— Что ж, мужик ты свирепый, боюсь я тебя, снимать наручники погожу...Пафнутьев вышел из-за стола и приблизился к Самохину. — Обшарить тебя надо...
— Если надо — обшарьте. Только денег при мне нет.
— Перебьюсь, — ответил Пафнутьев и, пробежав пальцами по карманам, извлек удостоверение, затертое, залитое чем-то жирным и липким, что, тем не менее, подтверждало его подлинность. Была там и фотография владельца. Торжественный, при галстуке, в белой рубашке, но самое главное — Самохин. И тут же были указаны его фамилия, имя, отчество. Пафнутьев убедился, что тот не соврал. — Где работаешь, господин Самохин?
— Ладно, начальник... Допрашивать — допрашивай, а чего обзываться? Не надо меня оскорблять.
— Как же это я тебя оскорбил? — удивился Пафнутьев.
— Какой я тебе господин? Издеваетесь?
— А как же тебя называть?
— Товарищем называйте, гражданином... Можно и Мишей, — Самохин улыбнулся.
— Ладно, — согласился Пафнутьев. — А мама тебя как в детстве звала?
— Да ну, — застеснялся Самохин, — Мих-Мих... Так она звала, царство ей небесное.
— Где работаешь, Мих-Мих?
— Семнадцатое домоуправление.
— Кем?
— Говорил же, сантехником.
— Ребенка там спер?
— Нет. Какие дети в домоуправлении? Там другого добра навалом.
— А где?
— Сколько мне светит?
— Сколько... — Пафнутьев подумал, посмотрел в окно, пожевал губами. — Года три — это точно. А если у тебя еще и слава дурная, то все пять.
— Это что такое — дурная слава?
— Раньше сидел?
— Сидел.
— Значит, слава у тебя дурная. Готовься пять лет отсиживать.
— Многовато...
— Согласен. Но тут от меня уж ничего не зависит.
— Зависит, — упрямо повторил Самохин. — Все от тебя зависит. Не надо мне мозги пудрить. Может, договоримся, а?
— Согласен, — ответил Пафнутьев, не задумываясь ни на секунду. — Готов поторговаться. Что ты предлагаешь?
— Я отвечаю на все ваши вопросы, а вы отпускаете меня на все четыре стороны, — твердо заявил Самохин. — По рукам?
— По ногам, — ответил Пафнутьев и набрал номер Шаланды. Тот оказался на месте. Что-то странное происходило последнее время с Шаландой — он не торопился домой, никуда не торопился, стараясь подольше задерживаться в кабинете.Пафнутьев беспокоит!
— Чем могу? — сдержанно произнес Шаланда.
— Ты в самом деле чем-то можешь?
— Не понял? — обиделся Шаланда.
— Слушай меня, Шаланда... По твоей службе не было сообщения о пропаже ребенка?
— Какого ребенка? — не понял Шаланда.
— Двуногого. И руки у него тоже две. Два уха, два глаза... Ну, было сообщение?
— Сколько лет ребенку?
— Года нет. Похоже, ему и месяца нет.
— Совсем крошка? — заулыбался Шаланда, но тут же опять сделался серьезным. — Не было.
— Но мимо тебя такие вещи не проходят?
— Никогда!
— Рад был слышать тебя, Шаланда! — и Пафнутьев положил трубку. Но тут же снова поднял ее и набрал номер телевизионных новостей. Был у них там верный человек, который иногда брал на себя смелость посылать в эфир сообщения, позарез необходимые Пафнутьеву. Иногда это были рискованные сообщения, иногда откровенно провокационные, но каждый раз за ними стояли интересы очередного расследования. Валентин Фырнин когда-то работал в Москве, но времена изменились. В журналистике понадобились другие люди — шустрые, наглые, без всяких там угрызений, сомнений, колебаний. И Фырнин оказался не ко двору.
Выгнали Фырнина из редакции. Пафнутьев перетащил его в свой город, запихнул на телевидение и получил надежного соратника и собутыльника.
Тайный агент Пафнутьева оказался на месте. Он и не мог не оказаться, поскольку через полчаса должны были выйти новости.
— Валя? — вкрадчиво спросил Пафнутьев. — Здравствуй, дорогой. Паша тебя беспокоит.
— Какой Паша? — не сразу сообразил тот.
— А их у тебя много, Паш?
— Все! Врубился! Записываю!
— Записывай... Полчаса назад возле центрального универмага задержан некий Самохин Михаил Михайлович, который продавал девочку, не имея на это соответствующей лицензии.
— А что, на это дают лицензию? — ошалело спросил Фырнин.
— Нет, — ответил Пафнутьев. — Не дают. Поэтому у него и не было такой лицензии. Продолжаю... Родители, у которых был похищен ребенок, могут обратиться на телевидение по телефону... Номер сам назови, который считаешь нужным.
— Сколько же он просил за девочку?
— Он заломил кошмарную цену... Три бутылки водки.
— Надо же, жлоб какой! — пробормотал Фырнин. — Записал. Дальше?
— В настоящее время продолжается допрос задержанного в городской прокуратуре. Получены первые чистосердечные показания. Задержанный вины своей не отрицает, однако же и не раскаивается.
— Раскаиваюсь! — подал голос Самохин.
— Валя... Исправь последние слова. Он уже раскаивается и заверяет правосудие, что воровать девочек больше не будет.
— Кстати, а сколько красавице?
— Думаю, меньше месяца...
— Младенец?! — не то ужаснулся, не то восхитился Фырнин.
— Потому и цена такая, — ответил Пафнутьев. — Валя, ты меня понял? Это очень важно.
— Будет, Паша. Мы начнем новости с этого сообщения, а в конце еще раз повторим. Включай телевизор. Через три минуты город вздрогнет от ужаса и возмущения. Через три минуты! Пока!
Пафнутьев положил трубку, некоторое время смотрел на нее, прикидывая, все ли сказал, не упустил ли чего.
— Напрасно вы это, — проговорил Самохин обиженно. — Не надо было... На весь город ославите...
— Слушай! — возмутился Пафнутьев. — Ты ребенка спер! Надо же родителей найти!
— Не найдете, — произнес Самохин так тихо, что Пафнутьев с трудом разобрал эти странноватые слова.
— Почему?
— Потому, — Самохин исподлобья взглянул на Пафнутьева. — Потому, — повторил он. — Я же предлагал договориться... Вы отказались. Как будет угодно, — добавил Самохин.
— Думаешь, поздно нам с тобой договариваться? — спросил Пафнутьев, обеспокоенный последними словами Самохина. Было в них что-то истинное, Самохин не пытался выкрутиться, он просто предложил уговор, и что-то важное стояло за этим предложением. Люди в его положении могут предложить деньги, много денег, но он вел себя иначе.
— Поздно, Павел Николаевич. Теперь я буду молчать, как асфальт. Нет, как бетон. Нет, как железобетон.
— Разберемся, — пробормотал Пафнутьев. — Искреннее раскаяние, помощь в поисках родителей ребенка... Это тебе помогло бы.
— Вы не найдете родителей.
— Почему?
— Их нет.
— В каком смысле? — насторожился Пафнутьев, опять остро почувствовав второй смысл в словах Самохина. — Они умерли? Их убили?
— Они живы... Может быть, и живы... Но их нет.
— А ты не хочешь выразиться понятнее?
— Может быть, потом. Сейчас не могу.
— Как знаешь.
Неожиданно резко зазвонил телефон. Звонил Шаланда.
— Паша? — спросил он. — Все еще на службе?
— А ты, Шаланда, почему домой не идешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74