Ее бы ты все равно не миновал — напрямую Лёшич теперь ни с кем из старых знакомых не общается. Хорош, правда?
— Откуда у тебя чек Грекова?
Смотрит на меня. Не отвечает. Запрокидывает голову, принимается пускать в потолок дымные кольца. Этому я тоже у него когда-то учился — в каком-то там классе.
— Откуда? У тебя? Его? Чек? И номер? — Снова наставляя “макарон”, с силой пинаю ногой его столик. Столик сдвигается, бьет Дейча по задранному колену, на которое он положил кисть с сигаретой. Он отдергивает руку, сигарета падает. ФЭД фыркает, скалится, добывает новую.
— От Кристинки, — произносит невнятным из-за сигареты голосом, скосив глаза на спичку. — Она ж, — хмыкает, — у нас его прямая наследница… Классная девка, а? Как ты, кстати, ее нашел — там, в студии? Я те честно скажу, охренел, когда тебя увидел. И бегаешь здорово… Только как ты меня не узнал, ума не приложу. Не узнал ведь, да?
— Какая, на хрен, наследница?
— Ну так ей же все досталось. Мобила его, кредитка — счет его, на имя Бермана открытый… С каких, ты думаешь, она денег платит за Каринкино лечение?
— Почему — ей досталось? Какое она имеет отношение к Грекову? Что с ним самим?
— Какое отношение? Да вот то самое. Сексуально-трансмиссивное… Хотя она, правда, ото всех почти это скрывала…
— Где он?
Щурится, отвечает не сразу:
— Выбыл из зоны обслуживания.
— То есть?
— Менты завалили, — закуривает очередную. — Знал много. Про наркоту. Он и правда в этом деле варился, а весь траффик здесь же полиция крышует. А тут этот процесс. Ну, его и застрелили — в собственной тачке… Практически на Кристинкиных глазах. Так что ей круто повезло, что про нее они ничего не знали…
— Аськой она представилась? На радио?
— Ну а кто ж еще?
— Что ты с ней сделал?
— С кем? С Кристинкой? А… — ржет в голос, — да… Дурная была идея, согласен. Хотя и моя… Ну че ты хочешь — на ходу пришлось импровизировать. Ничего лучше в башку не пришло. Ну, типа, че хотелось — стремануть тебя… У них же на Твайке даже хирургическое отделение есть, даже морг — ты в курсе? Ну так она за два года там со всеми врачами перезнакомилась… Не знаю даже, как она объяснила, на хрена ей кровь…
— Полное фуфло. Че-то хреново сочиняешь…
ФЭД с интересом склоняет голову набок — лыба его меняется:
— Ты че, Дэн, — с каким-то обескураженным восхищением. — Не, постой… Ты думаешь, я Кристинку — что? Мочканул?
— Ладно. — Меня вдруг подхватывает дикая злость. — Че ты теперь-то муму ебешь? Я что, должен поверить, что ты, блин, ни при чем — это после всего? За кого ты вообще меня держишь?
Он молча мотает башкой, кривится эдак прибалдело.
— Погоди, — выщелкивает недокуренную сигарету в отверстие лестницы, подается вперед, облокачивается на столешницу, — так что я, по-твоему, сделал?
— Вопросы, блядь, — сам чуть наклоняюсь к нему, — я задаю. Как ты ее убил? Как ты убил Глеба?
ФЭД, тараща глаза и уже не лыбясь, медленно откидывается на стуле:
— Кого я убил?
— Хорош под дебила косить.
Новый самолет проходит, завывая, над нашими макушками.
— Ты это серьезно, Дэн? — Он словно не может решить, смеяться ему или охреневать. Нельзя не признать — чрезвычайно правдоподобно у него это выходит.
— И Сашку ты не трогал?
— Сашку? — переспрашивает, как у слабоумного.
— Да иди ты в жопу! — ору. — У нее справа кровоподтек был! И кожа рассечена! Перстнем!
Он хмуро уставляется на массивную печатку на среднем пальце левой.
— Мы посрались, — глядя на руку, не на меня. — Она нахамила… здорово… в общем, я себя в руках не удержал… Но убивать… ты совсем больной?…
— А на диктофон нахрена ее писал? Что — ясновидящий? Знал заранее, что она?…
— Диктофон?… — криво ухмыльнувшись, дергает головой. — Ее телеги я не для тебя, дурака, писал… Для нее самой. Я думал… Почти уверен был… Что она не… А как Лёшич… изменится, в общем… И вот тогда, после этого, я думал дать ей послушать собственные же слова, до изменения сказанные… Про то как раз, как все перерождаются… Я думаю, она и тебе про это говорила… Только она лучше оказалась, чем я про нее думал…
— Ну-ну.
Пожимает плечами.
— Отпечатки со стакана кто стер?
— Мне надо было, чтоб мои “пальчики” нашли в квартире самоубийцы? — смотрит исподлобья.
— Так. Еще раз. Когда она, ты хочешь сказать, прыгнула? До тебя или после?
После паузы, почти убито, опустив взгляд в стол:
— Я был тогда в квартире. На кухне. Я не видел ни хрена. Я говорю, мы посрались… оба из себя вышли… она даже драться пыталась… неважно… ну, она в комнату ушла, дверь закрыла… Ну, а потом… Блядь, я не ожидал, что!…
— Ты хоть сам понимаешь, как это звучит?
— А ты, Дэн? Ты понимаешь, что несешь? — подняв взгляд, задрав брови. — Я всех убил? Ну, кого еще?
— Кого? Ты, блядь, у меня спрашиваешь — кого? После того, как сам полный список составил?
— Ты о чем?… — встряхивает головой. — Так ты думаешь?… — издает какой-то хрюкающий испуганный смешок. — Ну ты даешь… То есть в смысле — Гвидо я тоже завалил?… Ты в курсе хоть, где он пропал?
— Ладно, Гвидо, может, и не ты…
— Кого?… Кобу? Из снайперки — или из чего его там?…
— Кого? — повторяю. — Крэша! Аську! Якушева! Славика! Чего ж ты от него мне привет-то не передал?
— Какого Славика?
— Доренского. Дашкиного брата. Который к сестре мужиков ее ревновал. Кто Дашку пер, когда его в очке утопили?
— Да я его вообще не знал!… — ахает рукой по столу. — Лично в смысле… Между прочим, про него говорили, что он с бандитвой какой-то тусовался… Что ты там про Крэша сказал? При чем тут Крэш?! Крэш блевотиной захлебнулся!
— Ага. Когда ты с ним рядом был.
— Что за бред? С чего ты взял? Кто тебе сказал?
— Гарик.
Да, все-таки чувствую себя идиотом — чем дальше, тем больше…
— Гарик? Нашел кого спрашивать… Он что — до “белочки”, что ли, допился?
(“Не, не помню…” — “Вспомни, Гарик… Не ФЭД?” — “ФЭД?… А, ну да, ФЭД!”)
— И с Якушевым ты знаком не был? И мне ты не врал, что знать его не знаешь?
Снаружи темнеет почти на глазах: сужается и тускнеет полоса над горизонтом, теряет блеск море, перестают различаться отдельные сосны под нами, сливаясь в единую ворсистую массу.
— Ну хорошо… врал. Ну и при чем тут это?
— Ты ж знал, что он с “Ковчегом” связался. А, ну, в секту ушел, умом повредился, суицидальный культ. А я, мол, и знаком-то с ним не был почти… Только культ был никакой не суицидальный…
— Дэн… Дэн! Послушай… Да, я его знал, и про “Ковчег”, конечно, знал… Вообще многих из “Ковчега” знал. И с Кристинкой я тогда еще познакомился… Знаешь, почему я тебе не сказал? Я хотел, чтоб ты раскопал эту историю. Ты. Сам. Тебе б просто нечего было делать, если б я все выложил, что знал… А так — ты полез в это, ты стал спрашивать, ты разворошил весь муравейник…
— Подставился неслабо…
— Имя себе сделал…
— Мне спасибо тебе сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
— Откуда у тебя чек Грекова?
Смотрит на меня. Не отвечает. Запрокидывает голову, принимается пускать в потолок дымные кольца. Этому я тоже у него когда-то учился — в каком-то там классе.
— Откуда? У тебя? Его? Чек? И номер? — Снова наставляя “макарон”, с силой пинаю ногой его столик. Столик сдвигается, бьет Дейча по задранному колену, на которое он положил кисть с сигаретой. Он отдергивает руку, сигарета падает. ФЭД фыркает, скалится, добывает новую.
— От Кристинки, — произносит невнятным из-за сигареты голосом, скосив глаза на спичку. — Она ж, — хмыкает, — у нас его прямая наследница… Классная девка, а? Как ты, кстати, ее нашел — там, в студии? Я те честно скажу, охренел, когда тебя увидел. И бегаешь здорово… Только как ты меня не узнал, ума не приложу. Не узнал ведь, да?
— Какая, на хрен, наследница?
— Ну так ей же все досталось. Мобила его, кредитка — счет его, на имя Бермана открытый… С каких, ты думаешь, она денег платит за Каринкино лечение?
— Почему — ей досталось? Какое она имеет отношение к Грекову? Что с ним самим?
— Какое отношение? Да вот то самое. Сексуально-трансмиссивное… Хотя она, правда, ото всех почти это скрывала…
— Где он?
Щурится, отвечает не сразу:
— Выбыл из зоны обслуживания.
— То есть?
— Менты завалили, — закуривает очередную. — Знал много. Про наркоту. Он и правда в этом деле варился, а весь траффик здесь же полиция крышует. А тут этот процесс. Ну, его и застрелили — в собственной тачке… Практически на Кристинкиных глазах. Так что ей круто повезло, что про нее они ничего не знали…
— Аськой она представилась? На радио?
— Ну а кто ж еще?
— Что ты с ней сделал?
— С кем? С Кристинкой? А… — ржет в голос, — да… Дурная была идея, согласен. Хотя и моя… Ну че ты хочешь — на ходу пришлось импровизировать. Ничего лучше в башку не пришло. Ну, типа, че хотелось — стремануть тебя… У них же на Твайке даже хирургическое отделение есть, даже морг — ты в курсе? Ну так она за два года там со всеми врачами перезнакомилась… Не знаю даже, как она объяснила, на хрена ей кровь…
— Полное фуфло. Че-то хреново сочиняешь…
ФЭД с интересом склоняет голову набок — лыба его меняется:
— Ты че, Дэн, — с каким-то обескураженным восхищением. — Не, постой… Ты думаешь, я Кристинку — что? Мочканул?
— Ладно. — Меня вдруг подхватывает дикая злость. — Че ты теперь-то муму ебешь? Я что, должен поверить, что ты, блин, ни при чем — это после всего? За кого ты вообще меня держишь?
Он молча мотает башкой, кривится эдак прибалдело.
— Погоди, — выщелкивает недокуренную сигарету в отверстие лестницы, подается вперед, облокачивается на столешницу, — так что я, по-твоему, сделал?
— Вопросы, блядь, — сам чуть наклоняюсь к нему, — я задаю. Как ты ее убил? Как ты убил Глеба?
ФЭД, тараща глаза и уже не лыбясь, медленно откидывается на стуле:
— Кого я убил?
— Хорош под дебила косить.
Новый самолет проходит, завывая, над нашими макушками.
— Ты это серьезно, Дэн? — Он словно не может решить, смеяться ему или охреневать. Нельзя не признать — чрезвычайно правдоподобно у него это выходит.
— И Сашку ты не трогал?
— Сашку? — переспрашивает, как у слабоумного.
— Да иди ты в жопу! — ору. — У нее справа кровоподтек был! И кожа рассечена! Перстнем!
Он хмуро уставляется на массивную печатку на среднем пальце левой.
— Мы посрались, — глядя на руку, не на меня. — Она нахамила… здорово… в общем, я себя в руках не удержал… Но убивать… ты совсем больной?…
— А на диктофон нахрена ее писал? Что — ясновидящий? Знал заранее, что она?…
— Диктофон?… — криво ухмыльнувшись, дергает головой. — Ее телеги я не для тебя, дурака, писал… Для нее самой. Я думал… Почти уверен был… Что она не… А как Лёшич… изменится, в общем… И вот тогда, после этого, я думал дать ей послушать собственные же слова, до изменения сказанные… Про то как раз, как все перерождаются… Я думаю, она и тебе про это говорила… Только она лучше оказалась, чем я про нее думал…
— Ну-ну.
Пожимает плечами.
— Отпечатки со стакана кто стер?
— Мне надо было, чтоб мои “пальчики” нашли в квартире самоубийцы? — смотрит исподлобья.
— Так. Еще раз. Когда она, ты хочешь сказать, прыгнула? До тебя или после?
После паузы, почти убито, опустив взгляд в стол:
— Я был тогда в квартире. На кухне. Я не видел ни хрена. Я говорю, мы посрались… оба из себя вышли… она даже драться пыталась… неважно… ну, она в комнату ушла, дверь закрыла… Ну, а потом… Блядь, я не ожидал, что!…
— Ты хоть сам понимаешь, как это звучит?
— А ты, Дэн? Ты понимаешь, что несешь? — подняв взгляд, задрав брови. — Я всех убил? Ну, кого еще?
— Кого? Ты, блядь, у меня спрашиваешь — кого? После того, как сам полный список составил?
— Ты о чем?… — встряхивает головой. — Так ты думаешь?… — издает какой-то хрюкающий испуганный смешок. — Ну ты даешь… То есть в смысле — Гвидо я тоже завалил?… Ты в курсе хоть, где он пропал?
— Ладно, Гвидо, может, и не ты…
— Кого?… Кобу? Из снайперки — или из чего его там?…
— Кого? — повторяю. — Крэша! Аську! Якушева! Славика! Чего ж ты от него мне привет-то не передал?
— Какого Славика?
— Доренского. Дашкиного брата. Который к сестре мужиков ее ревновал. Кто Дашку пер, когда его в очке утопили?
— Да я его вообще не знал!… — ахает рукой по столу. — Лично в смысле… Между прочим, про него говорили, что он с бандитвой какой-то тусовался… Что ты там про Крэша сказал? При чем тут Крэш?! Крэш блевотиной захлебнулся!
— Ага. Когда ты с ним рядом был.
— Что за бред? С чего ты взял? Кто тебе сказал?
— Гарик.
Да, все-таки чувствую себя идиотом — чем дальше, тем больше…
— Гарик? Нашел кого спрашивать… Он что — до “белочки”, что ли, допился?
(“Не, не помню…” — “Вспомни, Гарик… Не ФЭД?” — “ФЭД?… А, ну да, ФЭД!”)
— И с Якушевым ты знаком не был? И мне ты не врал, что знать его не знаешь?
Снаружи темнеет почти на глазах: сужается и тускнеет полоса над горизонтом, теряет блеск море, перестают различаться отдельные сосны под нами, сливаясь в единую ворсистую массу.
— Ну хорошо… врал. Ну и при чем тут это?
— Ты ж знал, что он с “Ковчегом” связался. А, ну, в секту ушел, умом повредился, суицидальный культ. А я, мол, и знаком-то с ним не был почти… Только культ был никакой не суицидальный…
— Дэн… Дэн! Послушай… Да, я его знал, и про “Ковчег”, конечно, знал… Вообще многих из “Ковчега” знал. И с Кристинкой я тогда еще познакомился… Знаешь, почему я тебе не сказал? Я хотел, чтоб ты раскопал эту историю. Ты. Сам. Тебе б просто нечего было делать, если б я все выложил, что знал… А так — ты полез в это, ты стал спрашивать, ты разворошил весь муравейник…
— Подставился неслабо…
— Имя себе сделал…
— Мне спасибо тебе сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104