Стоя у стола Пафнутьева, Неклясов делал гораздо больше движений, чем требовалось — выкидывал в сторону одну ногу, потом другую, поддергивал плечами, будто пиджак никак не мог сесть на нужное место, руки его тоже метались, то взлетая к волосам, то ныряя в карманы.
— Ладно, Володя... Садись, наконец, — Пафнутьев показал на стул. — А они пусть подождут в коридоре. У них, кстати, есть разрешение на оружие?
— Не понял?
— Я смотрю, пиджаки топорщатся... То ли мышцы накачали великоватые, то ли другая причина...
Неклясов несколько секунд неподвижно смотрел Пафнутьеву в глаза, поигрывая маленькими остренькими желваками, сделал судорожное глотательное движение и повернулся к своим амбалам.
— Подождите меня там, — он кивнул на дверь. И те молча, так и не проронив ни слова, вышли, осторожно притворив за собой дверь.
— Хорошие ребята, — сказал Пафнутьев. — Вежливые, послушные, исполнительные... У них, наверно, есть и другие достоинства?
— Есть, — улыбнулся Неклясов белозубо, но на этот раз в улыбке проскользнуло недовольство: его вынудили совершить нечто такое, чего он делать не собирался.
— Слушаю, Володя, — Пафнутьев безошибочно решил, что именно такая вот дружеская доверительность наиболее уместна, она лишает Неклясова какой-то своей злобной уверенности.
Видимо, у Неклясова было что-то с психикой, не мог он вот так просто сказать, зачем пришел, не мог. И когда Пафнутьев предложил сразу изложить суть дела, тот некоторое время молчал. Обеспокоенно оглянулся на Дубовика, который пристроился с папкой у окна, склонил голову, словно прислушивался к самому себе. Положив на стол ладони, он внимательно осмотрел свои лакированные ногти, искоса, даже как-то игриво взглянул на Пафнутьева, но в его шаловливости ощущалась угроза, может быть невнятная, еще не сложившаяся, но угроза. Неклясов привык видеть в людях опасность, знал, что его побаиваются, а встретив здесь спокойное, даже снисходительное внимание, растерялся. Да еще этот — Пафнутьев — он явно посмеялся над ним, спросив о женщинах, родителях, детях.
— Вчера убили моего человека, — произнес наконец Неклясов. — Вам известно об этом?
— Да, — ответил Пафнутьев и не добавил ничего больше, решив, что будет лучше, если не давать Неклясову никаких подсказок.
— Второй тяжело ранен... Его увезли на «скорой помощи». Где он, я не знаю, неизвестно, жив ли...
— Жив.
— Его можно увидеть?
— Конечно.
— Когда?
— В любое время. Как только врачи скажут, что он в состоянии хотя бы узнать вас.
— Так, — что-то в словах Пафнутьева не понравилось Неклясову. Он почувствовал, что не во всем идут ему навстречу, что, несмотря на вежливый разговор, его тихонько отшивают.
— Но вы можете сказать, куда его увезли?
— Разумеется... Надо будет уточнить, — повернулся Пафнутьев к Дубовику.
— Уточним, — кивнул тот.
— Что еще? — спросил Пафнутьев, и в этих двух коротких словечках прозвучало напоминание о том, что гостю пора убираться.
— Одежда, Павел Николаевич... Я правильно назвал ваше имя?
— Что у вас случилось с одеждой?
— Ее изъяли... Мое пальто стоит три миллиона рублей. Павел Николаевич... Я бы хотел его вернуть. И у моих людей тоже изъяли куртки, пальто.
— Изъяли? — Пафнутьев удивился так искренне, что у Неклясова не возникло даже сомнений в том, что гражданин начальник действительно ничего не знает. — Не понял? — Пафнутьев снова повернулся к Дубовику. — Что произошло?
— Дело в том, что вчера этот господин так быстро покинул ресторан и своих умирающих товарищей, что не успел одеться... Убегая впопыхах, не всегда вспомнишь о пальто, даже за три миллиона рублей.
— Что значит впопыхах?! — взвился Неклясов, побледнев.
— Это значит, что вы покинули ресторан так быстро, что даже не успели предупредить владельца... Он ничего не мог сказать об одежде, которая висела в шкафу. А поскольку начались оперативно-следственные действия, наше внимание привлекла одежда... Тем более, что содержимое карманов наводило на размышления, — занудливо тянул Дубовик, перебирая листочки в своей папке.
— Что обнаружили? — спросил Неклясов. Дубовик, не торопясь, подошел к столу и положил на полированную поверхность блестящий металлический кружок.
— Что это? — вскинулся Неклясов. Он взял крышку, повертел ее в пальцах и бросил на стол. Дубовик тут же, проявив сноровку, ухватил кружок с двух сторон и осторожно опустил его в целлофановый пакет. Теперь на нем были отпечатки пальцев Неклясова.
— Орудие преступления, — удовлетворенно ответил Дубовик. — Этим предметом у некоторых граждан нашего города были отрезаны уши... А также другие органы.
— Какие?
— Яйца, — ответил Дубовик все так же занудливо.
— А при чем тут я?
— Ни при чем, — улыбнулся Пафнутьев. — Вы спросили, что обнаружено в карманах одежды, которую никто из находящихся в ресторане не признал своей... Обнаружена вот эта остро заточенная крышка от консервной банки. Она была предъявлена потерпевшим, и они ее опознали как орудие преступления.
— А вы не исключаете, что эта крышка... Или как там ее... Может быть просто подсунута? — спросил Неклясов.
— Все производилось в присутствии понятых, владельца ресторана, оперативных работников... Протокол изъятия всеми участниками и свидетелями изъятия подписан. И стал, таким образом, юридическим документом, который обладает всеми доказательными признаками для суда.
— Будет суд? — улыбнулся Неклясов, показав свои потрясающе белые зубы, но улыбка его была слишком уж похожа на оскал.
— Обязательно, — кивнул Пафнутьев.
— Теперь, когда вы изъяли все, что пожелали... Когда обшарили мои карманы... Я могу получить свою одежду?
— Хоть сейчас, — беззаботно ответил Пафнутьев. — Есть, правда, небольшая формальность... Вам необходимо написать расписку.
— А это еще зачем?
— Ну, как же... Вы сами напомнили, что пальто стоит миллионы... Да и другие вещи... Я не могу рисковать такими ценностями. Придется написать расписку. Так, мол, и так, я, такой-то и такой-то... Получил принадлежащее мне пальто, укажите отличительные признаки пальто, уточните, что оно было изъято на месте преступления, в кабинете владельца ресторана Леонарда Леонидовича Анцыферова... Ну, и так далее. Отсюда выйдете уже в своем пальто. А то погода сырая, недолго и простудиться, — улыбнулся Пафнутьев.
— Шутите?
— С вашего позволения.
— Если я все это напишу... Моя расписка тоже ляжет вон в ту папочку? — спросил Неклясов, кивнув в сторону Дубовика, сидящего с серой картонной папкой.
— Конечно.
— Хм, — Неклясов задумался. В этот момент дверь открылась и заглянул Андрей.
— Можно? — спросил он у Пафнутьева.
— Заходи... Что у тебя?
— С заправкой все в порядке, я тоже готов. Когда выезжаем?
— Через полчаса.
— Я посижу здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Ладно, Володя... Садись, наконец, — Пафнутьев показал на стул. — А они пусть подождут в коридоре. У них, кстати, есть разрешение на оружие?
— Не понял?
— Я смотрю, пиджаки топорщатся... То ли мышцы накачали великоватые, то ли другая причина...
Неклясов несколько секунд неподвижно смотрел Пафнутьеву в глаза, поигрывая маленькими остренькими желваками, сделал судорожное глотательное движение и повернулся к своим амбалам.
— Подождите меня там, — он кивнул на дверь. И те молча, так и не проронив ни слова, вышли, осторожно притворив за собой дверь.
— Хорошие ребята, — сказал Пафнутьев. — Вежливые, послушные, исполнительные... У них, наверно, есть и другие достоинства?
— Есть, — улыбнулся Неклясов белозубо, но на этот раз в улыбке проскользнуло недовольство: его вынудили совершить нечто такое, чего он делать не собирался.
— Слушаю, Володя, — Пафнутьев безошибочно решил, что именно такая вот дружеская доверительность наиболее уместна, она лишает Неклясова какой-то своей злобной уверенности.
Видимо, у Неклясова было что-то с психикой, не мог он вот так просто сказать, зачем пришел, не мог. И когда Пафнутьев предложил сразу изложить суть дела, тот некоторое время молчал. Обеспокоенно оглянулся на Дубовика, который пристроился с папкой у окна, склонил голову, словно прислушивался к самому себе. Положив на стол ладони, он внимательно осмотрел свои лакированные ногти, искоса, даже как-то игриво взглянул на Пафнутьева, но в его шаловливости ощущалась угроза, может быть невнятная, еще не сложившаяся, но угроза. Неклясов привык видеть в людях опасность, знал, что его побаиваются, а встретив здесь спокойное, даже снисходительное внимание, растерялся. Да еще этот — Пафнутьев — он явно посмеялся над ним, спросив о женщинах, родителях, детях.
— Вчера убили моего человека, — произнес наконец Неклясов. — Вам известно об этом?
— Да, — ответил Пафнутьев и не добавил ничего больше, решив, что будет лучше, если не давать Неклясову никаких подсказок.
— Второй тяжело ранен... Его увезли на «скорой помощи». Где он, я не знаю, неизвестно, жив ли...
— Жив.
— Его можно увидеть?
— Конечно.
— Когда?
— В любое время. Как только врачи скажут, что он в состоянии хотя бы узнать вас.
— Так, — что-то в словах Пафнутьева не понравилось Неклясову. Он почувствовал, что не во всем идут ему навстречу, что, несмотря на вежливый разговор, его тихонько отшивают.
— Но вы можете сказать, куда его увезли?
— Разумеется... Надо будет уточнить, — повернулся Пафнутьев к Дубовику.
— Уточним, — кивнул тот.
— Что еще? — спросил Пафнутьев, и в этих двух коротких словечках прозвучало напоминание о том, что гостю пора убираться.
— Одежда, Павел Николаевич... Я правильно назвал ваше имя?
— Что у вас случилось с одеждой?
— Ее изъяли... Мое пальто стоит три миллиона рублей. Павел Николаевич... Я бы хотел его вернуть. И у моих людей тоже изъяли куртки, пальто.
— Изъяли? — Пафнутьев удивился так искренне, что у Неклясова не возникло даже сомнений в том, что гражданин начальник действительно ничего не знает. — Не понял? — Пафнутьев снова повернулся к Дубовику. — Что произошло?
— Дело в том, что вчера этот господин так быстро покинул ресторан и своих умирающих товарищей, что не успел одеться... Убегая впопыхах, не всегда вспомнишь о пальто, даже за три миллиона рублей.
— Что значит впопыхах?! — взвился Неклясов, побледнев.
— Это значит, что вы покинули ресторан так быстро, что даже не успели предупредить владельца... Он ничего не мог сказать об одежде, которая висела в шкафу. А поскольку начались оперативно-следственные действия, наше внимание привлекла одежда... Тем более, что содержимое карманов наводило на размышления, — занудливо тянул Дубовик, перебирая листочки в своей папке.
— Что обнаружили? — спросил Неклясов. Дубовик, не торопясь, подошел к столу и положил на полированную поверхность блестящий металлический кружок.
— Что это? — вскинулся Неклясов. Он взял крышку, повертел ее в пальцах и бросил на стол. Дубовик тут же, проявив сноровку, ухватил кружок с двух сторон и осторожно опустил его в целлофановый пакет. Теперь на нем были отпечатки пальцев Неклясова.
— Орудие преступления, — удовлетворенно ответил Дубовик. — Этим предметом у некоторых граждан нашего города были отрезаны уши... А также другие органы.
— Какие?
— Яйца, — ответил Дубовик все так же занудливо.
— А при чем тут я?
— Ни при чем, — улыбнулся Пафнутьев. — Вы спросили, что обнаружено в карманах одежды, которую никто из находящихся в ресторане не признал своей... Обнаружена вот эта остро заточенная крышка от консервной банки. Она была предъявлена потерпевшим, и они ее опознали как орудие преступления.
— А вы не исключаете, что эта крышка... Или как там ее... Может быть просто подсунута? — спросил Неклясов.
— Все производилось в присутствии понятых, владельца ресторана, оперативных работников... Протокол изъятия всеми участниками и свидетелями изъятия подписан. И стал, таким образом, юридическим документом, который обладает всеми доказательными признаками для суда.
— Будет суд? — улыбнулся Неклясов, показав свои потрясающе белые зубы, но улыбка его была слишком уж похожа на оскал.
— Обязательно, — кивнул Пафнутьев.
— Теперь, когда вы изъяли все, что пожелали... Когда обшарили мои карманы... Я могу получить свою одежду?
— Хоть сейчас, — беззаботно ответил Пафнутьев. — Есть, правда, небольшая формальность... Вам необходимо написать расписку.
— А это еще зачем?
— Ну, как же... Вы сами напомнили, что пальто стоит миллионы... Да и другие вещи... Я не могу рисковать такими ценностями. Придется написать расписку. Так, мол, и так, я, такой-то и такой-то... Получил принадлежащее мне пальто, укажите отличительные признаки пальто, уточните, что оно было изъято на месте преступления, в кабинете владельца ресторана Леонарда Леонидовича Анцыферова... Ну, и так далее. Отсюда выйдете уже в своем пальто. А то погода сырая, недолго и простудиться, — улыбнулся Пафнутьев.
— Шутите?
— С вашего позволения.
— Если я все это напишу... Моя расписка тоже ляжет вон в ту папочку? — спросил Неклясов, кивнув в сторону Дубовика, сидящего с серой картонной папкой.
— Конечно.
— Хм, — Неклясов задумался. В этот момент дверь открылась и заглянул Андрей.
— Можно? — спросил он у Пафнутьева.
— Заходи... Что у тебя?
— С заправкой все в порядке, я тоже готов. Когда выезжаем?
— Через полчаса.
— Я посижу здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56