Но каюта, в которую их привел худой в сером, оказалась ничего себе — просторная, светлая, с туалетом и даже душем, на стенах картины, под потолком телевизор, на полу ковер. На столике — букет роз, еще больше, чем в прошлый раз передал Татьяне Сметанин, под букетом — накрытый стол с вином, коньяком и бутербродами. Вежливый стюард в белоснежном кителе, с приветливой улыбкой помог Бальгану и Татьяне расположиться. А потом сказал, что для них, Бальгана, Татьяны и еще певца Алмаза, накрыт столик у сцены в зале, который они смогут занять сразу же после выступления. И добавил, что певец Алмаз уже приехал и в данный момент готовится к выступлению в соседней каюте.
— Вот видишь, — проговорил Бальган, — а ты возмущалась. Все нормально же, хорошо встретили. Пойду я зайду к Алмазу, потом схожу в зал, погляжу, что там за сцена, заодно и где наш столик узнаю…
Он ушел, Татьяна села перед зеркалом и начала готовиться к своему выходу. Сделала грим поярче — все-таки вечернее выступление, полумрак будет царить, явно на этом «Титанике» сценического света нет, надо поярче накраситься. Побольше помады и туши для ресниц. В двери каюты заглянул Алмаз и, увидев Татьяну, выскочил.
— Алмаз, — позвала Татьяна, — зайди, пожалуйста…
Певец заглянул снова, брови его были нахмурены, и он пробурчал, что искал Бальгана, и спросил, не знает ли Татьяна, куда продюсер делся?
— Ты прости меня, Алмаз, за то, что я тебе стукнула, — сказала Татьяна, — да и вообще, что говорю иногда фигню всякую. Простишь?
— Да ладно, — кивнул Алмаз, — всякое бывает.
Он был человеком отходчивым — долго злиться не умел. У Татьяны от души отлегло. Она не любила людей обижать, даже если это были певцы или продюсеры. Она сказала Алмазу, что Бальган ушел смотреть сценическую площадку, и пригласила его к себе перед выступлением выпить рюмочку коньяку для окончательного примирения. Алмаз согласился и вышел. Бальган вернулся минут через десять немного не в себе и сказал, встав на всякий случай подальше от Татьяны:
— Тут меня попросили товарищи… То есть господа… Ну, ты их видела по телевизору…
Он перешел на шепот и назвал фамилии, которые были у всех на слуху и которые финансовые журналы печатали в каждом номере, а потом опять перешел на громкий голос:
— Так вот, эти господа меня очень просили, чтобы ты из именинного торта неожиданно появилась перед Сметаниным…
— Что? — Татьяна повернулась к продюсеру. Один глаз у нее был уже накрашен, а второй еще нет, отчего лицо приобрело пугающее выражение. Но Бальган на яхте чувствовал себя уже хозяином положения — Татьяне деваться было некуда, ничего страшного, поломается и согласится.
— А что тут такого? — искренне удивился Бальган. — Этакий фокус-покус, алле-оп! Торт огромный, он покрыт сверху только кремом, а внутри пустое место и сзади дверка замаскированная. Знаешь, как будет эффектно, если торт стюарды вывезут, на нем свечечки горят, все аплодируют, а тут ты с гитарой из него — раз!!! «Хэппи бездей ту ю, хэппи бездей ту ю, хэппи бездей, Сметанин, хэппи бездэй ту ю!» Здорово ведь, представь только, как он обрадуется! И денег нам добавят за это. Тебе лично тридцать тысяч долларов удалось сторговать. Вот!
Бальган эффектно вытащил из кармана три толстенькие пачки стодолларовых купюр, перетянутые разноцветными резинками для денег, подошел к ней и положил деньги на стол рядом с Татьяной. Она локтем столкнула пачки долларов, и они упали на пол.
— Я сюда петь приехала свои песни, — сказала Татьяна, еле сдерживаясь чтобы не двинуть продюсера кулаком в живот, — а не паясничать, вылезая из торта!
— Да если хочешь знать, этой публике вообще все твои песни до фонаря! — вспылил Бальган и даже топнул ножкой, что с ним случалось нечасто. — Лучшая музыка для них — это шелест денег, другая музыка им и вовсе не нужна! Тебя пригласили сюда не из-за песен, а потому что Сметанину ты нравишься! Блажь такая у мужика — нравишься ты ему. Остальные гости даже знать не знают, кто ты есть, они вообще российскую эстраду не слушают! У них столько бабок, что для них, если они захотят, даже сама Мадонна не то что из торта, из унитаза выскочит, а Паваротти будет свиной окорок изображать. А ты ломаешься, как дура последняя! Подумаешь, надо подурачиться пять минут и получить уйму денег! Я бы сам в торт залез, да мне никто не предлагает!
— Так ты про торт давно знал? — поинтересовалась Татьяна. — И мне ничего не сказал?
— Ничего я не знал, — ответил Бальган, — самим устроителям только сейчас пришла в голову такая идея. Они хотели стриптизершу, мисс Бюст-2004, посадить в торт, но решили, что это будет не очень уместное зрелище, ведь многие господа приехали на праздник с женами. Вроде как неприлично тут батонами трясти.
— И вместо стриптизерки решили меня туда засунуть? — чуть не расхохоталась Татьяна.
Ее просто трясло от негодования. Она пишет песни, вкладывает в них душу, мечтает, что мир от этого станет хоть чуть-чуть лучше и чище, а ее сажают в торт вместо стриптизерки, чтобы поразвлекать олигарха-именинника!
— Короче, как хочешь! — сказал Бальган, весь красный от гнева. — Я пошел в зал, подожду там пятнадцать минут. Если надумаешь деньги взять и из торта выпрыгнуть, то мне позвони — торт прикатят. Я сюда больше не вернусь, буду в зале.
Он повернулся и вышел. Деньги так и остались лежать на столе. Буквально через три минуты в каюту постучался Алмаз — пришел выпить коньячку перед выступлением. У него в каюте тоже был накрыт стол, но он решил свое угощение поэкономить — выпить и закусить на халяву у Татьяны. Войдя, он сразу же увидел на полу три пачки стодолларовых купюр.
— Чего это у тебя деньги-то валяются? — поинтересовался Алмаз.
— Мне Бальган предложил из торта выпрыгнуть, спеть «Хэппи бездей ту ю» и предложил за это тридцать тысяч баксов, — ответила Татьяна, — а я не хочу…
— Не хочешь за тридцатник дурака повалять? — удивился Алмаз, и глаза его загорелись алчным огнем. — Давай тогда я выпрыгну, мне как раз тридцать тысяч нужны, я хочу себе спортивный «Ягуар» взять, и ровно тридцатника не хватает!
— Да пожалуйста, — ответила Татьяна, — что мне, жалко?..
Алмаз присел возле столика, поднял с пола деньги, распихал их по карманам, но, видимо, карман они жгли, поэтому он сказал Татьяне, что сбегает в свою каюту, там спрячет деньги и вернется, чтобы выпить коньяк за мировую. Как только он вышел за дверь, Татьяна набрала на своем мобильном номер Бальгана и сказала:
— Слышишь, авантюрист, я согласна. Присылай торт!
Олигарх Сметанин, пунцовый от смущения, принимал поздравления от друзей и коллег по «цеху». Он к своим сорока восьми годам добился в жизни того, о чем иной и мечтать не смел, — замки в Европе, квартиры по всему миру, собственные заводы, фабрики, банки, корабли, самолеты и прочее, прочее, прочее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76