Канары? Кипр? Хургада? Ну? Скажи, пожалуйста.
— В Хургаде сейчас август, Андрей.
— Поскупился Бевзлин, он мог бы и на Канары отправить.
— Я слышала объявления по телевидению о том, что какой-то пьяница продавал девочку возле универмага... Значит, это была моя дочь... А я даже не откликнулась.
— Все было сделано для того, чтобы ты не откликнулась.
— Но это и его дочь... Как он мог?
— Что мог? Если он торгует детишками, если распродает их и целыми, и по частям, в виде выжимок и отдельных органов... Он, скорее всего, подумал, что пусть, дескать, она выносит, как положено, родит, как положено, а он уж распорядится ребенком по своему усмотрению. Девочки, тем более хорошо выношенные и нормально рожденные от трезвых родителей, ценятся очень высоко.
— Не верю. Этого не может быть. Бевзлин сволочь, но не настолько.
— Надя, ты знаешь, что он сделал с мужиком, который у него украл товар, то есть твою дочку? Зажал голову в тиски и медленно-медленно давил эту несчастную голову, пока из нее не потекли пьяные мозги. Ты сама говоришь, что у вас испортились отношения. А зачем ему сложности, ребенок, какая-то девица... Ведь он знал, в тебе завелся ребенок? Знал. Ты ему об этом давно сказала?
— Сразу.
— Он не склонял к аборту?
— Нет.
— Тебе что-нибудь непонятно?
— Я не могу поверить, что все это так.
— А что нужно, чтобы ты поверила? Для большей достоверности ты хочешь родить от него мальчика и посмотреть, за сколько бутылок водки его будут продавать на местном базаре?
— Я его убью, — тихо, почти неслышно, одними губами проговорила Надя.
— Вот это уже разговор, — одобрил Андрей. — Твоя девочка была приготовлена к отправке в невероятно гуманную европейскую страну, куда именно, не знаю. В девочку ввели какую-то заразу, и она несколько суток не могла проснуться.
— Боже! — простонала Надя сквозь зубы.
— Последнюю неделю она провела в реанимации. Ее вытащил с того света один хороший человек, когда-нибудь я тебя с ним познакомлю. Он ничего мужик, пафнутьевский приятель.
— Я его убью, — повторила Надя, и Андрей понял, что она не слышала ничего, что он говорил. — Сама убью. Никому не позволю это сделать. Он мой. Понял? — она резко повернулась к нему, и Андрей в свете фонаря еще раз убедился, что все-таки она красива. Надя, не мигая, смотрела на Андрея широко раскрытыми глазами, и они были до самых краев полны ненавистью. — Не вздумай с ним что-нибудь сделать. Понял?!
— Посмотрим, — неопределенно проговорил Андрей.
— Я не буду повторять все его слова, обещания, заверения, не буду перечислять его подарки. Но все это придает его подлости такой чудовищный смысл, что только я, только я могу вынести приговор и исполнить его.
— Ты меня извини, Надя, — Андрей помялся, — но мне кажется, что не следует тебе этим заниматься. Тебя нет в его поле зрения уже несколько часов. И он понимает, что это означает. Теперь он и близко не подпустит тебя к себе.
Знаешь, японские камикадзе набивали самолеты взрывчаткой и пикировали на американские корабли, но не могли пробиться сквозь стену заградительного огня.
Ты сейчас напоминаешь этого отчаянного японца в самолете, напичканном взрывчаткой... Тебе не пробиться сквозь стену заградительного огня.
Надя помолчала, включила дворники, и они двумя взмахами сняли с ветрового стекла сверкающие капли дождя. Дождь и сейчас еще барабанил по крыше, первый весенний теплый дождь, который смоет остатки снега, сугробов, смоет остатки зимы с улиц города.
— А ведь это не тот подъезд, — сказала вдруг Надя. — Мы не здесь были, когда ты повел меня к той женщине в белом халате. Ты привез меня в другое место, Андрей.
— Конечно.
— Зачем?
— Мне бы не хотелось, чтобы ты знала, где девочка.
— Почему?
— Я не был уверен, что ты не захочешь сообщить этот адрес Бевзлину.
— Ты считаешь меня идиоткой?
— Я не знал, как ты воспримешь мой маленький сюрприз, — улыбнулся Андрей.Но не переживай. Ты увидишь ее, как только пожелаешь.
— Я его убью. Вот увидишь, все газеты об этом сообщат.
— Решение правильное, но поспешное. Есть опасность того, что он убьет тебя раньше. Ты уже не союзник ему, сейчас ты улика. Самое большее, что ты сможешь сделать, чтобы уничтожить Бевзлина, это остаться живой.
— Ты и в самом деле думаешь, что мне что-то угрожает?
— Я в этом уверен. И ты тоже. И не надо пудрить мне мозги. И себе тоже.
Надя положила прохладную ладонь на горячую руку Андрея и легонько похлопала по ней, не переживай, дескать, я смогу за себя постоять.
* * *
Увидев появившуюся в дверях Надю, Бевзлин вскочил, выбежал из-за своего стола и бросился навстречу с распростертыми объятиями. На лице его играла счастливая улыбка, глаза сверкали радостно и озорно, белые зубы блестели и вызывали нестерпимое желание улыбнуться в ответ.
И Надя улыбнулась, прижалась к груди Бевзлина, на глазах ее невольно выступили слезы.
— Неужели нашлась! — воскликнул Бевзлин. — Неужели цела и здорова?!
— Жива, Толик, жива, — сказала Надя и, отстранившись, посмотрела на него ясными глазами.
— Куда же ты пропала? Я обзвонился, обыскался, изрыдался!
— Меня похитили, — Надя пожала плечами, как бы говоря, что Бевзлин и сам мог бы догадаться, нечего спрашивать о таких очевидных пустяках.
— Кто? — улыбка сползла с его лица. — Неужели он?
— Да, Толик, да. Твой лучший друг — ассенизатор.
— Я же приставил к тебе двух ребят!
— Твои ребята — дебилы. Я не ругаю их, нет, не обзываю. По отношению к ним это просто медицинское определение. Они дебилы, Толик. Этот тип запихнул меня в машину, захлопнул дверцу и уехал.
— А дебилы? — мрачно спросил Бевзлин.
— Они выбежали на дорогу и долго, старательно махали руками. И кричали.
Что-то очень громкое и гневное. Я слышала их крики, пока Андрей не повернул за угол.
— Его зовут Андрей? — Бевзлин посмотрел на Надю исподлобья, будто хотел в ее словах услышать нечто большее, о чем она сказать не хотела.
— Ты и раньше это знал, — Надя опустилась в кресло у журнального столика, вынула из сумочки пачку сигарет, закурила.
Бевзлин молча прошел за свой стол, отодвинул от себя телефон, попробовал вчитаться в какую-то бумагу, но отодвинул и ее. Нервно постучал пальцами по столу, не выдержав, подошел к Наде и сел рядом, в соседнее кресло.
— Куда он тебя повез? Ты выглядишь бледной...
— Мало бываю на свежем воздухе, — Надя услышала только последние слова Бевзлина.
— Я спросил, куда он тебя повез?
— Не надо об этом, Толик. Мой рассказ не доставит тебе много радости. Мне кажется, кое-что тебя даже огорчит. Хотя мы с тобой немного разошлись, ты ко мне охладел, и я к тебе тоже, хотя у тебя появилась девочка не в пример моложе и краше меня, и ты постоянно именно с ней находишься на связи, на горячей линии связи... Я не буду говорить тебе об этой ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— В Хургаде сейчас август, Андрей.
— Поскупился Бевзлин, он мог бы и на Канары отправить.
— Я слышала объявления по телевидению о том, что какой-то пьяница продавал девочку возле универмага... Значит, это была моя дочь... А я даже не откликнулась.
— Все было сделано для того, чтобы ты не откликнулась.
— Но это и его дочь... Как он мог?
— Что мог? Если он торгует детишками, если распродает их и целыми, и по частям, в виде выжимок и отдельных органов... Он, скорее всего, подумал, что пусть, дескать, она выносит, как положено, родит, как положено, а он уж распорядится ребенком по своему усмотрению. Девочки, тем более хорошо выношенные и нормально рожденные от трезвых родителей, ценятся очень высоко.
— Не верю. Этого не может быть. Бевзлин сволочь, но не настолько.
— Надя, ты знаешь, что он сделал с мужиком, который у него украл товар, то есть твою дочку? Зажал голову в тиски и медленно-медленно давил эту несчастную голову, пока из нее не потекли пьяные мозги. Ты сама говоришь, что у вас испортились отношения. А зачем ему сложности, ребенок, какая-то девица... Ведь он знал, в тебе завелся ребенок? Знал. Ты ему об этом давно сказала?
— Сразу.
— Он не склонял к аборту?
— Нет.
— Тебе что-нибудь непонятно?
— Я не могу поверить, что все это так.
— А что нужно, чтобы ты поверила? Для большей достоверности ты хочешь родить от него мальчика и посмотреть, за сколько бутылок водки его будут продавать на местном базаре?
— Я его убью, — тихо, почти неслышно, одними губами проговорила Надя.
— Вот это уже разговор, — одобрил Андрей. — Твоя девочка была приготовлена к отправке в невероятно гуманную европейскую страну, куда именно, не знаю. В девочку ввели какую-то заразу, и она несколько суток не могла проснуться.
— Боже! — простонала Надя сквозь зубы.
— Последнюю неделю она провела в реанимации. Ее вытащил с того света один хороший человек, когда-нибудь я тебя с ним познакомлю. Он ничего мужик, пафнутьевский приятель.
— Я его убью, — повторила Надя, и Андрей понял, что она не слышала ничего, что он говорил. — Сама убью. Никому не позволю это сделать. Он мой. Понял? — она резко повернулась к нему, и Андрей в свете фонаря еще раз убедился, что все-таки она красива. Надя, не мигая, смотрела на Андрея широко раскрытыми глазами, и они были до самых краев полны ненавистью. — Не вздумай с ним что-нибудь сделать. Понял?!
— Посмотрим, — неопределенно проговорил Андрей.
— Я не буду повторять все его слова, обещания, заверения, не буду перечислять его подарки. Но все это придает его подлости такой чудовищный смысл, что только я, только я могу вынести приговор и исполнить его.
— Ты меня извини, Надя, — Андрей помялся, — но мне кажется, что не следует тебе этим заниматься. Тебя нет в его поле зрения уже несколько часов. И он понимает, что это означает. Теперь он и близко не подпустит тебя к себе.
Знаешь, японские камикадзе набивали самолеты взрывчаткой и пикировали на американские корабли, но не могли пробиться сквозь стену заградительного огня.
Ты сейчас напоминаешь этого отчаянного японца в самолете, напичканном взрывчаткой... Тебе не пробиться сквозь стену заградительного огня.
Надя помолчала, включила дворники, и они двумя взмахами сняли с ветрового стекла сверкающие капли дождя. Дождь и сейчас еще барабанил по крыше, первый весенний теплый дождь, который смоет остатки снега, сугробов, смоет остатки зимы с улиц города.
— А ведь это не тот подъезд, — сказала вдруг Надя. — Мы не здесь были, когда ты повел меня к той женщине в белом халате. Ты привез меня в другое место, Андрей.
— Конечно.
— Зачем?
— Мне бы не хотелось, чтобы ты знала, где девочка.
— Почему?
— Я не был уверен, что ты не захочешь сообщить этот адрес Бевзлину.
— Ты считаешь меня идиоткой?
— Я не знал, как ты воспримешь мой маленький сюрприз, — улыбнулся Андрей.Но не переживай. Ты увидишь ее, как только пожелаешь.
— Я его убью. Вот увидишь, все газеты об этом сообщат.
— Решение правильное, но поспешное. Есть опасность того, что он убьет тебя раньше. Ты уже не союзник ему, сейчас ты улика. Самое большее, что ты сможешь сделать, чтобы уничтожить Бевзлина, это остаться живой.
— Ты и в самом деле думаешь, что мне что-то угрожает?
— Я в этом уверен. И ты тоже. И не надо пудрить мне мозги. И себе тоже.
Надя положила прохладную ладонь на горячую руку Андрея и легонько похлопала по ней, не переживай, дескать, я смогу за себя постоять.
* * *
Увидев появившуюся в дверях Надю, Бевзлин вскочил, выбежал из-за своего стола и бросился навстречу с распростертыми объятиями. На лице его играла счастливая улыбка, глаза сверкали радостно и озорно, белые зубы блестели и вызывали нестерпимое желание улыбнуться в ответ.
И Надя улыбнулась, прижалась к груди Бевзлина, на глазах ее невольно выступили слезы.
— Неужели нашлась! — воскликнул Бевзлин. — Неужели цела и здорова?!
— Жива, Толик, жива, — сказала Надя и, отстранившись, посмотрела на него ясными глазами.
— Куда же ты пропала? Я обзвонился, обыскался, изрыдался!
— Меня похитили, — Надя пожала плечами, как бы говоря, что Бевзлин и сам мог бы догадаться, нечего спрашивать о таких очевидных пустяках.
— Кто? — улыбка сползла с его лица. — Неужели он?
— Да, Толик, да. Твой лучший друг — ассенизатор.
— Я же приставил к тебе двух ребят!
— Твои ребята — дебилы. Я не ругаю их, нет, не обзываю. По отношению к ним это просто медицинское определение. Они дебилы, Толик. Этот тип запихнул меня в машину, захлопнул дверцу и уехал.
— А дебилы? — мрачно спросил Бевзлин.
— Они выбежали на дорогу и долго, старательно махали руками. И кричали.
Что-то очень громкое и гневное. Я слышала их крики, пока Андрей не повернул за угол.
— Его зовут Андрей? — Бевзлин посмотрел на Надю исподлобья, будто хотел в ее словах услышать нечто большее, о чем она сказать не хотела.
— Ты и раньше это знал, — Надя опустилась в кресло у журнального столика, вынула из сумочки пачку сигарет, закурила.
Бевзлин молча прошел за свой стол, отодвинул от себя телефон, попробовал вчитаться в какую-то бумагу, но отодвинул и ее. Нервно постучал пальцами по столу, не выдержав, подошел к Наде и сел рядом, в соседнее кресло.
— Куда он тебя повез? Ты выглядишь бледной...
— Мало бываю на свежем воздухе, — Надя услышала только последние слова Бевзлина.
— Я спросил, куда он тебя повез?
— Не надо об этом, Толик. Мой рассказ не доставит тебе много радости. Мне кажется, кое-что тебя даже огорчит. Хотя мы с тобой немного разошлись, ты ко мне охладел, и я к тебе тоже, хотя у тебя появилась девочка не в пример моложе и краше меня, и ты постоянно именно с ней находишься на связи, на горячей линии связи... Я не буду говорить тебе об этой ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74