И тут же, словно почувствовав его разочарование, она пристально и как-то протяжно посмотрела с экрана прямо в усталые пафнутьевские глаза. И усмехнулась.
— Некоторым мои слова кажутся очевидными... Как бывает очевидным любое событие, самое невероятное после того, как оно случилось. Хочу сразу сказать — не торопитесь с выводами. Я сказала, что сказала. И не так уж мало.
— Да! Как говорят французы — шерше ля фам. Ищите женщину, — подхватил Фырнин.
— И не одну, — добавила Элеонора.
— Две? — ужаснулся Фырнин с профессиональной искренностью.
— Я вижу три, — сказала Элеонора со слегка затуманенным взглядом. Она вдруг как-то обмякла, словно устала за эти секунды.
— Вы хотите сказать, что эти три женщины, сговорившись...
— Нет, — она досадливо поморщилась. — Я говорю не об убийцах, я говорю о сути происшедших событий. А кто убил, как, когда... Это дело следствия. Кстати, оно скоро закончится.
— Скоро — это когда?
— Через день, два... Самое большее — через три дня.
— Знаете, Элеонора, я был потрясен точностью вашего попадания — незадолго до смерти вы сказали Объячеву, что он умрет в собственной постели... И все случилось именно так, именно так! Что вам в те секунды привиделось, какие видения пронеслись перед вашим внутренним взором?
Некоторое время Элеонора молчала, не задумываясь о стоимости экранного времени, потом, стряхнув с себя оцепенение, взглянула на Фырнина.
— А вы не допускаете, что это было обычное профессиональное лукавство? Заверив человека в том, что он умрет в собственной постели, я тем самым пообещала ему долгие годы жизни, спокойную старость, окружение многочисленных домочадцев... Этого вы не допускаете?
— Честно говоря, допускаю, — сказал Фырнин, твердо глядя Элеоноре в глаза.
— Несмотря на все ваши восторги, я это знала с самого начала. Мне, конечно, понравилось, что вы похвалили меня за чувство юмора, но смею заверить: я знаю цену этому комплименту.
— Я не хотел вас обидеть!
— Обидеть вы меня не хотели, но разоблачить или, скажем, развеять туман таинственности над моей головой... Попытались.
— Простите! Вы меня не так поняли! — Фырнин сделал отчаянную попытку вернуть разговор в милое и слегка мистическое русло, однако Элеонора пресекла его попытки легко и небрежно.
— Не надо нас дурить, — сказала она с пренебрежительным движением руки, как бы отбрасывая нечто несущественное. И опять в ее голосе прозвучала вульгаринка, которая так понравилась Пафнутьеву несколько минут назад. — Хотите вам кое-что предскажу?
— Хочу, — сипловато сказал Фырнин и невольно сглотнул набежавшую слюну.
— Вы не сделаете карьеры. Не станете богатым и знаменитым. У вас нет той силы, которая позволяет человеку перешагивать через ближних. И они вам этого не простят. Самое большее, на что можете рассчитывать в жизни, — это признательность или, скажем, любовь друзей.
— И женщин? — попытался пошутить Фырнин, но Элеонора отсекла и эту его попытку.
— Друзей, — твердо повторила она.
— Не так уж мало, — уныло согласился Фырнин.
— Это очень много.
— Скажите... Долго ли мне осталось жить?
— В ближайшие лет двадцать можете об этом даже не думать.
— А потом?
— Потом можете задуматься.
— Скажите, Элеонора, если вернуться к теме нашего разговора, к первым моим вопросам...
— Я увидела Объячева в кровати с окровавленной грудью.
— Но ему стреляли в голову.
— Может быть, в голову, может быть, стреляли... Мне об этом ничего неизвестно.
— Вы сказали, что мы очень скоро узнаем имя убийцы...
— Я этого не говорила.
— Ну, как же, только что...
— Я сказала, что следствие закончится быстро. Про убийцу я не произнесла ни слова.
— А могли бы?
— Нет. Здесь не все просто и очевидно... Какие-то наслоения изображений, желаний, пространств, интересов, — глаза Элеоноры сделались отрешенными. — Если не возражаете, на этом остановимся, — сказала Элеонора с беспомощной улыбкой. — Я устала. Мне нельзя уставать.
— Почему?
— Долго прихожу в себя, — она отбросила назад волосы, поправила шаль и поднялась из студийного кресла.
На этом передача закончилась, в кадре снова появилась смурная физиономия Фырнина, который ловкими обтекаемыми словами в несколько секунд подвел итог разговора с гадалкой и попрощался с телезрителями.
— Что скажете, молодые люди? — обернулась от экрана Маргарита. На губах ее блуждала ироническая улыбка, в пальцах раскачивался длинный мундштук с дымящейся сигареткой.
— Баба — не дура, — ответил Пафнутьев. — Она здесь бывала?
— И не один раз!
— Это кое-что объясняет.
— Что же именно? Наличие трех женщин?
Последнего вопроса Пафнутьев не услышал — он отошел к окну и набрал по сотовому номер Фырнина. Тот отозвался сразу, видимо, уже торчал в студийной курилке.
— Она больше ничего не добавила? — спросил Пафнутьев.
— Добавила. Говорит: ничего не вижу из-за потока несущихся денег. Прямо по воздуху, говорит, несутся и в какой-то черной дыре исчезают. Не то денежная метель, не то снегопад... И такая вот подробность, Павел Николаевич... Доллары. Это все доллары.
— И исчезают?
— Так она сказала.
— Я звоню из дома Объячева... Она бывала здесь.
— Павел Николаевич... Она бывала во многих местах. Элеонора вообще предпочитает работать на дому. Как я понял, женщина она наблюдательная, и многие подробности домашней жизни ей помогают. Кроме того, у себя дома люди более раскованы.
— И щедры, — добавил Пафнутьев.
— А что, — удивился новому повороту Фырнин. — Это не так уж плохо для ее профессии.
— Разберемся, — сказал Пафнутьев.
Обернувшись, он заметил, что в каминном зале стоит полная тишина, и все внимательно вслушиваются в его разговор с Фырниным. И хотя он говорил вполголоса, наверняка его слышали и Вохмянин, повернувшийся складчатым затылком ко всем остальным, и Маргарита, потягивающая сигарету из длиннющего мундштука, и молчаливый Вьюев, который за вечер, кажется, не проронил ни единого слова. Но к виски прикладывался, причем охотно, — и это заметил Пафнутьев.
* * *
Разошлись поздно, когда закончился показ очередных «Секретных материалов» — нечисть из потустороннего мира вмешивалась в жизнь людей, насылала на них порчу и смерть. Сами по себе вскрывались могилы, мертвецы шастали среди живых, а живые, оказывается, давно уже были мертвецами и тоже не упускали случая заявить о себе и свести какие-то давние счеты. Полыхали трупы, носились по воздуху гробы, посланцы из преисподней пили кровь юных девушек, вампиры похищали младенцев для сатанинских своих ритуалов, и все это странным образом перекликалось с тем, что происходило в доме, становилось продолжением событий в громоздком объячевском сооружении.
Маргарита вышла молча, не попрощавшись.
Вьюев исчез вообще незаметно, как бы растворился в воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Некоторым мои слова кажутся очевидными... Как бывает очевидным любое событие, самое невероятное после того, как оно случилось. Хочу сразу сказать — не торопитесь с выводами. Я сказала, что сказала. И не так уж мало.
— Да! Как говорят французы — шерше ля фам. Ищите женщину, — подхватил Фырнин.
— И не одну, — добавила Элеонора.
— Две? — ужаснулся Фырнин с профессиональной искренностью.
— Я вижу три, — сказала Элеонора со слегка затуманенным взглядом. Она вдруг как-то обмякла, словно устала за эти секунды.
— Вы хотите сказать, что эти три женщины, сговорившись...
— Нет, — она досадливо поморщилась. — Я говорю не об убийцах, я говорю о сути происшедших событий. А кто убил, как, когда... Это дело следствия. Кстати, оно скоро закончится.
— Скоро — это когда?
— Через день, два... Самое большее — через три дня.
— Знаете, Элеонора, я был потрясен точностью вашего попадания — незадолго до смерти вы сказали Объячеву, что он умрет в собственной постели... И все случилось именно так, именно так! Что вам в те секунды привиделось, какие видения пронеслись перед вашим внутренним взором?
Некоторое время Элеонора молчала, не задумываясь о стоимости экранного времени, потом, стряхнув с себя оцепенение, взглянула на Фырнина.
— А вы не допускаете, что это было обычное профессиональное лукавство? Заверив человека в том, что он умрет в собственной постели, я тем самым пообещала ему долгие годы жизни, спокойную старость, окружение многочисленных домочадцев... Этого вы не допускаете?
— Честно говоря, допускаю, — сказал Фырнин, твердо глядя Элеоноре в глаза.
— Несмотря на все ваши восторги, я это знала с самого начала. Мне, конечно, понравилось, что вы похвалили меня за чувство юмора, но смею заверить: я знаю цену этому комплименту.
— Я не хотел вас обидеть!
— Обидеть вы меня не хотели, но разоблачить или, скажем, развеять туман таинственности над моей головой... Попытались.
— Простите! Вы меня не так поняли! — Фырнин сделал отчаянную попытку вернуть разговор в милое и слегка мистическое русло, однако Элеонора пресекла его попытки легко и небрежно.
— Не надо нас дурить, — сказала она с пренебрежительным движением руки, как бы отбрасывая нечто несущественное. И опять в ее голосе прозвучала вульгаринка, которая так понравилась Пафнутьеву несколько минут назад. — Хотите вам кое-что предскажу?
— Хочу, — сипловато сказал Фырнин и невольно сглотнул набежавшую слюну.
— Вы не сделаете карьеры. Не станете богатым и знаменитым. У вас нет той силы, которая позволяет человеку перешагивать через ближних. И они вам этого не простят. Самое большее, на что можете рассчитывать в жизни, — это признательность или, скажем, любовь друзей.
— И женщин? — попытался пошутить Фырнин, но Элеонора отсекла и эту его попытку.
— Друзей, — твердо повторила она.
— Не так уж мало, — уныло согласился Фырнин.
— Это очень много.
— Скажите... Долго ли мне осталось жить?
— В ближайшие лет двадцать можете об этом даже не думать.
— А потом?
— Потом можете задуматься.
— Скажите, Элеонора, если вернуться к теме нашего разговора, к первым моим вопросам...
— Я увидела Объячева в кровати с окровавленной грудью.
— Но ему стреляли в голову.
— Может быть, в голову, может быть, стреляли... Мне об этом ничего неизвестно.
— Вы сказали, что мы очень скоро узнаем имя убийцы...
— Я этого не говорила.
— Ну, как же, только что...
— Я сказала, что следствие закончится быстро. Про убийцу я не произнесла ни слова.
— А могли бы?
— Нет. Здесь не все просто и очевидно... Какие-то наслоения изображений, желаний, пространств, интересов, — глаза Элеоноры сделались отрешенными. — Если не возражаете, на этом остановимся, — сказала Элеонора с беспомощной улыбкой. — Я устала. Мне нельзя уставать.
— Почему?
— Долго прихожу в себя, — она отбросила назад волосы, поправила шаль и поднялась из студийного кресла.
На этом передача закончилась, в кадре снова появилась смурная физиономия Фырнина, который ловкими обтекаемыми словами в несколько секунд подвел итог разговора с гадалкой и попрощался с телезрителями.
— Что скажете, молодые люди? — обернулась от экрана Маргарита. На губах ее блуждала ироническая улыбка, в пальцах раскачивался длинный мундштук с дымящейся сигареткой.
— Баба — не дура, — ответил Пафнутьев. — Она здесь бывала?
— И не один раз!
— Это кое-что объясняет.
— Что же именно? Наличие трех женщин?
Последнего вопроса Пафнутьев не услышал — он отошел к окну и набрал по сотовому номер Фырнина. Тот отозвался сразу, видимо, уже торчал в студийной курилке.
— Она больше ничего не добавила? — спросил Пафнутьев.
— Добавила. Говорит: ничего не вижу из-за потока несущихся денег. Прямо по воздуху, говорит, несутся и в какой-то черной дыре исчезают. Не то денежная метель, не то снегопад... И такая вот подробность, Павел Николаевич... Доллары. Это все доллары.
— И исчезают?
— Так она сказала.
— Я звоню из дома Объячева... Она бывала здесь.
— Павел Николаевич... Она бывала во многих местах. Элеонора вообще предпочитает работать на дому. Как я понял, женщина она наблюдательная, и многие подробности домашней жизни ей помогают. Кроме того, у себя дома люди более раскованы.
— И щедры, — добавил Пафнутьев.
— А что, — удивился новому повороту Фырнин. — Это не так уж плохо для ее профессии.
— Разберемся, — сказал Пафнутьев.
Обернувшись, он заметил, что в каминном зале стоит полная тишина, и все внимательно вслушиваются в его разговор с Фырниным. И хотя он говорил вполголоса, наверняка его слышали и Вохмянин, повернувшийся складчатым затылком ко всем остальным, и Маргарита, потягивающая сигарету из длиннющего мундштука, и молчаливый Вьюев, который за вечер, кажется, не проронил ни единого слова. Но к виски прикладывался, причем охотно, — и это заметил Пафнутьев.
* * *
Разошлись поздно, когда закончился показ очередных «Секретных материалов» — нечисть из потустороннего мира вмешивалась в жизнь людей, насылала на них порчу и смерть. Сами по себе вскрывались могилы, мертвецы шастали среди живых, а живые, оказывается, давно уже были мертвецами и тоже не упускали случая заявить о себе и свести какие-то давние счеты. Полыхали трупы, носились по воздуху гробы, посланцы из преисподней пили кровь юных девушек, вампиры похищали младенцев для сатанинских своих ритуалов, и все это странным образом перекликалось с тем, что происходило в доме, становилось продолжением событий в громоздком объячевском сооружении.
Маргарита вышла молча, не попрощавшись.
Вьюев исчез вообще незаметно, как бы растворился в воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68