Лопаты не было, он попробовал копать землю куском доски, но она скоро сломалась. Ничего подходящего больше не нашлось, и он стал рыть руками. Обломал все ногти, пальцы болели.
Когда он вернулся на шоссе, до обеда оставалось только пятнадцать минут, но он все же надеялся проскользнуть в лаз незамеченным и, в зависимости от обстоятельств, воспользоваться несколько измененным вариантом алиби. Он нащупал в кармане ключ. Великолепная улика! Вот бы следователь обрадовался… И Сашко закинул ключ в снег.
Такси он все-таки поймал, шофер мчался как черт, потому что Ромуальд пообещал ему за скорость все, что у него оставалось.
У лаза в заборе, через который солдаты из госпиталя убегали к своим девчонкам, стояли два милиционера со служеб-ной собакой на брезентовом поводке. Опоздал! Ромуальд велел ехать к колонии. Несколькими минутами позже он стоял в кабинете начальника и говорил, что до сих пор не может понять, что побудило его к побегу. Чердачная дверь была открыта, он снес вниз куски старой жести и там, у мусорников, увидел лаз в заборе. Дальше он действовал, как во сне. Ходил по улицам… Думал… Сожалел… Потому и воротился…
— А теперь можете кусать себе локти, — огорченно сказал начальник. — Явились бы часом раньше, и, может быть, не пришлось бы передавать дело в суд…
Никто не думал, что суд приговорит Ромуальда к двум годам — это была высшая мера наказания за побег. То, что он вернулся сам, все сочли смягчающим обстоятельством. Суд тоже так считал, однако приговор был суровым — в назидание другим.
22
В то проклятое утро Конрад так и не попал домой. Не имело смысла мчаться в Задвинье на каких-то два часа и потом трястись обратно. Позавтракать он может в кафе или просто купить в магазине пирожков и съесть их у себя в кабинете. Размышляя об этом, он уже ощущал приятный горьковатый вкус чая и его аромат.
— Остановите здесь, у магазина, — сказал Конрад шоферу.
В магазине было полно народу, как обычно сразу после открытия. Кондитерский отдел находился в самом конце, и оттуда плыли соблазнительные запахи.
Сперва Конрад хотел взять полдюжины пирожков, но они были такие теплые, что он попросил полный кулек — наверняка еще кому-нибудь захочется.
Когда они подъехали к министерству, Конрад увидел, что милиционер уже ведет кассиршу магазина с улицы Вирснавас, а из машины вылезает сердитый старик Николай Голубовский.
— Доброе утро! — приветствовал Конрад Голубовского и с сожалением подумал, что пирожкам суждено остыть.
— Здравствуйте! — Голубовский протянул тощую ладонь, и они пожали друг другу руки.
Потом они вместе пошли наверх. Два старика. Один шел враскачку, как моряк, и, мечтая о пирожках, с достоинством отвечал на приветствия. Второй — развалина, семенил мелкими утиными шажками и широкой улыбкой приветствовал тех, кто приветствовал Конрада.
— Насколько я понимаю, — засюсюкал Голубовский, когда они вошли в кабинет Конрада, правда восторжествовала.
— Садитесь, — Конрад предложил свидетелю стул. Тут же в соседней комнате послышалось движение.
Вошел Юрис. В руках у него была вешалка со светло-коричневым плащом покроя реглан. Юрис держал плащ высоко и поворачивал из стороны в сторону: так обычно держат одежду на ярмарочных распродажах и в химчистке, когда хотят разглядеть мелкие пятнышки. Юрис повернул плащ спинкой к Голубовскому.
— Узнаете? — спросил Конрад.
Голубовский пожал плечами, почесал висок, выпятил нижнюю губу.
— Черт его знает… Может быть… Примерно такой был на этом, который ударил… Но утверждать не берусь! Для того, чтобы утверждать, надо быть полностью уверенным. Для того, чтобы утверждать…
— Спасибо, Юрис!
— Для того, чтобы утверждать…
— Вам тоже спасибо! Юрис унес плащ.
Плащ нашли на диване на втором этаже дома Римшей, рядом с брезентовыми инкассаторскими мешочками. Преступник или преступники не хотели возиться с рублями, трешками и пятерками — деньги были рассыпаны по дивану и полу, общая сумма составляла около четырех тысяч. Казалось, все произошло в страшной спешке, потому что один инкассаторский мешочек завалился за диван и остался нетронутым — в нем было почти три тысячи.
— Посмотрите сюда! — Конрад пригласил Голубовского поближе к письменному столу, Он разложил целую серию фотоснимков. С фотоснимков смотрели разные мужчины. И Хуго тоже. Конрад включил настольную лампу, чтобы Голубовскому было лучше видно.
— Не похож ли кто-нибудь из них на человека, который вошел в магазин?
— Тогда?
— Тогда.
Голубовский нацепил на нос очки, его лицо собралось мелкими морщинками. Он сосредоточивался. Он выглядел как человек, который глубоко осознает серьезность доверенного ему задания и готов ради дела принести самые тяжкие жертвы.
Голубовский по нескольку раз рассмотрел каждую фотографию и с ударением произнес:
— Здесь его нет. На инкассатора напал часовщик Дуршис. Я это уже показывал.
— Вы утверждаете?
— Утверждаю, что на инкассатора напал гражданин Дуршис или кто-то очень на него похожий.
Конрад отложил в сторону фотографию Хуго и собрал остальные. Он двигался медленно, даже сонно, движения его были мягкими, как у лемура. Он тянул время и неприметно, но зорко следил за реакцией Голубовского.
— А не этот ли был в магазине? Пожалуйста, посмотрите внимательнее!
Голубовский присунул фотографию Хуго почти к самому носу, потом наклонился поближе к лампе.
— Не-ет. Впервые вижу.
— Этот снимок сделан год или два назад. У меня есть более поздний, но… — он нарочно не окончил предложенне, чтобы дать возможность Голубовскому попросить: «Покажите!»
Конрад ловко разложил перед ним снимки, сделанные после смерти Хуго. Хуго лежал на ковре в большой комнате Римшей. Казалось, будто тяжелый орнамент ковра давит на него, и он открыл рот, чтобы это сказать.
Ни одна черточка не дрогнула в лице Голубовского, однако руки предательски затряслись.
— В этом доме он был не один. Были там и другие трупы, — как бы между прочим заметил Конрад.
Руки Голубовского перестали трястись. Может быть, это была непосредственная реакция на жуткие фотографии? Он же не медик и не юрист, которые со временем привыкают к подобным картинкам.
— Ужасно…
— Не знаете?
Голубовский покачал головой. Казалось, он размышляет о чем-то. Конрад подписал ему пропуск и сказал?
— До свидания!
Голубовский вздрогнул, будто его внезапно разбудили, взял пропуск, поклонился и быстро вышел.
Конрад разминал сигарету, чтобы придать ей округлую форму, но она лопнула, и он бросил ее в корзину для бумаг.
Кто такой этот Голубовский? Почему он врет? Голубовский… Знакомая фамилия. Казалось, память вот-вот подскажет ему то, что нужно, но ей опять не хватило силы, и мелькнувшая было догадка рассеялась, так и не оформившись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58