Даже в беседе с отпетым бандюгой не мог Пафнутьев скатиться к откровенной лжи, даже в таком вот положении не забывал он о собственном достоинстве. Гордыня это все, гордыня, но он не собирался отказываться от нее.
— О чем? — спросил Ерхов, глядя в потолок.
— На столе перед нами лежал железный кружочек. — Пафнутьев вынул из кармана и показал Ерхову крышку в целлофановом пакете.
— А почему в мешочке? — с нервной улыбкой спросил Ерхов. — Порезаться боитесь?
— Потому в мешочке, что все самые ценные вещи человек склонен прятать в мешочек, — рассмеялся Пафнутьев. — А если серьезно — отпечатки пальцев хочу сохранить.
— Понятно, — кивнул Ерхов. — Я как-то забыл, с кем разговариваю.
— Потолкуем? — спросил Пафнутьев.
— Попробуем...
— Нет, начнем без проб... В соседней палате лежит человек, которому ты уши обрезал... Бильдин. Помнишь такого?
— Не может быть! — Ерхов с ужасом уставился на Пафнутьева.
— Привести?
— Не надо... Я прошу... Не надо его приводить. Не хочу его видеть.
— А он не возражает... Всегда, говорит, рад встретиться...
— Нет, не сейчас, только не сейчас, я вас прошу! — шепотом закричал Ерхов.
— Как скажешь, — легко согласился Пафнутьев. — Поговорим без него... Скажи, будь добр, на фига ты ему уши отрезал?
— Неклясов...
— Нет-нет! Про Вовчика потом... Уши Бильдину оттяпал ты. Вопрос — зачем?
— Деньги мы с него требовали... Он упирался. Обещал, а потом стал упираться... Нету, говорит, разошлись, говорит... Неклясов рассвирепел... Он легко свирепеет, вы знаете?
— Наслышан.
— Ну, что... Приказал похитить мужика. Похитили... У того и охраны-то не было... Водитель с газовой хлопушкой... И все. Водителя устранили.
— Как?
— Ну, как, очень просто... Из баллончика в лицо прыснули. Он и вырубился. А Бильдину велели в машину садиться. Сел, не сопротивлялся. Побледнел только, дурным стал.
— Это как?
— Ну, как... То ткнется не туда, то дает мне портфель подержать, то говорит, у него на спине зачесалось, потом стал просить, чтоб позволили ему девочке позвонить... Поплыл мужик. Это бывает.
— Часто?
— Со всеми бывает, только по-разному... — без выражения продолжал рассказывать Ерхов. — Один в одно ударится, другой в другое... Один, помню, уделался... Стоит, а у него из штанины течет... По-разному, — Ерхов лежал, откинувшись на подушку, глядя в потолок. Лоб его покрывала испарина, рыжеватое, веснушчатое лицо казалось безжизненным.
— А Неклясов? Участвовал в похищениях?
— Нет, ему доставляли человека... Для последнего разговора.
— Он тоже уши отрезал?
— Пробовал как-то... Перемазался весь, рубашка в крови оказалась... Он очень переживает за свои шмотки... Как увидел, что рубашка в крови, тут же в истерику впал, содрал ее с себя, в камин затолкал и сжег.
— — А это зачем?
— Ну... — протянул Ерхов, и легкая улыбка тронула его бесцветные губы. — С виду он вроде крутой мужик, он и в самом деле крутой, но у каждого есть свой пунктик... Неклясов боится следы оставлять. Если есть возможность — перчаток не снимает, даже ест в перчатках. Тонкие у него такие перчатки, черные. Лайковые... Если есть возможность не подписать бумагу, никогда не подпишет... Если надо записку передать, так напишет, что не сразу поймешь, о чем речь идет... Пунктик у него такой. Если вы с ним говорили, то, наверно, знаете, — Ерхов быстро взглянул на Пафнутьева.
— Знаю, — кивнул тот. — Воды попросил, а потом побоялся стакан взять... Видно, вспомнил Штирлица — как немцы на стакане отпечатки пальцев засекли...
— Во-во, — обрадовался Ерхов тому, что его поняли, что разговор идет честный, открытый, и он ничего нового для этого человека не сказал, а значит, и в предательстве его никто не упрекнет.
— Бильдин говорил, что после того, как уши ему оттяпал, ты еще и на сковородке их поджаривал? — спросил Пафнутьев.
— Да ну, поджаривал... Это он с перепугу. Опять же, когда человек без ушей, ему что угодно может показаться... Было дело, бросил его уши на сковородку... Кто же думал, что на него это так подействует... Ну, в общем, как увидел свои уши на сковородке, сразу и отключился. Неклясов говорит, а ну-ка ему нашатырь под нос...
— А где взяли нашатырь?
— Был у нас...
— Приготовлен?
— Да, в аптечке стоял.
— А что еще было в аптечке?
— Ну... Йод, бинты, лекарства всякие...
— Приспособления?
— Кое-какие...
— Какие именно? Утюги? — подсказал Пафнутьев.
— Да что утюги... Одна дамочка не хотела поделиться... — Ерхов усмехнулся. — Поделилась. Неклясов где-то вычитал про китайскую пытку... Берется трехлитровая стеклянная банка, туда помещается голодная крыса... Потом эту банку привязывают к животу горловиной. И крыса начинает вгрызаться в живот...
— Кошмар какой-то! — передернулся от ужаса Пафнутьев.
— Но до этого не дошло... Дамочка как увидела крысу у себя на животе, как почувствовала ее лапки с коготками... Все отдала. Но, по-моему, она после этого немножко дурная стала.
— Это как?
— Рассказывали ребята... Только кто к ней прикоснется легонько, к руке, например... Она в крик.
— Ее фамилия Забелина? — спросил Пафнутьев.
— Да, кажется, так... Забелина. Эля... Элеонора ее зовут.
— А кто это проделывал, с крысой?
— Да все старались, как могли... С ней же, с крысой, не так просто управиться... Самим бы уцелеть...
— Предложил Неклясов?
— Не то чтобы предложил... Приказал. Эля, как увидела крысу в клетке, сразу готова была доллары отдать... Но Вовчик говорит, надо попробовать... Попробовали.
— А как вы узнали, что у нее есть деньги?
— Три овощных магазина в городе держит.
— Так... А яйца Веденяпину кто отрезал?
— Саша... Которого у Леонарда убили.
— Перемазался, наверно?
— Да нет, не очень... Как-то все удачно у него получилось.
— Тоже собаке отдали?
— Ну, не самим же есть.
— Поджаривали?
— На сковородку бросили, но так, для куражу... Мы заметили, что как только бросишь какой-нибудь орган.., не знаю, как сказать... Как только бросишь на сковородку, человек сразу в отпад.
— И что же, понравились собаке человеческие яйца?
— А, знаете, нет... Понюхала, помусолила, пожевала, а жрать не стала.
— Что же потом с ними сделали?
— В унитаз спустили.
— А Веденяпину показывали, как его яйца в унитаз спускаете?
— Ему тогда плохо было... Он только слышал, что воду спустили.
— Отдал деньги?
— А мы у него денег и не просили... Он подписал дарственную на дачу.
— Кому дача досталась?
— Никому... Дарственная потом пошла как юридическое подтверждение... Неклясов продал дачу... Вроде хорошо продал. Нам по тысяче баксов отстегнул.
— Каждому?
— Кто в операции участвовал...
— Слушай, ну, а зачем все-таки вот так круто с мужиком обошлись? Можно было как-то иначе подействовать...
— А уже ничего не помогало... Вовчик в истерику... Да еще этот Веденяпин что-то про яйца сказал... Была какая-то шутка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— О чем? — спросил Ерхов, глядя в потолок.
— На столе перед нами лежал железный кружочек. — Пафнутьев вынул из кармана и показал Ерхову крышку в целлофановом пакете.
— А почему в мешочке? — с нервной улыбкой спросил Ерхов. — Порезаться боитесь?
— Потому в мешочке, что все самые ценные вещи человек склонен прятать в мешочек, — рассмеялся Пафнутьев. — А если серьезно — отпечатки пальцев хочу сохранить.
— Понятно, — кивнул Ерхов. — Я как-то забыл, с кем разговариваю.
— Потолкуем? — спросил Пафнутьев.
— Попробуем...
— Нет, начнем без проб... В соседней палате лежит человек, которому ты уши обрезал... Бильдин. Помнишь такого?
— Не может быть! — Ерхов с ужасом уставился на Пафнутьева.
— Привести?
— Не надо... Я прошу... Не надо его приводить. Не хочу его видеть.
— А он не возражает... Всегда, говорит, рад встретиться...
— Нет, не сейчас, только не сейчас, я вас прошу! — шепотом закричал Ерхов.
— Как скажешь, — легко согласился Пафнутьев. — Поговорим без него... Скажи, будь добр, на фига ты ему уши отрезал?
— Неклясов...
— Нет-нет! Про Вовчика потом... Уши Бильдину оттяпал ты. Вопрос — зачем?
— Деньги мы с него требовали... Он упирался. Обещал, а потом стал упираться... Нету, говорит, разошлись, говорит... Неклясов рассвирепел... Он легко свирепеет, вы знаете?
— Наслышан.
— Ну, что... Приказал похитить мужика. Похитили... У того и охраны-то не было... Водитель с газовой хлопушкой... И все. Водителя устранили.
— Как?
— Ну, как, очень просто... Из баллончика в лицо прыснули. Он и вырубился. А Бильдину велели в машину садиться. Сел, не сопротивлялся. Побледнел только, дурным стал.
— Это как?
— Ну, как... То ткнется не туда, то дает мне портфель подержать, то говорит, у него на спине зачесалось, потом стал просить, чтоб позволили ему девочке позвонить... Поплыл мужик. Это бывает.
— Часто?
— Со всеми бывает, только по-разному... — без выражения продолжал рассказывать Ерхов. — Один в одно ударится, другой в другое... Один, помню, уделался... Стоит, а у него из штанины течет... По-разному, — Ерхов лежал, откинувшись на подушку, глядя в потолок. Лоб его покрывала испарина, рыжеватое, веснушчатое лицо казалось безжизненным.
— А Неклясов? Участвовал в похищениях?
— Нет, ему доставляли человека... Для последнего разговора.
— Он тоже уши отрезал?
— Пробовал как-то... Перемазался весь, рубашка в крови оказалась... Он очень переживает за свои шмотки... Как увидел, что рубашка в крови, тут же в истерику впал, содрал ее с себя, в камин затолкал и сжег.
— — А это зачем?
— Ну... — протянул Ерхов, и легкая улыбка тронула его бесцветные губы. — С виду он вроде крутой мужик, он и в самом деле крутой, но у каждого есть свой пунктик... Неклясов боится следы оставлять. Если есть возможность — перчаток не снимает, даже ест в перчатках. Тонкие у него такие перчатки, черные. Лайковые... Если есть возможность не подписать бумагу, никогда не подпишет... Если надо записку передать, так напишет, что не сразу поймешь, о чем речь идет... Пунктик у него такой. Если вы с ним говорили, то, наверно, знаете, — Ерхов быстро взглянул на Пафнутьева.
— Знаю, — кивнул тот. — Воды попросил, а потом побоялся стакан взять... Видно, вспомнил Штирлица — как немцы на стакане отпечатки пальцев засекли...
— Во-во, — обрадовался Ерхов тому, что его поняли, что разговор идет честный, открытый, и он ничего нового для этого человека не сказал, а значит, и в предательстве его никто не упрекнет.
— Бильдин говорил, что после того, как уши ему оттяпал, ты еще и на сковородке их поджаривал? — спросил Пафнутьев.
— Да ну, поджаривал... Это он с перепугу. Опять же, когда человек без ушей, ему что угодно может показаться... Было дело, бросил его уши на сковородку... Кто же думал, что на него это так подействует... Ну, в общем, как увидел свои уши на сковородке, сразу и отключился. Неклясов говорит, а ну-ка ему нашатырь под нос...
— А где взяли нашатырь?
— Был у нас...
— Приготовлен?
— Да, в аптечке стоял.
— А что еще было в аптечке?
— Ну... Йод, бинты, лекарства всякие...
— Приспособления?
— Кое-какие...
— Какие именно? Утюги? — подсказал Пафнутьев.
— Да что утюги... Одна дамочка не хотела поделиться... — Ерхов усмехнулся. — Поделилась. Неклясов где-то вычитал про китайскую пытку... Берется трехлитровая стеклянная банка, туда помещается голодная крыса... Потом эту банку привязывают к животу горловиной. И крыса начинает вгрызаться в живот...
— Кошмар какой-то! — передернулся от ужаса Пафнутьев.
— Но до этого не дошло... Дамочка как увидела крысу у себя на животе, как почувствовала ее лапки с коготками... Все отдала. Но, по-моему, она после этого немножко дурная стала.
— Это как?
— Рассказывали ребята... Только кто к ней прикоснется легонько, к руке, например... Она в крик.
— Ее фамилия Забелина? — спросил Пафнутьев.
— Да, кажется, так... Забелина. Эля... Элеонора ее зовут.
— А кто это проделывал, с крысой?
— Да все старались, как могли... С ней же, с крысой, не так просто управиться... Самим бы уцелеть...
— Предложил Неклясов?
— Не то чтобы предложил... Приказал. Эля, как увидела крысу в клетке, сразу готова была доллары отдать... Но Вовчик говорит, надо попробовать... Попробовали.
— А как вы узнали, что у нее есть деньги?
— Три овощных магазина в городе держит.
— Так... А яйца Веденяпину кто отрезал?
— Саша... Которого у Леонарда убили.
— Перемазался, наверно?
— Да нет, не очень... Как-то все удачно у него получилось.
— Тоже собаке отдали?
— Ну, не самим же есть.
— Поджаривали?
— На сковородку бросили, но так, для куражу... Мы заметили, что как только бросишь какой-нибудь орган.., не знаю, как сказать... Как только бросишь на сковородку, человек сразу в отпад.
— И что же, понравились собаке человеческие яйца?
— А, знаете, нет... Понюхала, помусолила, пожевала, а жрать не стала.
— Что же потом с ними сделали?
— В унитаз спустили.
— А Веденяпину показывали, как его яйца в унитаз спускаете?
— Ему тогда плохо было... Он только слышал, что воду спустили.
— Отдал деньги?
— А мы у него денег и не просили... Он подписал дарственную на дачу.
— Кому дача досталась?
— Никому... Дарственная потом пошла как юридическое подтверждение... Неклясов продал дачу... Вроде хорошо продал. Нам по тысяче баксов отстегнул.
— Каждому?
— Кто в операции участвовал...
— Слушай, ну, а зачем все-таки вот так круто с мужиком обошлись? Можно было как-то иначе подействовать...
— А уже ничего не помогало... Вовчик в истерику... Да еще этот Веденяпин что-то про яйца сказал... Была какая-то шутка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56