вы расслабляетесь?” — “А я не напрягаюсь!” Гарик действительно не парился — никогда. То ли ему просто так везло, что с ним не случалось по этой жизни более-менее серьезных обломов, — то ли он, правда, умел совсем не обращать на них внимания. Хотя кто сказал, что тут не бывает обратной причинно-следственной связи?
У Гарика были персональные отношения с экзистенциальной гравитацией — он был куда легче прочих, всех нас. Соответственно — и динамика передвижения по пересеченной местности тухловатого районного бытия иная, и пластика. Я один так это для себя формулировал, но чувствовали это — все. Оттого при его вполне заурядных компанейских данных (не то что у ФЭДа!) к Гарику постоянно тянулся самый разнообразный пипл — в его присутствии каждый чувствовал себя на редкость свободно и без труда коммуницировал с людьми даже и не своего вовсе круга. Оттого и при весьма скромных данных внешних у баб он пользовался успехом преизрядным: причем на Гарика, раздолбая и люмпена, вечно без бабок и работы, клевали, к немалой собственной растерянности, в том числе и небедные мачи “на понтах”.
Мне всегда было интересно, как сложится его жизнь. Насколько подверженным возрастной коррозии окажется его защитный слой органичного пофигизма.
Гарик спился. Самым хрестоматийным образом. То есть в “пункерские” времена все мы керосинили так, что не дай боже, — но раньше это было как бы проявлением анархистской лихости. Завершение игр в анархию сразу разделило “систему” на две неравные группы. Большинство стало пить гораздно меньше (я, например, — не говоря о каком-нибудь Гере). Кто-то (Гарик, Лоб) продолжил оставшуюся без идеологической подоплеки питейную практику, оказавшуюся банальным демаскированным алкоголизмом.
Мы перестали общаться с Гариком совершенно естественно — когда я понял, что в его компании можно только нажираться, а он — что я мало к последнему расположен. Что самое обидное: он ведь оставался неплохим пацаном — бескорыстным, открытым, необидчивым, непредвзятым. Но осмысленно общаться с ним с какого-то момента стало невозможно.
Года четыре мы не виделись — ни разу. Естественно, что звоня ему сейчас, я чувствовал неловкость, готовя извинения за то, что так глухо запропал, предвкушая натужные поиски общих тем и настраиваясь на фальшивую ностальгию. Парился я зря.
Гарик не удивился моему звонку нимало. Гарик совершенно не собирался обсуждать причины четырехлетней паузы в общении и уж тем более не держал никаких обид. Гарик преохотно согласился на встречу — и даже всячески ратовал за немедленность оной. И — сразу выставил требования. Его райдер был не чета тем, что шлют Никиным работодателям русские попсюки. Он состоял из одного-единственного пункта. Объемом ноль семь.
Реакция Гарика на мое внезапное появление из небытия казалась столь отработанной, что у меня сложилось четкое впечатление: ему было совершенно по барабану, кто звонит и с кем предстоит встречаться. При личном общении впечатление только подтвердилось.
Мне было любопытно, как он отреагирует на рассказы об Эльбрусе и Берлинском кинофесте — запишет в буржуи? порадуется? позавидует? Но любопытство мое осталось вообще без удовлетворения: мне не пришлось ни о чем рассказывать. Моя эволюция за истекшие годы не колыхала его нимало, а своей он не касался за отсутствием предмета. И вообще к моменту встречи он был уже хорошо дат.
Понимая, что превращение визави в бревно в свете оговоренного подношения не за горами, и убедившись, что на соблюдение разговорных ритуалов тут всем покласть, я перешел к существу дела сразу после второго опрокидывания:
— Гарик, помнишь, когда Крэш загнулся…
— Крэш? Ну…
— Ты же виделся с ним, кажется, в тот день.
— Ну да…
— Ты не помнишь, с кем он тогда квасил?
— Квасил? Да хер его знает… Он, по-моему, со всеми по очереди тогда гудел. У него ж запой был… Да, Крэша надо… За Крэша… Давай…
— Погоди. Ну вот вы с ним в тот день тусовались. А с кем он потом пошел догоняться, не помнишь?
— Потом?… Так с тобой же он и пошел…
— Да нет, ты че. Я его тогда вообще не видел. Ты попробуй все-таки вспомнить.
— Не, Дэн, не помню…
— Подумай. Не с ФЭДом?
— С ФЭДом?… А, ну да, с ФЭДом!
— Ты точно помнишь?
— Ну да, да, сейчас вспомнил. В натуре — с ФЭДом…
Опыт алкоголических компаний: упившегося до бессознательного состояния никогда не клади на спину, клади на бок — чтоб, если начнет блевать, не захлебнулся рвотой. И уж тем более если слышишь характерные звуки — поверни его мордой вниз.
Только долгое ли дело — подержать его в этот момент головой кверху?… И ага — несчастный случай, никто ничего и не подумает, особенно если все чего-то подобного и ждали рано или поздно.
А того, кто изнасиловал и убил Аську, не нашли…
И того, кто так недушевно обошелся со Славиком, Дашкиным братом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
— Джи-пи-эс, — говорю.
— Что?
— Глобал позишининг систем. Такой приборчик, который через спутник определяет и показывает тебе широту, долготу и высоту над уровнем моря той точки, в которой ты находишься — с точностью до нескольких метров… Очень популярный у всяческих экстремальных туристов…
Новое “мыло” мне. С левого (интернет-клубного) адреса. Привет еще раз, Федюня.
Совсем коротенький текст. И фотка приаттачена.
Кто следующий?
Фотка — древняя, лет семь-восемь ей. “Пункерских” времен. У Серого на огороде, кажется, сделана. На фотке — Крэш. То есть снят он был явно с кем-то, чья-то рука на плече у него — но чья, непонятно: полфотографии обрезано.
Кто? “Следующий”… Ты имеешь в виду, кто будет следующим покойником?
Ну да. Это и имеет.
Чья рука-то? Правая. Не понять…
Постой… Может, и у меня была такая фотка… Это пьянка же была какая-то, общая, на огороде у Сереги — че за пьянка и по какому поводу, помню очень плохо, совсем не помню — только помню, что да, кто-то там из пацанов с фотиком бегал. Валялись же и у меня эти снимки… Снова распахиваю дверцы шкафа, снова выгребаю всю эту груду. Да…
Пытаюсь искать. Недолго пытаюсь — хрен ты тут чего найдешь… Опять всматриваюсь в экран компа. Смотрю на свою правую руку. На экран. Черт…
Копаюсь в мусорной фотокуче. Ага, вот как минимум один кадр с той пьянки. Серый с Герой.
Набираю Серого — впервые за год как минимум. Abonents neeksiste. Набираю Геру.
Гера удивлен. Обещает, когда домой доберется, посмотреть и перезвонить.
А я все пялюсь на обрезанную картинку сосканированного плохого снимка “мыльницы”. Нетрудно догадаться, кто следующий.
28
Гарик, Игореха Мищенко, принадлежал к “имантской системе” — и за этим чувачилой я всегда наблюдал не без любопытства. Он был персонаж из классического анекдота: “А как же вы расслабляетесь?” — “А я не напрягаюсь!” Гарик действительно не парился — никогда. То ли ему просто так везло, что с ним не случалось по этой жизни более-менее серьезных обломов, — то ли он, правда, умел совсем не обращать на них внимания. Хотя кто сказал, что тут не бывает обратной причинно-следственной связи?
У Гарика были персональные отношения с экзистенциальной гравитацией — он был куда легче прочих, всех нас. Соответственно — и динамика передвижения по пересеченной местности тухловатого районного бытия иная, и пластика. Я один так это для себя формулировал, но чувствовали это — все. Оттого при его вполне заурядных компанейских данных (не то что у ФЭДа!) к Гарику постоянно тянулся самый разнообразный пипл — в его присутствии каждый чувствовал себя на редкость свободно и без труда коммуницировал с людьми даже и не своего вовсе круга. Оттого и при весьма скромных данных внешних у баб он пользовался успехом преизрядным: причем на Гарика, раздолбая и люмпена, вечно без бабок и работы, клевали, к немалой собственной растерянности, в том числе и небедные мачи “на понтах”.
Мне всегда было интересно, как сложится его жизнь. Насколько подверженным возрастной коррозии окажется его защитный слой органичного пофигизма.
Гарик спился. Самым хрестоматийным образом. То есть в “пункерские” времена все мы керосинили так, что не дай боже, — но раньше это было как бы проявлением анархистской лихости. Завершение игр в анархию сразу разделило “систему” на две неравные группы. Большинство стало пить гораздно меньше (я, например, — не говоря о каком-нибудь Гере). Кто-то (Гарик, Лоб) продолжил оставшуюся без идеологической подоплеки питейную практику, оказавшуюся банальным демаскированным алкоголизмом.
Мы перестали общаться с Гариком совершенно естественно — когда я понял, что в его компании можно только нажираться, а он — что я мало к последнему расположен. Что самое обидное: он ведь оставался неплохим пацаном — бескорыстным, открытым, необидчивым, непредвзятым. Но осмысленно общаться с ним с какого-то момента стало невозможно.
Года четыре мы не виделись — ни разу. Естественно, что звоня ему сейчас, я чувствовал неловкость, готовя извинения за то, что так глухо запропал, предвкушая натужные поиски общих тем и настраиваясь на фальшивую ностальгию. Парился я зря.
Гарик не удивился моему звонку нимало. Гарик совершенно не собирался обсуждать причины четырехлетней паузы в общении и уж тем более не держал никаких обид. Гарик преохотно согласился на встречу — и даже всячески ратовал за немедленность оной. И — сразу выставил требования. Его райдер был не чета тем, что шлют Никиным работодателям русские попсюки. Он состоял из одного-единственного пункта. Объемом ноль семь.
Реакция Гарика на мое внезапное появление из небытия казалась столь отработанной, что у меня сложилось четкое впечатление: ему было совершенно по барабану, кто звонит и с кем предстоит встречаться. При личном общении впечатление только подтвердилось.
Мне было любопытно, как он отреагирует на рассказы об Эльбрусе и Берлинском кинофесте — запишет в буржуи? порадуется? позавидует? Но любопытство мое осталось вообще без удовлетворения: мне не пришлось ни о чем рассказывать. Моя эволюция за истекшие годы не колыхала его нимало, а своей он не касался за отсутствием предмета. И вообще к моменту встречи он был уже хорошо дат.
Понимая, что превращение визави в бревно в свете оговоренного подношения не за горами, и убедившись, что на соблюдение разговорных ритуалов тут всем покласть, я перешел к существу дела сразу после второго опрокидывания:
— Гарик, помнишь, когда Крэш загнулся…
— Крэш? Ну…
— Ты же виделся с ним, кажется, в тот день.
— Ну да…
— Ты не помнишь, с кем он тогда квасил?
— Квасил? Да хер его знает… Он, по-моему, со всеми по очереди тогда гудел. У него ж запой был… Да, Крэша надо… За Крэша… Давай…
— Погоди. Ну вот вы с ним в тот день тусовались. А с кем он потом пошел догоняться, не помнишь?
— Потом?… Так с тобой же он и пошел…
— Да нет, ты че. Я его тогда вообще не видел. Ты попробуй все-таки вспомнить.
— Не, Дэн, не помню…
— Подумай. Не с ФЭДом?
— С ФЭДом?… А, ну да, с ФЭДом!
— Ты точно помнишь?
— Ну да, да, сейчас вспомнил. В натуре — с ФЭДом…
Опыт алкоголических компаний: упившегося до бессознательного состояния никогда не клади на спину, клади на бок — чтоб, если начнет блевать, не захлебнулся рвотой. И уж тем более если слышишь характерные звуки — поверни его мордой вниз.
Только долгое ли дело — подержать его в этот момент головой кверху?… И ага — несчастный случай, никто ничего и не подумает, особенно если все чего-то подобного и ждали рано или поздно.
А того, кто изнасиловал и убил Аську, не нашли…
И того, кто так недушевно обошелся со Славиком, Дашкиным братом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104