» — ответил он.
«Не виляй!»
«Меня „заказали“».
«Кто?»
«Еще не знаю. Есть „братки“. Есть другие. Много».
«Я с тобой. Всегда».
«Зачем?»
«Идиот!» — написала я.
— Дура! — заорал он.
Медсестра, возившаяся со шприцами в дальнем углу спальной, перепуганно ахнула и оглянулась.
Но мы уже ржали, стукаясь лбами.
Наверное, для того, чтобы понять, что для тебя значит человек, нужно вот такое — когда его могло не стать и он больше бы не был. Все мои закидоны и соображения куда-то улетели, растворились в этом каком-то новом счастье — он есть!
И все стало совершенно иным, все приобрело совершенно другое, неизвестное раньше значение. Каждый день, каждый час, каждая минута теперь для меня были просто драгоценными, и, кажется, я впервые поняла, что любить — это прежде всего не брать то, что щедро и безоглядно дают тебе, но отдавать. Всю себя, до донышка, не задумываясь, что там в остатке, ничего не оставляя на завтра, ничего не просчитывая и не прикидывая. Кажется, я мощно и безоговорочно поглупела, просыпалась с ощущением какого-то бесконечного солнечного праздника, ликования и ни от чего не уставала, как будто меня подпитывал какой-то новый источник могучей, неиссякаемой силы.
Элга посматривала на меня с неясным удивлением, но как-то за завтраком не выдержала и сказала:
— Это явление метеорологическое, климатическое или гинекологическое?
— Что именно?
— Я вынуждена признать, что вы похорошели. — Она задумчиво выпустила перед собой струйку табачного дыма и рассекла ее пальцем. — Распустили лепестки, как майская розочка, несмотря на то что скоро Рождество. От вас исходит запах улыбки. И я уже не наблюдаю шипов и колючек, которые недавно вы мне не без успеха демонстрировали. Вы припрятали клыки и втянули когти.
— Очевидно, меня хорошо и вовремя кормят и дрессировщик неплох! А?
— Кажется, вас готовят к большому аттракциону? И когда вы полагаете выйти на манеж в нашем идиотском цирке?
— Понятия не имею…
Элга унюхала точно — Сим-Сим явно переводил меня на какой-то новый уровень. И по-моему, все это было как-то связано с ночной бомбардировкой. Во всяком случае, вел он себя со мной совсем не так, как раньше. Сам он в Москву не выезжал, да и не смог бы, пока не залижет свои героические пробоины и ожоги, тем более что это бы вызвало ненужное любопытство (шухер в доме подавался как взрыв бытового газа в одряхлевшей системе, которая дала протечку), ремонтники в три дня накрыли крышу новым стеклянным колпаком, и снаружи дом уже смотрелся так, словно ничего не случилось.
В самом кабинете работы было невпроворот, я как-то заглянула, и новое остекление мне не понравилось, оно было тонированное, дымчатое и меняло цвет и прозрачность в зависимости от солнца, пригашая яркость; от этого казалось, что это не комната, а аквариум, заполненный зеленоватой водой. Окна ставили новые, с тройным остеклением, бронированные. Кажется, бронированным был и колпак.
Туманский вышибал меня в главный офис каждое утро, составлял писулечки, что и как я должна делать и с кем встречаться в течение дня, я вымачивалась и не успевала каждый вечер возвращаться из Москвы, и как-то так вышло, что я стала застревать там на недели и приезжала к нему только по выходным.
Сим-Сим настаивал, чтобы я использовала под постой их квартиру на Сивцевом Вражке, но я наотрез отказалась переступить тот порог без него, а если честно, просто боялась еще одной встречи с Ниной Викентьевной и что-нибудь нарушить в квартире, где они жили вместе В общем, решила, что так — честнее.
Так что застревала я на ночь в Москве в номерке нашего постоялого двора, там было не роскошно, но мне и нужно было. койка, чтобы рухнуть, умывалка с зеркалом и душем и шкаф под барахлишко.
Самое смешное — я обзавелась личным телохраном. Оказывается, этого потребовал Сим-Сим. Парень прилип ко мне как банный лист, симпатичный битюжок с совершенно детским личиком и безмятежными глазами, чуть меня моложе. Он был мастером по рукопашному бою, кончил какую-то спецшколу для телохранов, звали его Дима, он отличался совершенно чудовищной молчаливостью, и только изредка я от него слышала: «Туда можно», «Туда нельзя», «Допустимо» и «Не положено». Если честно, работы у него не было почти никакой, Туманский напрочь мне запретил светиться в Москве, я послушно отклоняла все и всяческие приглашения и даже не поддалась Кену, который один раз хотел затащить меня в какой-то новый китайский ресторанчик на акульи плавники и еще что-то трепанговое, а во второй раз раздобыл билеты на показ мод с участием Наоми Кэмпбелл, прилетевшей на один вечер в Москву.
Мне было как-то не до мод, все, что удивляло раньше, было, в общем, шелуха, и только, теперь я по-настоящему, но, конечно, не до конца, стала представлять, чем и как рулила Туманская.
Ее главный офис на Ордынке был расчетливо скромен и ни с какого боку не походил на новомодные главные штабы других фирм и корпораций, псе эти навороченные высоченные строения с псевдокремлевскими башнями и куполами на макушках чуть ли не в поднебесье. Ни на воротах, ни на главном входе в старинный не то купеческий, не то дворянский двухэтажный особнячок с пристройками даже официальной вывески не было. Двор был хорошо вымощен брусчаткой, колонны, небольшой портик, стены, крашенные в традиционные московские желтоватые тона, все теплое, уютное, чистенькое, но и только.
Все остальное было продуманно разбросано по разным районам Москвы под разными вывесками и, казалось, не имеет между собой никакой связи: где-то в Перове был коммерческий банк, возле Рижского вокзала — аналитический и вычислительный центр с мощным штатом программистов и прочих спецов, в Мытищах — транспортная фирма, занимавшаяся междугородними и международными перевозками и имевшая больше двух сотен автотягачей и фур к ним, в основном «вольвовских», под Подольском в цехах какой-то бывшей номерной «оборонки» собирали из деталей, завезенных россыпью из каких-то Индонезии и Малайзии, классные компьютеры, где-то на Москве шустрили по продаже квартир некрупные риелтерские фирмочки, работали пара оптовых баз по продовольствию и мебельные салоны.
Было еще много всего, и не только в Москве, чего я не могла сразу охватить взглядом, но главное, что все это существовало, крутилось, набухало Большой Монетой под разными вывесками, разными именами и фамилиями и на первый взгляд не имело ничего общего с особнячком на Ордынке, и, пожалуй, только считанные и особо доверенные люди знали, что за всем этим скрывают себя Туманские, но, в общем-то, именно она, Нина Викентьевна. У нее был какой-то особенный нюх на удачу, она не боялась рисковать и как-то умудрялась держать все это хозяйство под присмотром.
В этом особнячке и был мозговой центр, куда все стекалось и где принимались судьбоносные решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
«Не виляй!»
«Меня „заказали“».
«Кто?»
«Еще не знаю. Есть „братки“. Есть другие. Много».
«Я с тобой. Всегда».
«Зачем?»
«Идиот!» — написала я.
— Дура! — заорал он.
Медсестра, возившаяся со шприцами в дальнем углу спальной, перепуганно ахнула и оглянулась.
Но мы уже ржали, стукаясь лбами.
Наверное, для того, чтобы понять, что для тебя значит человек, нужно вот такое — когда его могло не стать и он больше бы не был. Все мои закидоны и соображения куда-то улетели, растворились в этом каком-то новом счастье — он есть!
И все стало совершенно иным, все приобрело совершенно другое, неизвестное раньше значение. Каждый день, каждый час, каждая минута теперь для меня были просто драгоценными, и, кажется, я впервые поняла, что любить — это прежде всего не брать то, что щедро и безоглядно дают тебе, но отдавать. Всю себя, до донышка, не задумываясь, что там в остатке, ничего не оставляя на завтра, ничего не просчитывая и не прикидывая. Кажется, я мощно и безоговорочно поглупела, просыпалась с ощущением какого-то бесконечного солнечного праздника, ликования и ни от чего не уставала, как будто меня подпитывал какой-то новый источник могучей, неиссякаемой силы.
Элга посматривала на меня с неясным удивлением, но как-то за завтраком не выдержала и сказала:
— Это явление метеорологическое, климатическое или гинекологическое?
— Что именно?
— Я вынуждена признать, что вы похорошели. — Она задумчиво выпустила перед собой струйку табачного дыма и рассекла ее пальцем. — Распустили лепестки, как майская розочка, несмотря на то что скоро Рождество. От вас исходит запах улыбки. И я уже не наблюдаю шипов и колючек, которые недавно вы мне не без успеха демонстрировали. Вы припрятали клыки и втянули когти.
— Очевидно, меня хорошо и вовремя кормят и дрессировщик неплох! А?
— Кажется, вас готовят к большому аттракциону? И когда вы полагаете выйти на манеж в нашем идиотском цирке?
— Понятия не имею…
Элга унюхала точно — Сим-Сим явно переводил меня на какой-то новый уровень. И по-моему, все это было как-то связано с ночной бомбардировкой. Во всяком случае, вел он себя со мной совсем не так, как раньше. Сам он в Москву не выезжал, да и не смог бы, пока не залижет свои героические пробоины и ожоги, тем более что это бы вызвало ненужное любопытство (шухер в доме подавался как взрыв бытового газа в одряхлевшей системе, которая дала протечку), ремонтники в три дня накрыли крышу новым стеклянным колпаком, и снаружи дом уже смотрелся так, словно ничего не случилось.
В самом кабинете работы было невпроворот, я как-то заглянула, и новое остекление мне не понравилось, оно было тонированное, дымчатое и меняло цвет и прозрачность в зависимости от солнца, пригашая яркость; от этого казалось, что это не комната, а аквариум, заполненный зеленоватой водой. Окна ставили новые, с тройным остеклением, бронированные. Кажется, бронированным был и колпак.
Туманский вышибал меня в главный офис каждое утро, составлял писулечки, что и как я должна делать и с кем встречаться в течение дня, я вымачивалась и не успевала каждый вечер возвращаться из Москвы, и как-то так вышло, что я стала застревать там на недели и приезжала к нему только по выходным.
Сим-Сим настаивал, чтобы я использовала под постой их квартиру на Сивцевом Вражке, но я наотрез отказалась переступить тот порог без него, а если честно, просто боялась еще одной встречи с Ниной Викентьевной и что-нибудь нарушить в квартире, где они жили вместе В общем, решила, что так — честнее.
Так что застревала я на ночь в Москве в номерке нашего постоялого двора, там было не роскошно, но мне и нужно было. койка, чтобы рухнуть, умывалка с зеркалом и душем и шкаф под барахлишко.
Самое смешное — я обзавелась личным телохраном. Оказывается, этого потребовал Сим-Сим. Парень прилип ко мне как банный лист, симпатичный битюжок с совершенно детским личиком и безмятежными глазами, чуть меня моложе. Он был мастером по рукопашному бою, кончил какую-то спецшколу для телохранов, звали его Дима, он отличался совершенно чудовищной молчаливостью, и только изредка я от него слышала: «Туда можно», «Туда нельзя», «Допустимо» и «Не положено». Если честно, работы у него не было почти никакой, Туманский напрочь мне запретил светиться в Москве, я послушно отклоняла все и всяческие приглашения и даже не поддалась Кену, который один раз хотел затащить меня в какой-то новый китайский ресторанчик на акульи плавники и еще что-то трепанговое, а во второй раз раздобыл билеты на показ мод с участием Наоми Кэмпбелл, прилетевшей на один вечер в Москву.
Мне было как-то не до мод, все, что удивляло раньше, было, в общем, шелуха, и только, теперь я по-настоящему, но, конечно, не до конца, стала представлять, чем и как рулила Туманская.
Ее главный офис на Ордынке был расчетливо скромен и ни с какого боку не походил на новомодные главные штабы других фирм и корпораций, псе эти навороченные высоченные строения с псевдокремлевскими башнями и куполами на макушках чуть ли не в поднебесье. Ни на воротах, ни на главном входе в старинный не то купеческий, не то дворянский двухэтажный особнячок с пристройками даже официальной вывески не было. Двор был хорошо вымощен брусчаткой, колонны, небольшой портик, стены, крашенные в традиционные московские желтоватые тона, все теплое, уютное, чистенькое, но и только.
Все остальное было продуманно разбросано по разным районам Москвы под разными вывесками и, казалось, не имеет между собой никакой связи: где-то в Перове был коммерческий банк, возле Рижского вокзала — аналитический и вычислительный центр с мощным штатом программистов и прочих спецов, в Мытищах — транспортная фирма, занимавшаяся междугородними и международными перевозками и имевшая больше двух сотен автотягачей и фур к ним, в основном «вольвовских», под Подольском в цехах какой-то бывшей номерной «оборонки» собирали из деталей, завезенных россыпью из каких-то Индонезии и Малайзии, классные компьютеры, где-то на Москве шустрили по продаже квартир некрупные риелтерские фирмочки, работали пара оптовых баз по продовольствию и мебельные салоны.
Было еще много всего, и не только в Москве, чего я не могла сразу охватить взглядом, но главное, что все это существовало, крутилось, набухало Большой Монетой под разными вывесками, разными именами и фамилиями и на первый взгляд не имело ничего общего с особнячком на Ордынке, и, пожалуй, только считанные и особо доверенные люди знали, что за всем этим скрывают себя Туманские, но, в общем-то, именно она, Нина Викентьевна. У нее был какой-то особенный нюх на удачу, она не боялась рисковать и как-то умудрялась держать все это хозяйство под присмотром.
В этом особнячке и был мозговой центр, куда все стекалось и где принимались судьбоносные решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84