Посмотрим, что дорогой «доктор» Форстер нам поведает.
– Около трех лет назад Алисе стали сниться кошмары.
Он снова покхекал, глядя в свои заметки.
– Возвращающиеся сны. Очень тревожные. Они повторялись все чаще и достигли кульминации в конце девяносто первого, начале девяносто второго… Я весьма успешно лечил девочку в течение девяносто второго года, и зимой кошмары прекратились. Тем не менее…
Анита с нетерпением ждала продолжения.
– Тем не менее рискну утверждать, что пресловутая «комната с видеокассетами», которая так вас занимает, – часть галлюцинаций.
Кхе-кхе…
– Что вы хотите этим сказать? – холодно спросила Анита.
Казалось, Форстер подыскивает правильную формулировку.
– Ну-у… Я полагаю, что «комната с видеозаписями» – вымысел больного сознания ребенка, который она транспонировала на реальность.
– Вы это серьезно? А кассета, которую мы видели, – тоже кошмарный сон?
Доктор примиряющим жестом поднял руку.
– Прошу вас, успокойтесь. Нет. Конечно нет. Этого я не утверждаю. Я говорю исключительно о «комнате с видеозаписями». Кассета случайно оказалась в доме Кристенсенов, которые действительно хранили у себя порнографические фильмы для дальнейшего использования в экспериментальном кино, и…
Анита открыла было рот, чтобы ответить, но передумала, и Петер вступил в игру.
– Экспериментальное кино? Так вы называете съемки, где девушке разворачивают анус электрическим ножом?
Форстер бросил на Петера мимолетный взгляд. В этом взгляде странным образом смешивались глухая тревога, сочувствие, отвращение и фатализм. Он снова откашлялся и продолжил так, словно ничего не случилось:
– Боюсь, я недостаточно ясно выразился. Есть еще один важный момент, о котором я не решился вам сообщить… Профессиональная тайна…
Анита предоставила ему самому разбираться с собственной совестью.
– Единственное, что я могу сказать, – речь идет о проецировании кошмаров на реальность. Отправной точкой, разумеется, были некоторые элементы действительности, встраивающиеся в предуготовленный сценарий. Комната с видеозаписями – элемент, созданный воображением, кассета – факт действительности.
Анита не верила своим ушам.
– Видите ли, все подобные сны – крайне неудачное разрешение эдипова комплекса, который в Алисином случае приобрел гипертрофированные размеры.
«Посмотрим, до какой степени он раздует эти размеры», – подумала пораженная Анита.
Доктор пролистнул несколько страниц в поисках нужного места и прочел:
– Все сны имеют одинаковую структуру и закручены вокруг разрушительного образа Матери, все укладывается в схему ужасающей борьбы и погони, то есть инцестрального каннибализма. Отец всегда возникает как далекий загадочный персонаж, носитель света, одетый в костюм тореро или моряка. Алиса отчаянно стремится к нему, а мать гонится за ней с ножом или с пистолетом…
В уголках губ Форстера появилась хитроватая складка, глаза светились детской радостью.
Анита была парализована дьявольской точностью его анализа. Она понимала, к чему он ведет.
Старик захлопнул папку.
– Итак, позвольте спросить: а не совершает ли наша юная беглянка то, что до нее проделывали миллионы других, похожих на нее детей, – превращает сон в реальность? Большая Игра. Убежать от соперницы-матери к отцу, сделать сон реальностью, представить мать богомолом из-за той злополучной кассеты, которая свела на нет месяцы кропотливой работы.
В его голосе Анита услышала искренние нотки. А что, если этот «доктор» психо-каких-то там наук говорит правду?
– Вы повторили бы это на суде под присягой, доктор Форстер?
Она специально сделала упор на слове «доктор».
В ответ Форстер слегка пожал плечами, словно избавлялся от непосильной ноши.
– Я бы сказал, что эта теория имеет право на существование, многое объясняет и что подобные случаи встречаются чаще, чем нам бы того хотелось, у детей Алисиного возраста, особенно когда родители разводятся. Невротический бред. Побеги из дома… А теперь, возможно, наркотики и проституция…
– Значит, именно так вы бы выступили? Вот диагноз – невротические фантазии, связанные с неизлеченным эдиповым комплексом?
– Я заявил бы, что это весьма вероятно, учитывая два с половиной года работы и около тридцати проанализированных снов.
Тон его был безапелляционным. Дитер Борвальт курил сигару, едва заметно улыбаясь.
– Ладно, – проговорила Анита. – А теперь пусть один из вас объяснит мне, как мадемуазель Чатарджампа оказалась на этой кассете?
Форстера ничуть не смутило упоминание имени жертвы.
Адвокат кашлянул:
– Мы с доктором очень плохо знали эту девушку, поскольку бывали в доме Кристенсенов только по праздникам.
– Вас удивило ее исчезновение? Я хочу знать ваше мнение. Как вы объясните тот факт, что юная студентка из Шри-Ланки внезапно исчезает, а потом у ее бывших работодателей – и ваших нынешних, кстати, – появляется кассета, запечатлевшая ее смерть?
Плечи доктора, продолжавшего созерцать горные вершины, передернулись. Анита решила дожать его.
– Будьте откровенны, доктор, забудьте о психоанализе. Почему, как эта молодая студентка стала героиней этого, с позволения сказать, фильма, где некто отрезает ей груди электрическим ножом? Кто, по-вашему, способен на такое?
Доктор обернулся: он был в бешенстве, глаза метали молнии. Он мгновенно овладел собой, и только дрожь в голосе выдавала сдерживаемые чувства.
– Не знаю, инспектор, и мне кажется, что именно полиция обязана раскрывать подобные дела!
– Что я и пытаюсь делать…
– Я видел Сунью один или два раза, на приемах у Евы Кристенсен… Она отвечала за Алису…
Он назвал ее по имени, хотя тон оставался спокойным. Гневное тремоло затихало.
– С другой стороны, вам не хуже меня известно, что именно молодые иностранки, оторванные от привычной среды, чаще всего становятся объектами индустрии такого рода.
– Да, – согласилась Анита, – именно поэтому дельцы от порнобизнеса так мне омерзительны!
В глазах Форстера промелькнуло странное выражение. Он уже готов был что-то сказать, но тут вмешался Дитер Борвальт:
– Давайте все проясним. Что именно вы хотите узнать? Должен ли я напоминать, что ваш ордер распространяется только на Еву Кристенсен и Вильхейма Брюннера и что мы с доктором Форстером согласились на этот допрос с единственной целью – помочь правосудию нашей страны?
Анита не стала говорить, что она обо всем этом думает.
– Я собираю информацию. Пытаюсь понять. Делаю свою работу, если хотите.
– Полагаю, больше мы ничем не сможем вам помочь.
Первое по-настоящему честное высказывание за целый день.
Они покинули дом, и Петер повез ее в аэропорт Цюриха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Около трех лет назад Алисе стали сниться кошмары.
Он снова покхекал, глядя в свои заметки.
– Возвращающиеся сны. Очень тревожные. Они повторялись все чаще и достигли кульминации в конце девяносто первого, начале девяносто второго… Я весьма успешно лечил девочку в течение девяносто второго года, и зимой кошмары прекратились. Тем не менее…
Анита с нетерпением ждала продолжения.
– Тем не менее рискну утверждать, что пресловутая «комната с видеокассетами», которая так вас занимает, – часть галлюцинаций.
Кхе-кхе…
– Что вы хотите этим сказать? – холодно спросила Анита.
Казалось, Форстер подыскивает правильную формулировку.
– Ну-у… Я полагаю, что «комната с видеозаписями» – вымысел больного сознания ребенка, который она транспонировала на реальность.
– Вы это серьезно? А кассета, которую мы видели, – тоже кошмарный сон?
Доктор примиряющим жестом поднял руку.
– Прошу вас, успокойтесь. Нет. Конечно нет. Этого я не утверждаю. Я говорю исключительно о «комнате с видеозаписями». Кассета случайно оказалась в доме Кристенсенов, которые действительно хранили у себя порнографические фильмы для дальнейшего использования в экспериментальном кино, и…
Анита открыла было рот, чтобы ответить, но передумала, и Петер вступил в игру.
– Экспериментальное кино? Так вы называете съемки, где девушке разворачивают анус электрическим ножом?
Форстер бросил на Петера мимолетный взгляд. В этом взгляде странным образом смешивались глухая тревога, сочувствие, отвращение и фатализм. Он снова откашлялся и продолжил так, словно ничего не случилось:
– Боюсь, я недостаточно ясно выразился. Есть еще один важный момент, о котором я не решился вам сообщить… Профессиональная тайна…
Анита предоставила ему самому разбираться с собственной совестью.
– Единственное, что я могу сказать, – речь идет о проецировании кошмаров на реальность. Отправной точкой, разумеется, были некоторые элементы действительности, встраивающиеся в предуготовленный сценарий. Комната с видеозаписями – элемент, созданный воображением, кассета – факт действительности.
Анита не верила своим ушам.
– Видите ли, все подобные сны – крайне неудачное разрешение эдипова комплекса, который в Алисином случае приобрел гипертрофированные размеры.
«Посмотрим, до какой степени он раздует эти размеры», – подумала пораженная Анита.
Доктор пролистнул несколько страниц в поисках нужного места и прочел:
– Все сны имеют одинаковую структуру и закручены вокруг разрушительного образа Матери, все укладывается в схему ужасающей борьбы и погони, то есть инцестрального каннибализма. Отец всегда возникает как далекий загадочный персонаж, носитель света, одетый в костюм тореро или моряка. Алиса отчаянно стремится к нему, а мать гонится за ней с ножом или с пистолетом…
В уголках губ Форстера появилась хитроватая складка, глаза светились детской радостью.
Анита была парализована дьявольской точностью его анализа. Она понимала, к чему он ведет.
Старик захлопнул папку.
– Итак, позвольте спросить: а не совершает ли наша юная беглянка то, что до нее проделывали миллионы других, похожих на нее детей, – превращает сон в реальность? Большая Игра. Убежать от соперницы-матери к отцу, сделать сон реальностью, представить мать богомолом из-за той злополучной кассеты, которая свела на нет месяцы кропотливой работы.
В его голосе Анита услышала искренние нотки. А что, если этот «доктор» психо-каких-то там наук говорит правду?
– Вы повторили бы это на суде под присягой, доктор Форстер?
Она специально сделала упор на слове «доктор».
В ответ Форстер слегка пожал плечами, словно избавлялся от непосильной ноши.
– Я бы сказал, что эта теория имеет право на существование, многое объясняет и что подобные случаи встречаются чаще, чем нам бы того хотелось, у детей Алисиного возраста, особенно когда родители разводятся. Невротический бред. Побеги из дома… А теперь, возможно, наркотики и проституция…
– Значит, именно так вы бы выступили? Вот диагноз – невротические фантазии, связанные с неизлеченным эдиповым комплексом?
– Я заявил бы, что это весьма вероятно, учитывая два с половиной года работы и около тридцати проанализированных снов.
Тон его был безапелляционным. Дитер Борвальт курил сигару, едва заметно улыбаясь.
– Ладно, – проговорила Анита. – А теперь пусть один из вас объяснит мне, как мадемуазель Чатарджампа оказалась на этой кассете?
Форстера ничуть не смутило упоминание имени жертвы.
Адвокат кашлянул:
– Мы с доктором очень плохо знали эту девушку, поскольку бывали в доме Кристенсенов только по праздникам.
– Вас удивило ее исчезновение? Я хочу знать ваше мнение. Как вы объясните тот факт, что юная студентка из Шри-Ланки внезапно исчезает, а потом у ее бывших работодателей – и ваших нынешних, кстати, – появляется кассета, запечатлевшая ее смерть?
Плечи доктора, продолжавшего созерцать горные вершины, передернулись. Анита решила дожать его.
– Будьте откровенны, доктор, забудьте о психоанализе. Почему, как эта молодая студентка стала героиней этого, с позволения сказать, фильма, где некто отрезает ей груди электрическим ножом? Кто, по-вашему, способен на такое?
Доктор обернулся: он был в бешенстве, глаза метали молнии. Он мгновенно овладел собой, и только дрожь в голосе выдавала сдерживаемые чувства.
– Не знаю, инспектор, и мне кажется, что именно полиция обязана раскрывать подобные дела!
– Что я и пытаюсь делать…
– Я видел Сунью один или два раза, на приемах у Евы Кристенсен… Она отвечала за Алису…
Он назвал ее по имени, хотя тон оставался спокойным. Гневное тремоло затихало.
– С другой стороны, вам не хуже меня известно, что именно молодые иностранки, оторванные от привычной среды, чаще всего становятся объектами индустрии такого рода.
– Да, – согласилась Анита, – именно поэтому дельцы от порнобизнеса так мне омерзительны!
В глазах Форстера промелькнуло странное выражение. Он уже готов был что-то сказать, но тут вмешался Дитер Борвальт:
– Давайте все проясним. Что именно вы хотите узнать? Должен ли я напоминать, что ваш ордер распространяется только на Еву Кристенсен и Вильхейма Брюннера и что мы с доктором Форстером согласились на этот допрос с единственной целью – помочь правосудию нашей страны?
Анита не стала говорить, что она обо всем этом думает.
– Я собираю информацию. Пытаюсь понять. Делаю свою работу, если хотите.
– Полагаю, больше мы ничем не сможем вам помочь.
Первое по-настоящему честное высказывание за целый день.
Они покинули дом, и Петер повез ее в аэропорт Цюриха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107