Это был ветеран, который вел экскурсию по старинке и не переставая сыпал числами. Бесконечный поток сведений о длине, ширине и высоте различных объектов делал его рассказ невероятно скучным. Витольд наверняка справился бы с этой задачей намного лучше.
Этот день нашего путешествия прошел великолепно, немалую роль тут сыграла и приятная осенняя погода. Наша прогулка длилась четыре часа, что для меня оказалось вполне приемлемо. После обеда мы устроили небольшую сиесту, затем опять погуляли по городу и наконец хорошо поужинали. На этот раз мы заказали цыпленка в рислинге, лотарингский пирог со шпиком и шербет, а ко всему этому — порядочное количество вина. На этот раз я съела больше, чем прошлым вечером: после непривычно долгой прогулки на свежем воздухе у меня разыгрался аппетит. Кроме того, я сильно похудела с тех пор как влюбилась в Витольда, и теперь решила питаться получше.
Как выяснилось, я жестоко ошиблась. Сказать, что ночью мне стало плохо, значит не сказать ничего. Я была почти при смерти, и все же не решилась выйти на кухню отеля и приготовить себе чай. Мучительная рвота очистила мой желудок от изысканных блюд, поглощенных за ужином. После этого наступило некоторое облегчение, однако заснуть я не могла. К тому же было несколько непривычно слышать рядом чье-то дыхание, пусть даже Китти и спала спокойно. Она лежала в своей кровати, словно маленький оловянный солдатик, вытянувшийся по стойке «смирно». До меня не долетало ни шороха: казалось, она вообще не шевелилась во сне. Мне удалось заснуть только около четырех утра.
Но уже в восьмом часу раздался тихий стук. С меня сразу же слетел сон, Китти тоже проснулась. В дверь просунулась чья-то голова. По шепоту я узнала Витольда:
— Я хочу прогуляться пораньше, кто пойдет со мной? Завтрак будет в десять, к этому времени мы вернемся.
«Нет уж, — подумала я, — не в такую рань! Ведь еще только семь часов! В конце концов, у меня отпуск, а эта ночь была слишком тяжелой. — Я покачала головой. — Любовь любовью, но это уж слишком».
А вот Китти радостно согласилась:
— Подожди меня внизу пять минут! Мне нужно только почистить зубы и что-нибудь накинуть!
Она собралась с быстротой молнии и тихонько выскочила за дверь.
Но после того, как тебя разбудили, заснуть снова невозможно. Светало. Из окна я увидела, как они быстро шагали по направлению к шоссе, минуя покрытую росой лужайку.
Зевнув пару раз, я выключила ночник и раскрыла экономическую газету. Впервые в жизни она показалась мне невыносимо скучной. К чему безжизненные числа, когда нас окружают живые люди? Впрочем, и мертвые тоже.
Интересно, что читает Китти? Бестселлер на английском языке. Это было впечатляюще. Вновь я почувствовала себя старой, необразованной, занудной мещанкой.
Я решила почистить зубы. Косметический арсенал Китти оказался крайне беден: у нее не было никаких средств макияжа, кисточек, пуховок и тому подобных вещей — только баночка с миндальными отрубями, мыло на основе меда и зубная паста с морской солью. Сколько же ей лет? Я заглянула в ящик ее ночного столика: Китти легкомысленно оставила кошелек и паспорт на самом виду. Неужели ей уже тридцать пять? Интересно, что моя соседка вообще взяла с собой? Ее дорожная сумка была удивительно маленькой. Так… Нижнее белье, две белые блузки, еще одна пара джинсов, второй свитер и носки — все! У меня было раза в четыре больше вещей.
Почувствовав себя окончательно проснувшейся, я приняла душ и оделась. Было только полдевятого. Я вышла в коридор. Комната Витольда находилась рядом с нашей, в двери торчал ключ. Вокруг не было ни души. Я тихонько вошла внутрь: здесь тоже нужно было немного разведать обстановку. Посмотрим, какой пастой пользуется Витольд…
Первым, что бросилось мне в глаза, была переполненная пепельница рядом с кроватью. «Фу, — подумала я. — А ты хорош, ничего не скажешь! По ночам дымишь как паровоз, а днем разыгрываешь из себя эдакое дитя природы, любителя походов». На кровати валялась смятая темно-синяя пижама. «Мог бы хоть окно открыть», — поморщилась я. У раковины лежали бритвенные принадлежности, старая зубная щетка и дешевый лосьон после бритья. В этой комнате я тоже выдвинула ящик стола. Меня охватил страх, мое возбуждение постепенно нарастало. Такое чувство уже посещало меня раньше, когда я наблюдала за Витольдом из темного сада. Это было какое-то маниакальное состояние — смесь страсти, ужаса и ощущения собственного могущества.
В бумажнике лежала фотография — Хильке с сыновьями. Вероятно, снимок был сделан несколько лет назад. Хильке смеялась, ее черные волосы блестели на солнце, и вообще она выглядела совсем не так, как тогда, в зеленой блузке, на которой постепенно расплывалось кровавое пятно. Один из сыновей, скорее всего старший, был поразительно похож на мать. Я ни разу не видела детей Витольда и жадно, хоть и без особой симпатии, разглядывала их лица.
Письмо от Вивиан четырехнедельной давности. Почерк разобрать было невозможно, текст почти целиком состоял из намеков и отрывочных ассоциаций, в которых я совсем запуталась. Только последняя фраза была понятна: Love, yours ever, Vivian . Обращение мне тоже в конце концов удалось расшифровать: «Любимый мой фарисей!»
Я никогда не смогу писать такие письма, читать английские книги, да и детей у меня уже не будет.
Снова осмотрела пепельницу, неопрятную постель и валяющиеся на ковре носки не первой свежести. Как же странно устроила природа: люди способны не замечать множество неприятных деталей, а многие даже одержимы мыслью разделить подобный ночной лагерь с его владельцем. «Неужели тебе хочется попасть в эту постель, Рози?» — спросила я себя. Это было крайне сомнительно. Во-первых, я была крайне чувствительна к посторонним запахам, а вид обнаженного тела вообще был мне неприятен. Во-вторых, я очень боялась не оправдать ожидания мужчины. А что, если я никогда и не любила Витольда?
Вернувшись в свою комнату, я легла на кровать прямо в одежде и взяла журнал, но вместо того чтобы читать, уставилась в потолок.
Дверь распахнулась. В комнату впорхнула Китти с посвежевшим лицом и сияющими от восторга глазами.
— Было та-а-ак чудесно! — воскликнула она. — Завтра ты обязательно должна пойти с нами!
С этими словами она протянула мне лиловую астру на сломанном стебле и позднюю розу.
— T'is the last rose of summer, — напевала она, стаскивая с себя вещи одну за другой и бросая их на кровать. — Я еще даже душ не принимала, — сказала Китти.
Она доверчиво стояла перед моей кроватью в чем мать родила.
— Утро — самое прекрасное время суток: на лугах лежит туман, цветут осенние безвременники, в деревне развозят молоко. А эти восхитительные крестьянские сады, там во-о-от такие георгины!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Этот день нашего путешествия прошел великолепно, немалую роль тут сыграла и приятная осенняя погода. Наша прогулка длилась четыре часа, что для меня оказалось вполне приемлемо. После обеда мы устроили небольшую сиесту, затем опять погуляли по городу и наконец хорошо поужинали. На этот раз мы заказали цыпленка в рислинге, лотарингский пирог со шпиком и шербет, а ко всему этому — порядочное количество вина. На этот раз я съела больше, чем прошлым вечером: после непривычно долгой прогулки на свежем воздухе у меня разыгрался аппетит. Кроме того, я сильно похудела с тех пор как влюбилась в Витольда, и теперь решила питаться получше.
Как выяснилось, я жестоко ошиблась. Сказать, что ночью мне стало плохо, значит не сказать ничего. Я была почти при смерти, и все же не решилась выйти на кухню отеля и приготовить себе чай. Мучительная рвота очистила мой желудок от изысканных блюд, поглощенных за ужином. После этого наступило некоторое облегчение, однако заснуть я не могла. К тому же было несколько непривычно слышать рядом чье-то дыхание, пусть даже Китти и спала спокойно. Она лежала в своей кровати, словно маленький оловянный солдатик, вытянувшийся по стойке «смирно». До меня не долетало ни шороха: казалось, она вообще не шевелилась во сне. Мне удалось заснуть только около четырех утра.
Но уже в восьмом часу раздался тихий стук. С меня сразу же слетел сон, Китти тоже проснулась. В дверь просунулась чья-то голова. По шепоту я узнала Витольда:
— Я хочу прогуляться пораньше, кто пойдет со мной? Завтрак будет в десять, к этому времени мы вернемся.
«Нет уж, — подумала я, — не в такую рань! Ведь еще только семь часов! В конце концов, у меня отпуск, а эта ночь была слишком тяжелой. — Я покачала головой. — Любовь любовью, но это уж слишком».
А вот Китти радостно согласилась:
— Подожди меня внизу пять минут! Мне нужно только почистить зубы и что-нибудь накинуть!
Она собралась с быстротой молнии и тихонько выскочила за дверь.
Но после того, как тебя разбудили, заснуть снова невозможно. Светало. Из окна я увидела, как они быстро шагали по направлению к шоссе, минуя покрытую росой лужайку.
Зевнув пару раз, я выключила ночник и раскрыла экономическую газету. Впервые в жизни она показалась мне невыносимо скучной. К чему безжизненные числа, когда нас окружают живые люди? Впрочем, и мертвые тоже.
Интересно, что читает Китти? Бестселлер на английском языке. Это было впечатляюще. Вновь я почувствовала себя старой, необразованной, занудной мещанкой.
Я решила почистить зубы. Косметический арсенал Китти оказался крайне беден: у нее не было никаких средств макияжа, кисточек, пуховок и тому подобных вещей — только баночка с миндальными отрубями, мыло на основе меда и зубная паста с морской солью. Сколько же ей лет? Я заглянула в ящик ее ночного столика: Китти легкомысленно оставила кошелек и паспорт на самом виду. Неужели ей уже тридцать пять? Интересно, что моя соседка вообще взяла с собой? Ее дорожная сумка была удивительно маленькой. Так… Нижнее белье, две белые блузки, еще одна пара джинсов, второй свитер и носки — все! У меня было раза в четыре больше вещей.
Почувствовав себя окончательно проснувшейся, я приняла душ и оделась. Было только полдевятого. Я вышла в коридор. Комната Витольда находилась рядом с нашей, в двери торчал ключ. Вокруг не было ни души. Я тихонько вошла внутрь: здесь тоже нужно было немного разведать обстановку. Посмотрим, какой пастой пользуется Витольд…
Первым, что бросилось мне в глаза, была переполненная пепельница рядом с кроватью. «Фу, — подумала я. — А ты хорош, ничего не скажешь! По ночам дымишь как паровоз, а днем разыгрываешь из себя эдакое дитя природы, любителя походов». На кровати валялась смятая темно-синяя пижама. «Мог бы хоть окно открыть», — поморщилась я. У раковины лежали бритвенные принадлежности, старая зубная щетка и дешевый лосьон после бритья. В этой комнате я тоже выдвинула ящик стола. Меня охватил страх, мое возбуждение постепенно нарастало. Такое чувство уже посещало меня раньше, когда я наблюдала за Витольдом из темного сада. Это было какое-то маниакальное состояние — смесь страсти, ужаса и ощущения собственного могущества.
В бумажнике лежала фотография — Хильке с сыновьями. Вероятно, снимок был сделан несколько лет назад. Хильке смеялась, ее черные волосы блестели на солнце, и вообще она выглядела совсем не так, как тогда, в зеленой блузке, на которой постепенно расплывалось кровавое пятно. Один из сыновей, скорее всего старший, был поразительно похож на мать. Я ни разу не видела детей Витольда и жадно, хоть и без особой симпатии, разглядывала их лица.
Письмо от Вивиан четырехнедельной давности. Почерк разобрать было невозможно, текст почти целиком состоял из намеков и отрывочных ассоциаций, в которых я совсем запуталась. Только последняя фраза была понятна: Love, yours ever, Vivian . Обращение мне тоже в конце концов удалось расшифровать: «Любимый мой фарисей!»
Я никогда не смогу писать такие письма, читать английские книги, да и детей у меня уже не будет.
Снова осмотрела пепельницу, неопрятную постель и валяющиеся на ковре носки не первой свежести. Как же странно устроила природа: люди способны не замечать множество неприятных деталей, а многие даже одержимы мыслью разделить подобный ночной лагерь с его владельцем. «Неужели тебе хочется попасть в эту постель, Рози?» — спросила я себя. Это было крайне сомнительно. Во-первых, я была крайне чувствительна к посторонним запахам, а вид обнаженного тела вообще был мне неприятен. Во-вторых, я очень боялась не оправдать ожидания мужчины. А что, если я никогда и не любила Витольда?
Вернувшись в свою комнату, я легла на кровать прямо в одежде и взяла журнал, но вместо того чтобы читать, уставилась в потолок.
Дверь распахнулась. В комнату впорхнула Китти с посвежевшим лицом и сияющими от восторга глазами.
— Было та-а-ак чудесно! — воскликнула она. — Завтра ты обязательно должна пойти с нами!
С этими словами она протянула мне лиловую астру на сломанном стебле и позднюю розу.
— T'is the last rose of summer, — напевала она, стаскивая с себя вещи одну за другой и бросая их на кровать. — Я еще даже душ не принимала, — сказала Китти.
Она доверчиво стояла перед моей кроватью в чем мать родила.
— Утро — самое прекрасное время суток: на лугах лежит туман, цветут осенние безвременники, в деревне развозят молоко. А эти восхитительные крестьянские сады, там во-о-от такие георгины!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55