Он стал спускаться, но не одолел еще и пяти ступенек, как над головой отворилось окно и в нем появился детина в тельняшке, рычащий диким манером. Он рычал так, словно индюка утащили прямо с его тарелки.
Вася попробовал спускаться быстрее, но это так разозлило детину, что он даже рычать перестал. Правда, тишина царила только секунду или даже десятую долю секунды. Владелец индюка ухватил лестницу за концы, оттолкнул ее от стены и заорал:
— Стой, не то хряпнешься, как с бомрея! Как с топа засвистишь!
С высоты второго этажа Вася глянул вниз — там был твердый асфальт.
Я инвалид третьей группы, в колонии я устроюсь дневальным, подумал Вася и решил — пусть лучше падает индюк. Индюк упал мягко, как перезрелая слива, и развалился на грязном асфальте.
— Ты сам его вымоешь! — орало сверху чудище в тельняшке. — Ты его у меня вымоешь десять раз. Сто раз!
Тем временем кто-то позвонил в милицию. Васю сняли с лестницы осторожно и ласково, как снимают с деревьев беглых попугаев и канареек.
Вася — Кот попал в совсем небольшую колонию. В рабочей зоне полировали корпуса для каких-то радиоприемников и клеили целлофановые мешочки для конфет, а в жилой зоне по вечерам играли в волейбол и пинг-понг. Так как на определенной части земного шара время аристократии уже миновало, вор-баронетт «Вася-Кот» занимался, как было записано в характеристике, общественно полезным трудом — убирал секцию — так в колонии назывались камеры. Подметал полы и стирал пыль. На работе он особо не надрывался, в кухню к обеду приходил первым и потому успевал еще отхватить добавку. Свободного времени было много. Он наряжался в сапоги и пиджак и прогуливался по двору, держа папиросу в углу рта. Если ему встречался подобный же «аристократ», они прогуливались вместе, степенно переговариваясь. Разговор обычно начинался с перечисления дат и мест, где тогда находились колонии, и с воспоминаний о том, как тогда в колониях правили «аристократы», как курили план, как ели сало, бездельничали и валялись на нарах, тренькали на гитарах, играли в карты и домино. И в воспоминаниях они опять становились властителями, а не какими-то дневальными с метлой.
Вася — Кот хорошо играл в карты и домино, фактически это умение и возвысило его до ранга «аристократа» — пользоваться своей мощной глоткой он научился уже потом. В карты он играл даже слишком хорошо и в колонии больше не мог найти себе партнера. Лучше всего он играл в «буру», но не брезговал и «очком».
Как—то раз, когда Вася-Кот красовался во дворе в своих сверкающих сапогах, в жилую зону ввели этап новеньких из тюрьмы. Съежившиеся, будто напуганные, они стояли у дверей вещевого склада и ждали, когда им выдадут матрацы и одеяла.
Вася, конечно, сейчас же пошел поболтать:
— Сколько дали? Из какой камеры? А Федя Зуб там не сидел? Что за птица? В который раз?
Все, за исключением невысокого, но очень плечистого человека — он выглядел почти квадратным — видели колонии не только снаружи. У квадратного было до смешного печальное лицо и большие оттопыренные уши. Его звали Никифором, и он сказал, что заведовал поселковым магазином, а в колонию его отправили потому, что недостача была очень велика, а еще он назвал судью вшой.
— Как здесь кормят? — спросил он.
— Мясо два раза в день, — ответил Вася-Кот и подмигнул остальным, которые уже ухмылялись.
— А на ужин?
— Жареная рыба.
— Хорошо, так жить можно. — Никифор облегченно вздохнул, остальные давились смехом.
Вася — Кот приметил, что на болване-лавочнике шерстяной свитер. Лавочнику он, наверно, был маловат и потому немного растянулся, но ясно было, что он толстый и теплый. Чемоданы этот торговец тоже наверно привез не пустыми.
— В карты играешь? — спросил Вася.
— Во что?
— В «буру».
— Первый раз слышу.
— А в «очко»?
— В «очко» я мастер! Никто во всем поселке не мог меня обыграть. Главное — не надо дергаться, надо банковать. Мне везет в карты. В «очко» я всех обставлял!
Он родился специально для того, чтоб его очистили до рубашки, подумал Вася и незаметно еще раз осмотрел свитер — он был из хорошей шерсти. Не сгодится самому, можно загнать.
Играли на нижних нарах, забравшись в последнюю секцию; сторожу у двери платили по сигарете с банка. Сторож сигналил, если в опасной близости появлялся контролер, Вася ловко совал карты под матрац, и они оба с Никифором бежали к столу и делали вид, будто читают газеты.
Вася дал Никифору выиграть две пачки курева, банку консервов, полкилограмма сахару и драные валенки без галош. Никифор не находил места от радости и ерзал так, что нары скрипели. Ну, теперь Вася видит, что у Никифора нет соперников в картах! Но он добрый, и консервы они за ужином поделят поровну.
Интересно, как ты, Накифор, голым пойдешь на ужин? — подумал Вася, увеличил ставку в три раза, деля банк, подпихнул десятку в середину, чтобы потом забрать ее себе, и сдал Никифору две карты. Для карточного шулера средней руки это обычный трюк. Сторож просунул голову в дверь и просигналил, что поблизости контролер.
В сознании Васи всплыли бедствия карцера и другие неприятности, которыми грозит запрещенная игра в карты. Это пугало его, как пугает подростка основательная трепка, которую он может получить от отца.
Еще придется из-за этой деревенщины две недели сидеть на одних сухарях, испуганно подумал Вася. Нечего возиться, надо по-быстрому обчистить фраера — и баста!
Умей Вася читать мысли, он был бы трагически изумлен — его партнер размышлял точно о том же.
— Девятнадцать… — Вася-Кот открыл карты.
— Двадцать… — Никифор забрал банк.
— Тебе и правда по-свински везет, — от души засмеялся Вася.
Но в следующие десять минут Вася-Кот перестал понимать, что происходит. Карта к Васе не шла. Шестнадцать, семнадцать, девятнадцать… Он распростился с рабочими штанами, полосатой рубашкой и новыми носками. Потом за какие-нибудь две минуты проиграл свой роскошный пиджак.
Вася с силой швырнул его в лицо Никифору, чтобы вывести его из равновесия.
— Жулишь!
— Докажи! — ледяным голосом ответил Никифор, и интонация была совсем необычной для него.
Еще двумя минутами позже Вася простился с ватником и шапкой.
— Прирежу! Пасть порву! Выложу! — кричал Вася.
Услышав шум, бдительный сторож бросил на произвол судьбы еще не полученный гонорар и пустился наутек. У него была надежда на досрочное освобождение, и ему вовсе не светило, чтобы она скапустилась из-за двух дюжин сигарет.
— Ни фига я тебе, жулику, не отдам! — Вася решил кончать игру, забрать свое «незаконно» отнятое имущество и гнать Никифора в шею, а еще на прощанье дать ему табуреткой по ребрам, чтобы злость выместить.
— В Ветлаге такие, как ты, мне сапоги чистили, на Воркуте они мне пятки чесали, чтобы спалось сладко на Колыме… — зарычал Никифор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58