ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Зинаида со стоном отпрянула в угол, и Суворин метнулся за ней — это был его миг, его единственный шанс: он нанес удар и теперь обязан довести дело до конца. — Скажите мне, где он. Простите меня, но вы должны мне это сказать. Где он?
Она замахнулась на него, но милиционер успел схватить ее за плащ и оттащить в сторону.
— Ну хватит, хватит. — Он повернул ее к себе, и она рухнула на колени.
Суворин тоже опустился на колени возле нее. И сжал ее лицо в своих ладонях.
— Умоляю, простите меня, — повторял он. Лицо ее обмякло под его пальцами, глаза наполнились слезами, щеки потемнели, рот напоминал черное пятно. — Все в порядке. Ну пожалуйста.
Она окаменела. Ему показалось, что сейчас она потеряет сознание, но глаза ее оставались широко открытыми.
Она не сломлена. Он понял это. Она — дочь своего отца.
Примерно через полминуты он отпустил ее и сел на корточки, наклонив голову и тяжело дыша. Он слышал, как за его спиной увозят каталку.
— Вы сумасшедший, — сказал служитель, потрясенный этой сценой. — Псих е… ный, вот вы кто.
Суворин только устало отмахнулся. Дверь захлопнулась. Он прижал ладони к холодному каменному полу. Он ненавидел дело, которое ему поручили: не потому, что оно такое странное и опасное, а потому, что из-за него Суворин осознал, насколько ненавидит свою страну — всех этих отморозков старых времен, выходящих по воскресеньям на улицу с портретами Маркса и Ленина, всех этих твердолобых фанатиков вроде Мамонтова, которые не примирились, хотя и ничего не добились, и не понимают, что мир стал совершенно иным.
Тяжелый груз прошлого придавил его, как сброшенный памятник.
Потребовалось немалое усилие, чтобы, оттолкнувшись от пола ладонями, подняться.
— Пошли, — сказал он и протянул ей руку.
— Архангельск. — Что?
Зинаида смотрела на него, по-прежнему оставаясь на полу. Пугающее спокойствие исходило от нее. Он подошел ближе.
— Что вы сказали?
— Архангельск.
Он придержал полы пальто и аккуратно присел на корточки возле нее. Оба опирались спинами о стену, как люди, чудом уцелевшие в автомобильной катастрофе.
Она смотрела прямо перед собой и говорила чужим монотонным голосом. Суворин, раскрыв блокнот, быстро писал наискосок страниц, переходя с одной на другую. Он боялся, что она замолчит в любую минуту, так же внезапно, как и заговорила.
Келсо уехал в Архангельск, сказала она. На машине. На Север, он и этот корреспондент с телевидения.
Отлично, Зинаида, не спеши. Когда они уехали?
Вчера днем.
Точнее?
В четыре, может быть, в пять. Она не помнит. Какая разница!
Что за корреспондент?
О'Брайен. Американец. Работает в телекомпании. Она ему не доверяет.
Тетрадь?
Уехала. С ними вместе. Тетрадь принадлежит ей, но она не желает к ней прикасаться. Особенно после того, как узнала, что в ней. На ней проклятие. На всем этом лежит проклятие. Гибли все, кто брал ее в руки.
Она замолчала, устремив взгляд туда, где несколько минут назад было тело ее отца. И прикрыла глаза.
Суворин подождал, потом спросил: почему Архангельск?
Потому что там жила эта девушка.
Девушка? Суворин перестал писать. Что? Какая еще девушка?
— Послушайте, — говорил он несколько минут спустя, спрятав блокнот. — У вас все будет в порядке. Я лично об этом позабочусь, понимаете? Российское правительство это гарантирует.
(О чем он говорит? Российское правительство ни черта не может гарантировать. Российское правительство не в состоянии гарантировать даже того, что президент страны не спустит штаны на официальном приеме и прилюдно не испортит воздух.)
— Вот что я собираюсь сейчас сделать. Во-первых, даю вам номер моего служебного телефона, это прямая линия. Я попрошу одного из моих людей отвезти вас домой, хорошо? И вы наконец выспитесь. Я обеспечу охрану на лестничной площадке и возле дома. Никто не сможет добраться до вас и причинить вам какие-либо неприятности. Хорошо?
Он горячился, давая больше обещаний, чем мог выполнить. Мне следовало заниматься политикой, подумал он. У меня это выходит так естественно.
— Мы обеспечим безопасность Келсо. И мы обязательно найдем этих людей, этого человека, который сделал такое с вашим отцом, и мы засадим его за решетку. Вы меня слушаете, Зинаида? — Он встал и незаметно посмотрел на часы. — Я должен начать действовать. Мне пора ехать. Хорошо? Я позвоню лейтенанту Бунину — вы помните Бунина, вы видели его вчера ночью. И попрошу его отвезти вас домой. — На полпути к двери он оглянулся. — Кстати, моя фамилия Суворин. Феликс Суворин.
Милиционер и служитель морга ждали в коридоре.
— Дайте ей побыть одной, — сказал он. — И все будет в порядке. — Они как-то странно на него посмотрели. Было ли это осуждение или вялое проявление уважения? Он сам не знал, чего заслуживает, но выяснять не было времени. Он повернулся к ним спиной и набрал номер Арсеньева в Ясеневе.
— Сергей? Мне нужно поговорить с полковником… Да, это срочно. И мне нужно, чтобы мне обеспечили транспорт… Да. Вы слышите меня? Мне требуется самолет.
23
Согласно партийному личному делу, Варвара Сафонова более шестидесяти лет жила по одному и тому же адресу — в старой части города, в десяти минутах езды от набережной. Это был район деревянной застройки: к деревянным домам вели деревянные ступени с деревянных тротуаров — дерево старое, посеребренное временем, сплавленное, должно быть, задолго до революции из лесов в верхнем течении Двины. Зимой это место выглядело весьма живописно, если закрыть глаза на блочные многоквартирные дома, возвышавшиеся за деревянными. Возле них были сложены поленницы дров, то тут, то там в небо поднимались завитки дыма, обволакивая падающие хлопья снега.
По обеим сторонам широких пустых дорог стояли серебристые березы-часовые, а дорожное покрытие под слоем снега казалось предательски ровным. Но это не были дороги в подлинном смысле слова: «тойота» то и дело проваливалась в ямы глубиной мужику по колено, тряслась и металась из стороны в сторону в широких колеях, пока Келсо не предложил наконец остановиться и продолжить поиски пешком.
Он стоял, дрожа от холода, на досках, а О'Брайен тем временем рылся в багажнике. На другой стороне улицы выстроилось с десяток железнодорожных товарных вагонов. Внезапно самодельная дверь в конце одного из них открылась и из нее спустилась молодая женщина, а за ней — двое маленьких детей, настолько закутанных от холода, что их можно было принять за медвежат. Она зашагала по снежному полю, дети потащились за нею следом, с любопытством разглядывая Келсо, но женщина повернулась и— резким голосом приказала им не отставать.
О'Брайен запер машину и взял один из своих алюминиевых кейсов. Келсо не выпускал из рук пакет.
— Вы такое видели? — спросил Келсо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94