Зачем этот маскировочный такелаж?
— Ты ведь прекрасно знаешь, что по-русски все это называется брехней. Бессовестной брехней! Не знаю только, для чего она вам понадобилась?
— На берегу разберутся, где брехня, а где правда. Ты лучше подумай над тем, что говорил тебе капитан.
— Мне думать нечего. Нам, пострадавшим от шторма, по международному морскому праву обязано оказать помощь любое встречное судно. Вот вы и оказали…
— Должен предупредить, старшина, что капитан очень тобой недоволен. Ты не оценил чести, которую он тебе оказал, пригласив вместе с ним пообедать. Такой чести даже я ни разу не удостоился.
Старшина Асхатов с сожалением посмотрел на боцмана:
— Послушай, как тебя звали в Никольске?
— Анатолием.
— Жаль мне тебя, Анатолий. Неужто в тебе не осталось ни капельки гордости? Ведь ты учился в нашей, советской, школе. И стал лизоблюдом, жалким лакеем…
Лицо боцмана потемнело.
— Молчать! Не заниматься пропагандой! Не то загремишь в канатный ящик!
— Не стращай, советского моряка не запугаешь! Я вот тоже — татарин, а горжусь своей великой Родиной, ни на какие коврижки ее не променяю!
Игроки застыли, держа в руках длинные узкие карты с драконами на оборотной стороне.
Заметив их интерес, боцман примирительно улыбнулся:
— Не будем ссориться, старшина. Должен тебе сказать, что ты мне нравишься. Я могу быть тебе очень полезен. Очень! — многозначительно повторил он и, сказав что-то игрокам, направился к трапу. Поставив ногу на ступеньку, оглянулся: — Тебе покажут койку, если захочешь отдохнуть. Без моего разрешения на палубу не выходить.
Асхатов остался за столом, обводя взором замызганное помещение. Пахло чесноком и устоявшимся запахом табачного и опиумного дыма. Матросы, казалось, не замечали его, сосредоточенно глядя в карты, делая ходы, гортанно выкрикивая ставки, жадно хватая деньги со стола или кладя их на банк.
Старшина раздумывал о том, верно ли он себя держал и со шкипером и с боцманом, и нашел, что правильно. Он ничем не поступился, не выказал трусости, на что рассчитывали китайцы, пригрозив, что сбросят за борт. Он сжал голову руками, поставив локти на стол, и тут же опустил их на колени: «Пусть не думают, что совсем скис. Должен же быть какой-то выход. За борт не спишут, просто стращают, а привезут в Китай — наши и там выручат. Только бы найти способ дать знать посольству!»
В очередной раз он стал досадовать на себя, что не заменил радиостанцию, и тут же, отбросив эти бесполезные сожаления, улыбнулся, вспомнив радостные лица ребят, когда те увидели его на палубе сейнера в сопровождении боцмана. «Что это за человек? Родился и вырос у нас. Возможно, был даже комсомольцем и вдруг превратился в подонка? Хотя тут все такие собрались. А шкипер еще, пожалуй, похуже боцмана. Какое у него надменное лицо! Нос с горбинкой, губы тонкие. Не говорит, а цедит сквозь зубы. Может быть, не стоило садиться с ним обедать? Нет, поесть надо было. Чтобы с ними бороться, нужно набраться сил. А мужества у нас у всех хватит». Старшина с гордостью вспомнил ураганы в ледяном море, как они приспосабливали свой кораблик к активной борьбе с океаном, как сами боролись со страхом ночами, когда заливало палубу, раскачивало катер, ставя бортом к волне. Они преодолели холод и голод, нашли способ собирать дождевую воду, собирали планктон, ловили рыбу, кальмаров. Как все эти неустанные заботы, бессменный труд закаливали их, добавляли уважения к себе, вселяли уверенность, что они обязательно, выживут, доберутся до какого-нибудь берега, встретят свое или чужое судно! И вот встретили.
— Ну вас всех к дьяволу! — зло сказал старшина вслух.
Картежники снова с любопытством посмотрели на пленника и опять углубились в игру.
Боцман поднялся на крыло мостика. Там находились капитан и старший помощник, оба смотрели в бинокли на небольшое судно, в двух милях впереди пересекавшее курс сейнера.
Капитан сказал:
— Идет от Рифа Печали. Палуба и трюмы наверняка завалены тюками и чемоданами. Изрядно поживились. Боюсь, что мы придем туда, когда с американского лайнера все растащат. Надо будет позаимствовать кое-что у этих «рыбаков». Самый полный!
— Мы идем весь день самым полным, — ответил старпом.
— Но так мы не догоним «рыбачков».
— Русский катер съедает больше двух узлов. Надо от него временно избавиться. Никуда он не денется.
Боцман добавил:
— Бензина у них нет. Парусная оснастка — за бортом. У нас их заложник.
Капитан приказал:
— Отдать буксир! Тревога! И пусть механик выжимает из дизеля все обороты. Открыть предупредительный огонь!..
Раздались частые удары в рынду. Игроки бросили карты. Банкомет сгреб деньги со стола. Все кинулись к трапу.
Выглянув из палубного тамбура, старшина увидел, что матросы с автоматами пробежали в носовую часть судна, где слышались выстрелы. Часовой, прислонив автомат к лебедке, возился, отдавая буксир. Первой мыслью Асхатова было схватить автомат и перестрелять всех пиратов, а там что будет. Эту нелепую мысль он отбросил, увидев своих ребят. Алексей стоял на палубе, Петрас выглядывал из окна рубки, оба что-то кричали ему.
Старшина оглянулся, ища глазами боцмана: может, тот объяснит, почему бросают катер, а его оставляют на сейнере. На кормовой палубе находился только часовой, силясь отдать неумело закрепленный буксирный канат. С бака отрывисто застучал крупнокалиберный пулемет. Часовой наконец перерезал канат ножом и с облегчением глядел, как отстает катер с двумя незадачливыми русскими моряками.
Старшина быстро сбросил тяжелые ботинки. Сняв, крадучись пошел к автомату. Часовой оглянулся, когда старшина уже схватил оружие. Из груди часового вырвался хриплый безнадежный крик, похожий на стон. Японец думал, что русский срежет его очередью. Произошло не менее страшное: автомат полетел за борт, а русский вскочил на фальшборт и прыгнул вниз головой в воду.
Часовой с отрешенным от всего лицом наблюдал, как плывет русский моряк навстречу идущему по инерции катеру. Он уже близко. Ему бросили конец. Помогают подняться на палубу…
На баке стрельба усилилась. В кубрик пробежал матрос, быстро вернулся с двумя сумками с патронами.
— Ты здесь загораешь, Тодзаки, а там дело заварилось. Они тоже голенькими не дадутся! Везет тебе, Тодзаки. Весь бой проторчишь возле русского парня. И зачем капитан оставил его?.. — Он побежал, волоча по палубе тяжелые патронные сумки.
Стрельба усилилась. Над головой Тодзаки просвистели пули, словно горсть гальки рассыпалась по синей упругой волне.
У русского катера за кормой вдруг запенилась вода, он развернулся и стал быстро удаляться к юго-востоку. Часовой в смертельной тоске смотрел ему вслед, а когда он скрылся, стал провожать взглядом солнце, удивляясь, как оно быстро опускается к горизонту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Ты ведь прекрасно знаешь, что по-русски все это называется брехней. Бессовестной брехней! Не знаю только, для чего она вам понадобилась?
— На берегу разберутся, где брехня, а где правда. Ты лучше подумай над тем, что говорил тебе капитан.
— Мне думать нечего. Нам, пострадавшим от шторма, по международному морскому праву обязано оказать помощь любое встречное судно. Вот вы и оказали…
— Должен предупредить, старшина, что капитан очень тобой недоволен. Ты не оценил чести, которую он тебе оказал, пригласив вместе с ним пообедать. Такой чести даже я ни разу не удостоился.
Старшина Асхатов с сожалением посмотрел на боцмана:
— Послушай, как тебя звали в Никольске?
— Анатолием.
— Жаль мне тебя, Анатолий. Неужто в тебе не осталось ни капельки гордости? Ведь ты учился в нашей, советской, школе. И стал лизоблюдом, жалким лакеем…
Лицо боцмана потемнело.
— Молчать! Не заниматься пропагандой! Не то загремишь в канатный ящик!
— Не стращай, советского моряка не запугаешь! Я вот тоже — татарин, а горжусь своей великой Родиной, ни на какие коврижки ее не променяю!
Игроки застыли, держа в руках длинные узкие карты с драконами на оборотной стороне.
Заметив их интерес, боцман примирительно улыбнулся:
— Не будем ссориться, старшина. Должен тебе сказать, что ты мне нравишься. Я могу быть тебе очень полезен. Очень! — многозначительно повторил он и, сказав что-то игрокам, направился к трапу. Поставив ногу на ступеньку, оглянулся: — Тебе покажут койку, если захочешь отдохнуть. Без моего разрешения на палубу не выходить.
Асхатов остался за столом, обводя взором замызганное помещение. Пахло чесноком и устоявшимся запахом табачного и опиумного дыма. Матросы, казалось, не замечали его, сосредоточенно глядя в карты, делая ходы, гортанно выкрикивая ставки, жадно хватая деньги со стола или кладя их на банк.
Старшина раздумывал о том, верно ли он себя держал и со шкипером и с боцманом, и нашел, что правильно. Он ничем не поступился, не выказал трусости, на что рассчитывали китайцы, пригрозив, что сбросят за борт. Он сжал голову руками, поставив локти на стол, и тут же опустил их на колени: «Пусть не думают, что совсем скис. Должен же быть какой-то выход. За борт не спишут, просто стращают, а привезут в Китай — наши и там выручат. Только бы найти способ дать знать посольству!»
В очередной раз он стал досадовать на себя, что не заменил радиостанцию, и тут же, отбросив эти бесполезные сожаления, улыбнулся, вспомнив радостные лица ребят, когда те увидели его на палубе сейнера в сопровождении боцмана. «Что это за человек? Родился и вырос у нас. Возможно, был даже комсомольцем и вдруг превратился в подонка? Хотя тут все такие собрались. А шкипер еще, пожалуй, похуже боцмана. Какое у него надменное лицо! Нос с горбинкой, губы тонкие. Не говорит, а цедит сквозь зубы. Может быть, не стоило садиться с ним обедать? Нет, поесть надо было. Чтобы с ними бороться, нужно набраться сил. А мужества у нас у всех хватит». Старшина с гордостью вспомнил ураганы в ледяном море, как они приспосабливали свой кораблик к активной борьбе с океаном, как сами боролись со страхом ночами, когда заливало палубу, раскачивало катер, ставя бортом к волне. Они преодолели холод и голод, нашли способ собирать дождевую воду, собирали планктон, ловили рыбу, кальмаров. Как все эти неустанные заботы, бессменный труд закаливали их, добавляли уважения к себе, вселяли уверенность, что они обязательно, выживут, доберутся до какого-нибудь берега, встретят свое или чужое судно! И вот встретили.
— Ну вас всех к дьяволу! — зло сказал старшина вслух.
Картежники снова с любопытством посмотрели на пленника и опять углубились в игру.
Боцман поднялся на крыло мостика. Там находились капитан и старший помощник, оба смотрели в бинокли на небольшое судно, в двух милях впереди пересекавшее курс сейнера.
Капитан сказал:
— Идет от Рифа Печали. Палуба и трюмы наверняка завалены тюками и чемоданами. Изрядно поживились. Боюсь, что мы придем туда, когда с американского лайнера все растащат. Надо будет позаимствовать кое-что у этих «рыбаков». Самый полный!
— Мы идем весь день самым полным, — ответил старпом.
— Но так мы не догоним «рыбачков».
— Русский катер съедает больше двух узлов. Надо от него временно избавиться. Никуда он не денется.
Боцман добавил:
— Бензина у них нет. Парусная оснастка — за бортом. У нас их заложник.
Капитан приказал:
— Отдать буксир! Тревога! И пусть механик выжимает из дизеля все обороты. Открыть предупредительный огонь!..
Раздались частые удары в рынду. Игроки бросили карты. Банкомет сгреб деньги со стола. Все кинулись к трапу.
Выглянув из палубного тамбура, старшина увидел, что матросы с автоматами пробежали в носовую часть судна, где слышались выстрелы. Часовой, прислонив автомат к лебедке, возился, отдавая буксир. Первой мыслью Асхатова было схватить автомат и перестрелять всех пиратов, а там что будет. Эту нелепую мысль он отбросил, увидев своих ребят. Алексей стоял на палубе, Петрас выглядывал из окна рубки, оба что-то кричали ему.
Старшина оглянулся, ища глазами боцмана: может, тот объяснит, почему бросают катер, а его оставляют на сейнере. На кормовой палубе находился только часовой, силясь отдать неумело закрепленный буксирный канат. С бака отрывисто застучал крупнокалиберный пулемет. Часовой наконец перерезал канат ножом и с облегчением глядел, как отстает катер с двумя незадачливыми русскими моряками.
Старшина быстро сбросил тяжелые ботинки. Сняв, крадучись пошел к автомату. Часовой оглянулся, когда старшина уже схватил оружие. Из груди часового вырвался хриплый безнадежный крик, похожий на стон. Японец думал, что русский срежет его очередью. Произошло не менее страшное: автомат полетел за борт, а русский вскочил на фальшборт и прыгнул вниз головой в воду.
Часовой с отрешенным от всего лицом наблюдал, как плывет русский моряк навстречу идущему по инерции катеру. Он уже близко. Ему бросили конец. Помогают подняться на палубу…
На баке стрельба усилилась. В кубрик пробежал матрос, быстро вернулся с двумя сумками с патронами.
— Ты здесь загораешь, Тодзаки, а там дело заварилось. Они тоже голенькими не дадутся! Везет тебе, Тодзаки. Весь бой проторчишь возле русского парня. И зачем капитан оставил его?.. — Он побежал, волоча по палубе тяжелые патронные сумки.
Стрельба усилилась. Над головой Тодзаки просвистели пули, словно горсть гальки рассыпалась по синей упругой волне.
У русского катера за кормой вдруг запенилась вода, он развернулся и стал быстро удаляться к юго-востоку. Часовой в смертельной тоске смотрел ему вслед, а когда он скрылся, стал провожать взглядом солнце, удивляясь, как оно быстро опускается к горизонту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97