Теперь он столовался вместе со всем семейством, но на все наши попытки заговорить с ним отвечал молчанием и ел очень мало. Рассказы доктора Фрейда о других больных его ничуть не волновали. Боюсь, и сам я был так поглощен ожиданием хоть какого-то ответа от Холмса, что вряд ли что-то запомнил о других подопечных доктора. Смутно припоминаю, что он называл их престранными именами. Иногда он упоминал о «человеке-крысе» или «человеке-волке», а также о некоей Анне О. Насколько могу судить, он скрывал истинные имена людей по соображениям профессиональной этики, однако, что касается кличек, то тут, я думаю, он давал волю своему обычно дремлющему чувству юмора или, по крайней мере, способности улавливать антропоморфические параллели. Часто перед тем, как уснуть, я размышлял о том о сем, и вдруг в моей памяти всплывали обрывки разговоров за столом в доме Фрейдов, и я улыбался при мысли о человеке, похожем на крысу или волка. На кого же была похожа Анна О.? Уж не была ли она толстушкой?
По странному стечению обстоятельств единственным членом семейства, пользовавшимся благожелательностью Холмса, была другая Анна — дочурка Фрейда. Она была совершенно очаровательным созданием (вообще-то, я не прихожу в восторг от детей), умненькой и славной.
Когда у нее прошел ужас, вызванный поначалу припадками Холмса, она стала подходить к нему без всякой опаски. Что-то подсказывало ей, что делать это надо тихо, казалось, что она все понимает. Как-то раз после ужина она позвала Холмса посмотреть своих кукол. С безупречной вежливостью, как-бы покоряясь неизбежному, Холмс принял приглашение, и они направились туда, где стоял шкаф с игрушками. Я было собрался за ними, как Фрейд остановил меня.
— Не стоит навязывать Холмсу свое внимание, — улыбнулся он.
— Анне, я думаю, тоже, — рассмеялась фрау Фрейд и позвонила прислуге, чтобы нам принесли еще кофе.
На другое утро, лежа в постели и протирая глаза спросонья, я вдруг, к своему изумлению, услышал голоса, доносившиеся из соседней комнаты. Я взглянул на часы на ночном столике и убедился, что нет еще и восьми. По звукам, доносившимся снизу, я понял, что Паула, должно быть, уже на кухне, а все остальные домочадцы еще почивают. Что бы все это могло значить?
Я тихонько подкрался к двери, которая вела в соседнюю комнату, и заглянул в щелку. Сидя в кровати, Холмс вполголоса разговаривал с маленькой Анной, примостившейся у него в ногах. Я не слышал, о чем шла речь, однако по-виду беседа была приятной. Девочка о чем-то спрашивала, а Холмс отвечал как мог. Он даже один раз усмехнулся, и я крадучись убрался от двери, чтобы неосторожным шумом не помешать их задушевной беседе.
После завтрака Холмс предпочел остаться в кабинете, чтобы почитать Достоевского (если ему удастся отыскать его в переводе на французский), отвергнув предложение прогуляться вместе с нами в «Маумберг» — единственный клуб, куда ходил Фрейд, чтобы поиграть в теннис.
— Доктор Ватсон подтвердит мое полнейшее неприятие физических упражнений ради самих упражнений, — сказал он с улыбкой, когда мы нерешительно остановились в дверях и раздумывали, а не попытаться ли нам еще раз уговорить его.
— Право, мой отказ никак не связан с моей болезнью.
Фрейд решил не упорствовать, и, оставив Холмса под присмотром дам: фрау Фрейд, Паулы и маленькой Анны, мы отправились в путь.
«Маумберг», расположенный южнее Хофбурга, ничем не напоминал лондонские клубы. В основном это было место для занятий спортом, а интерес к общению с лихвой восполняли кафе. Конечно, в клубе были и ресторан, и бар, но Фрейд не любил засиживаться там или вести беседы с другими членами. Ему нравилось играть в теннис, и, по его словам, он использовал клубные корты с одной лишь целью — хорошо размяться. Я не игрок в теннис. Из-за руки любая игра — не для меня, но мне хотелось взглянуть на клуб и отвлечься на некоторое время от страдающего Холмса, чьи мучения держали меня в постоянном напряжении и подавленном состоянии духа. Фрейд, конечно же, почувствовал это и именно потому любезно пригласил меня с собой.
Теннисные корты были окружены металлическим каркасом, делавшим их похожими на теплицы. Сквозь огромные окна в потолке лился свет; внутри помещение отапливалось все холодные месяцы. Когда игра шла сразу на нескольких кортах, гулкое эхо от ударов множества мячей о полированный деревянный пол сливалось в сплошной грохот.
Направляясь в раздевалку, где доктор хранил свой костюм для игры, мы прошли мимо группы молодых людей, сидевших задрав ноги на лавочки, прихлебывая пиво из высоких стаканов. На шее у них небрежно болтались полотенца. Один из них при виде нас поперхнулся и рассмеялся вслед.
— Еврей в «Маумберге»? Похоже, это заведение порядком загадили с тех пор, как я был здесь в последний раз.
Фрейд, идущий впереди, остановился и посмотрел на молодого человека, но тот сделал вид, что поглощен разговором с приятелем. При этом оба с трудом сдерживали смех. Когда же он с деланным изумлением повернулся к нам, я невольно вздрогнул. Его лицо было холодно и красиво, но обезображено белесым шрамом от сабли на левой щеке. Эта ужасная рана придавала чертам зловещее выражение, а ледяные немигающие глаза делали его похожим на огромную хищную птицу. Ему не было и тридцати, порок же, написанный на его лице, как известно, возраста не имеет.
— Вы это обо мне? — тихо поинтересовался Фрейд, приблизившись к тому месту, где сидел, развалясь, этот молодчик.
— Простите, а в чем, собственно, дело? — Он был сама невинность, рот же скривился в злобной усмешке, а в глазах застыла пустота.
— По-видимому, вам следует знать, что, хотя бы с того времени, как вы в последний раз переступили порог этого заведения, а я подозреваю, что вы этого никогда не делали, ибо вам совершенно неведом состав клуба, не говоря уже о правилах хорошего тона, клуб этот больше чем на треть состоит из евреев. — Фрейд круто повернулся на каблуках, собираясь уйти. За спиной у него раздался взрыв хохота. Молодой человек со шрамом побагровел и, не спуская глаз с удаляющегося Фрейда, стал, наклонив голову, слушать, что ему зашептал на ухо один из приятелей.
— Доктор Фрейд или как вас там! — вдруг крикнул он ему вслед. — Уж не вы ли тот самый доктор Фрейд, которого выгнали из Аллгемайнес Кранкенхаус за то, что вы посмели сделать совершенно изумительное заявление — в том смысле, что молодые люди спят со своими матерями? Доктор, а вы хоть раз переспали со своей матушкой?
Доктор замер, весь побелев, а потом обернулся, чтобы встретиться с обидчиком лицом к лицу.
— Вы мелете чушь, — отрезал он, намереваясь уйти.
Любитель пива вскочил и в ярости хватил стаканом об пол. Брызнули осколки.
— Я вас вызываю, герр доктор, — крикнул он, дрожа от злости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52