-- Во времена моих далеких австро-венгерских предков ходили на танцы в танцевальные салоны, где играл оркестр самого Штрауса. Но у меня была задача другая: создать нечто среднее между привычной танцплощадкой, фактически уже выродившейся или деградирующей, и салоном, хотя в салоне меня привлекали только атмосфера праздника и столы, за которыми можно отдыхать и беседовать между танцами. Но главную идею мне подарил сам город: климат, обилие фруктов и даже жажда -- постоянная потребность в газированной и минеральной воде, мороженом... Азарт охватил меня по-настоящему, когда я наткнулась на свободное место, словно приготовленное для меня, это был главный толчок. Каждый вечер я приходила на пустырь и мысленно представляла свое кафе, но все было не то, не то... Если что мне и нравилось -- оказывалось громоздким, дорогостоящим. Я знала: конструкция должна иметь минимальную стоимость и все должно быть построено максимум за полгода. Я ходила сюда ежедневно -- на заре, на закате, в полдень, в сумерках, но не представляла "Жемчужины" такой, какой ты увидел ее сегодня.
На пустыре пришла другая, не менее важная, идея. Если сам город подарил мне функциональное решение, то место вселило уверенность, что мечта моя реальна. Я подумала -- кто я такая? Не улыбайся, Рушан, меня часто одолевают сомнения... Кто будет рассматривать мой проект? Кто его одобрит? Кто включит его в титульный список строительства и на какой год? Однозначно и уверенно я не могла ответить ни на один свой вопрос. Но знала: даже в лучшем случае на решение их ушли бы годы и годы. А мне хотелось проявиться сейчас, немедленно, был у меня такой творческий зуд. И я поняла, что сделаю проект на общественных началах, как личный дар городу. Я решила вынести свою работу на суд горкома комсомола, на суд молодежи, а в том, что сделаю что-то стоящее, уже не сомневалась... Перед неожиданно возникшим в ночи красным светофором на перекрестке Глория вдруг сказала, сбиваясь на шутку: -- Такая вот я, Рушан, тщеславная, с самомнением!
-- Ну, это, по-моему, называется как-то иначе... -- не согласился Рушан. - Уверенностью в себе, желанием воплотить в жизнь свои замыслы или что-то в этом роде...
Глория с интересом посмотрела на спутника.
-- Ты полагаешь? Наверное, ты прав. Идеей я поделилась с руководителем практики. Разумеется, все держалось в строжайшей тайне. Мне выделили отдельную комнату, где я запиралась с утра и просиживала до глубокой ночи. Никто не мешал, не отвлекал -- главный архитектор говорил всем, что у меня специальное задание.
За неделю до отъезда главный архитектор организовал мне встречу с секретарем горкома комсомола. То, что он, как и ты, оказался строителем, облегчило задачу. Я сумела заразить его своей идеей. Секретарь горкома только спросил, смогу ли я так же убедительно, как у него в кабинете, выступить перед городским активом комсомола. Я не без нахальства ответила, что готова отстаивать свою идею на любом уровне. Два дня перед встречей я волновалась неимоверно. Молодые коллеги из "Градостроя" помогли организовать стенды, по этой части у них был опыт. Но я знала: мало показать, надо убедить. Я написала речь -- десять страниц машинописного текста, где старалась объяснить, что каждая деталь моего детища не сама по себе, а придумана именно для Заркента, для среднеазиатской зоны.
Взяла я собрание не столько проектом, сколько уверенностью, напором. Спрашивали много, ведь в зале сидели строители, и я на все отвечала, как мне казалось, толково, смелея от вопроса к вопросу. Я даже упомянула, сколько нужно организовать воскресников, чтобы финансировать стройку. Конечно, понравились активу и эскизы, и макет. На встрече я и познакомилась с Джумбером. Кажется, он первый сказал, что "Металлург", проводящий по весне контрольные матчи с командами класса "А", передаст сборы в фонд строительства молодежного кафе.
Я улетела счастливая, окрыленная. Весь год в Ленинград постоянно звонили из штаба стройки: деловые разговоры, консультации. На зимние каникулы горком за свой счет вызвал меня в Заркент, и я визировала чертежи, привязывала план к местности. А по окончании института даже успела провести авторский надзор за отделочными работами. Вот и вся история. Может быть, я когда-нибудь приду к выводу, что создала "Жемчужину", надеясь познакомиться со строителем Рушаном Дасаевым, -- дразня его, закончила Глория.
Но Рушан не обратил внимания на шутку. Он был ошеломлен! Какая способность, какая хватка! И он как бы вновь взглянул на Глорию уже другими глазами: красивая, изящная, поразительно женственная, никаких примет деловитости, озабоченности своей исключительностью. И как только ей удается?
Рушану не хотелось расставаться с девушкой, хотелось слушать и слушать ее, ведь, рассказывая о делах, она говорила о себе.
-- "Жемчужина" и стала твоей дипломной работой?
-- Нет, я о ней даже не упоминала в Ленинграде. Вот обещал приехать на днях специалист по цветной фотографии из Ташкента, он заснимет "Жемчужину", и я отправлю снимки в институт. Там есть залы, где демонстрируются работы выпускников. А дипломная работа моя признана неактуальной, ненужной, еле-еле зачли защиту.
-- Что же ты такого сотворила? -- с интересом спросил Дасаев.
-- Ну, эта история покороче. Наверное, тебе нужно знать не только про мои взлеты, но и падения, а то загоржусь. Учти, я никому об этом не рассказывала...
-- Я весь внимание, -- откликнулся Рушан, ему действительно было интересно.
-- В институте я немного играла в волейбол и даже однажды, на третьем курсе, случайно попала в сборную. Мне повезло -- команда поехала на студенческие игры в Ташкент. Первое мое большое путешествие, да еще в Среднюю Азию. Конечно, показали нам Бухару и Самарканд. Тогда я и влюбилась в Узбекистан, оттого и попросилась на практику в Заркент. Тебе ли не знать, насколько все здесь поражает... Послушай, обещай мне, что не будешь смеяться. Обещаешь?
Он кивнул, что придало девушке воодушевления.
-- Так вот... Что меня больше всего поразило в моем путешествии по Узбекистану как будущего архитектора? Гур-Эмир, Биби-ханум, соборная мечеть в Самарканде, летняя резиденция эмира бухарского, медресе Кукельдаш или базар Эски-джува в Ташкенте? Ни то, ни другое. Более всего я была поражена... узбекской лепешкой. Да-да, не удивляйся, обыкновенной лепешкой. Ничего красивее в жизни не видела, ничего вкуснее не ела. Горячая, слегка подрумяненная, на ней словно веснушки -- немного прожарившиеся кунжутные семена, белая, пышная, а пахнет -- дух захватывает. Чудо, да и только! Ты думаешь, какой самый стойкий, самый крепкий запах на восточном базаре? Запах специй и приправ, зелени или фруктов? Нет, не угадал, я проверяла -- запах лепешечных рядов. На любом базаре я найду лепешки, не спрашивая, где ими торгуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105