зачем изрыли весь двор? Ни пройти, ни проехать.
А сегодня – воскресенье.
Я ещё и глаз хорошенько не продрал, а уже завопил:
– Ура! Ура!! Ура!!!
Все сбежались к моей кровати. Высунул из спальни-кабинета голову папа.
– Тише! Маринку разбудишь!
– А я уже проснутая… – вышла Маринка из бабушкиной комнаты, сладко потягиваясь. – Женя, ты мой сон видел или ничейный?
– Ур-ра!!! – ещё сильнее завопил я. – Да здравствует Полкан! Сегодня мне папа купит Полкана! Сегодня воскресенье!
– Куплю, только замолчи. И запиши себе на лбу… – ткнул папа в мою сторону чертёжным пером. – Я до обеда работаю, а потом поедем.
– О-о-о, всех собак разберут…
– Не разберут. Ты думаешь, за собаками очередь, как за апельсинами? – повысил голос папа.
– Может, сегодня и вовсе не будет собак, – сказала мама.
– И я поеду собаку покупать! – начала подпрыгивать Марина.
Выпуталась из ночной сорочки и голышом забегала по квартире.
Мама с бабушкой бросились её ловить.
– Чтоб до обеда я и звука не слышал про базар! И про собак! – грохнул папа дверью, заперся в кабинете.
– Очи чёрные, очи красные, как люблю я вас! – не давалась Марина в руки бабушки и мамы, пела во всё горло. Никто ещё не обещал взять её с собой, а уже радуется, дурочка!
Ну, что ж, будем терпеть до обеда. Лишь бы поехать… Лучше поздно, чем никогда.
Я вышел во двор. Трое незнакомых дядек стучали топорами, строили из тех черных досок гараж Ивану Ивановичу. Сам профессор или торчал возле них, как сторож, или разгуливал среди выкопанных ямок в сквере и зло пинал ногами и палкою нарытые бугорки земли.
Возле гаража Гаркавых стоял «Москвич». Женя накачивал насосом колесо, а его папа что-то заливал в мотор.
– Эй, тёзка! – крикнул Женя. – Хочешь с нами прокатиться?
– Хочу. А куда вы?
– На базар.
Я потеребил ухо: может, ослышался?
– На самый-саменький базар?! Дай честное пионерское.
– Ну, наше вам… Можешь не ехать, упрашивать не стану.
– Ой, а собаку поможешь мне купить?
– Диво какое! Лишь бы деньги – коня можем купить. Привяжем сзади к машине – пусть бежит.
Я пустился домой со всех ног. Начал кричать ещё на лестнице:
– Деньги… давайте! Женя с папой… едут! На базар! Женька поможет мне купить!
Папа дал мне десять рублей. Но тут же стал на стул и прокричал в форточку Жене Гаркавому, чтоб забрал у меня деньги. Слез со стула и помахал пальцем перед моим носом:
– Смотри же!.. За эти деньги, мне кажется, вполне можно купить хорошую собачку, какой-нибудь малой породы. Лучше щенка – молодых легче обучать.
Сказал! Как будто я сам не знаю. Ого, щенок! Если попадётся хороший щенок, так это же будет просто блеск!
Я бежал по лестнице вниз, а из нашей квартиры доносились грохот и визг Марины: «На базар хочу! Хочу на базар!»
Устроила «концерт»…
Около «Москвича» уже вертелись рыжий Вася, Павлуши с Генкой, Серёжа и Жора. Они не помогали Жене, а только канючили:
– Жень, и нас прокати! Дядя Коля, хоть немножко!
– Когда-нибудь, когда-нибудь! Спешим… – отмахивался от них Женя.
Он спрятал насос в багажник, а его папа сел за руль и начал пробовать сигнал: «Пи-ип! Пи-и-ип!» Женя закрыл гараж, нацепил замок и хотел уже открывать дверку машины. И тут подбежали моя мама и Марина. Задыхаются, пальто надето только на одну руку.
– Ой, возьмите, пожалуйста, и эту плаксу… – Мама и улыбалась дяде Коле, и краснела. – Подняла крик, хоть в окно выбрасывайся. Она посидит там в машине, пока вы будете по базару ходить. Ты посидишь, Маринка, правда? Иначе не возьмут…
– Посижу… – шмыгнула носом Маринка.
Женя раскрыл перед ней заднюю дверцу:
– Прошу вас, мадама!
Но «мадама» и с места не стронулась.
– Ах, простите, ваше величество! – Женя дернул за переднюю дверку.
Марина мгновенно забралась в машину. Мы с Женей уселись сзади.
Пацаны пробежали за «Москвичом», а потом отстали. Ноги коротки!
Всю дорогу Марина спокойно сидела возле дяди Коли, даже глазом, наверно, не моргнула.
Остановились на улице возле рынка.
– Молодец, Маринка, ты – дисциплинированная девочка, – сказал дядя Коля. – Теперь можешь садиться за руль и вертеть, сколько хочешь. Только больше ничего не трогай, хорошо? Я быстренько куплю картошки, яблок, и мы с тобой ещё покатаемся, пока хлопцы вернутся.
Марина сразу вцепилась за руль, засопела от удовольствия. Дядя Коля вынул ключ от зажигания, и мы ушли.
На рынке отец Жени повернул в одну сторону, мы – в другую.
Нас и в бока толкали, и на ноги наступали. Люди растекались в стороны потоками и ручейками, кружили, как в водовороте. С трудом пробрались с Женькой к столам. Много было столов: короткие и длинные, окрашенные и облупленные, с крышами из розового шифера и без них. А на столах! И яблоки, и помидоры, и огурцы! И ни одного щенка…
Женя сразу купил себе два яблока и мне два, стакан чёрных семечек – половину мне отсыпал.
Потом начались столы с маслом, творогом, яйцами, с ощипанными гусями и курами. Стояли бидоны с молоком, банки со сметаной, кастрюли с мёдом.
Собак никто не продавал…
Вдруг столы кончились, и дорогу нам преградили шеренги людей. Дяди и тёти держали в руках мешки, около некоторых стояли сбитые из деревянных планок и досок ящики-клетки, а в них лежали толстенькие, как Нуф-Нуф или Наф-Наф, поросятки. Мешки тоже шевелились, как живые, повизгивали, иногда в прорванные дырки высовывались розовые пятачки, возмущенно хрюкали: как так, почему одним и свет, и воздух свежий, а им грязь и темень? Сколько можно терпеть такую свинскую несправедливость?
А о чём только не говорят люди на рынке! Одна тётенька взяла у другой яйцо и встряхивает его: «Что это за яйцо? У голубей и то больше!» А тётка, которая продаёт: «А вы какие хотите? Страусиные? Едьте в Африку!»
А вот два дядьки. Один вытащил за заднюю ногу из мешка поросёнка, держит на весу, показывает покупателю. Тот меряет поросёнка пальцами от рыльца до хвостика и возмущается: «На землю опусти, на землю! Что ты его растягиваешь, как гармошку?» А продавец ему на это: «Сами вы балалайка!»
Откуда-то издалека пробивается сквозь многоголосый шум звонкое: «Кро-о-олики! Белые кролики! Анго-о-ор-ские! Почесал – пуховую шаль связал! Платок – молодице, ребёнку – рукавицы! Налетай! Налетай!»
Мне сразу захотелось «налететь», дёрнул Женьку за рукав.
Пробрались сквозь толпу…
Ах, какие это были кролики! Сидели четыре в ящике из-под посылки – беленькие, как снег, с розовыми глазками, с холодными ушами. И совсем не боятся людей – ручные! Жуют травку, смешно шевеля губками.
– Что, малый, нравятся? Пара – десять рублей. Через год можешь иметь пятьдесят, а если повезёт, то и сто. За десятку – сто кроликов! А? Дешёвка! – улыбался добрый дядька.
Я как присел на корточки около ящика, так и расхотел дальше идти.
– Поменял собаку на кроликов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
А сегодня – воскресенье.
Я ещё и глаз хорошенько не продрал, а уже завопил:
– Ура! Ура!! Ура!!!
Все сбежались к моей кровати. Высунул из спальни-кабинета голову папа.
– Тише! Маринку разбудишь!
– А я уже проснутая… – вышла Маринка из бабушкиной комнаты, сладко потягиваясь. – Женя, ты мой сон видел или ничейный?
– Ур-ра!!! – ещё сильнее завопил я. – Да здравствует Полкан! Сегодня мне папа купит Полкана! Сегодня воскресенье!
– Куплю, только замолчи. И запиши себе на лбу… – ткнул папа в мою сторону чертёжным пером. – Я до обеда работаю, а потом поедем.
– О-о-о, всех собак разберут…
– Не разберут. Ты думаешь, за собаками очередь, как за апельсинами? – повысил голос папа.
– Может, сегодня и вовсе не будет собак, – сказала мама.
– И я поеду собаку покупать! – начала подпрыгивать Марина.
Выпуталась из ночной сорочки и голышом забегала по квартире.
Мама с бабушкой бросились её ловить.
– Чтоб до обеда я и звука не слышал про базар! И про собак! – грохнул папа дверью, заперся в кабинете.
– Очи чёрные, очи красные, как люблю я вас! – не давалась Марина в руки бабушки и мамы, пела во всё горло. Никто ещё не обещал взять её с собой, а уже радуется, дурочка!
Ну, что ж, будем терпеть до обеда. Лишь бы поехать… Лучше поздно, чем никогда.
Я вышел во двор. Трое незнакомых дядек стучали топорами, строили из тех черных досок гараж Ивану Ивановичу. Сам профессор или торчал возле них, как сторож, или разгуливал среди выкопанных ямок в сквере и зло пинал ногами и палкою нарытые бугорки земли.
Возле гаража Гаркавых стоял «Москвич». Женя накачивал насосом колесо, а его папа что-то заливал в мотор.
– Эй, тёзка! – крикнул Женя. – Хочешь с нами прокатиться?
– Хочу. А куда вы?
– На базар.
Я потеребил ухо: может, ослышался?
– На самый-саменький базар?! Дай честное пионерское.
– Ну, наше вам… Можешь не ехать, упрашивать не стану.
– Ой, а собаку поможешь мне купить?
– Диво какое! Лишь бы деньги – коня можем купить. Привяжем сзади к машине – пусть бежит.
Я пустился домой со всех ног. Начал кричать ещё на лестнице:
– Деньги… давайте! Женя с папой… едут! На базар! Женька поможет мне купить!
Папа дал мне десять рублей. Но тут же стал на стул и прокричал в форточку Жене Гаркавому, чтоб забрал у меня деньги. Слез со стула и помахал пальцем перед моим носом:
– Смотри же!.. За эти деньги, мне кажется, вполне можно купить хорошую собачку, какой-нибудь малой породы. Лучше щенка – молодых легче обучать.
Сказал! Как будто я сам не знаю. Ого, щенок! Если попадётся хороший щенок, так это же будет просто блеск!
Я бежал по лестнице вниз, а из нашей квартиры доносились грохот и визг Марины: «На базар хочу! Хочу на базар!»
Устроила «концерт»…
Около «Москвича» уже вертелись рыжий Вася, Павлуши с Генкой, Серёжа и Жора. Они не помогали Жене, а только канючили:
– Жень, и нас прокати! Дядя Коля, хоть немножко!
– Когда-нибудь, когда-нибудь! Спешим… – отмахивался от них Женя.
Он спрятал насос в багажник, а его папа сел за руль и начал пробовать сигнал: «Пи-ип! Пи-и-ип!» Женя закрыл гараж, нацепил замок и хотел уже открывать дверку машины. И тут подбежали моя мама и Марина. Задыхаются, пальто надето только на одну руку.
– Ой, возьмите, пожалуйста, и эту плаксу… – Мама и улыбалась дяде Коле, и краснела. – Подняла крик, хоть в окно выбрасывайся. Она посидит там в машине, пока вы будете по базару ходить. Ты посидишь, Маринка, правда? Иначе не возьмут…
– Посижу… – шмыгнула носом Маринка.
Женя раскрыл перед ней заднюю дверцу:
– Прошу вас, мадама!
Но «мадама» и с места не стронулась.
– Ах, простите, ваше величество! – Женя дернул за переднюю дверку.
Марина мгновенно забралась в машину. Мы с Женей уселись сзади.
Пацаны пробежали за «Москвичом», а потом отстали. Ноги коротки!
Всю дорогу Марина спокойно сидела возле дяди Коли, даже глазом, наверно, не моргнула.
Остановились на улице возле рынка.
– Молодец, Маринка, ты – дисциплинированная девочка, – сказал дядя Коля. – Теперь можешь садиться за руль и вертеть, сколько хочешь. Только больше ничего не трогай, хорошо? Я быстренько куплю картошки, яблок, и мы с тобой ещё покатаемся, пока хлопцы вернутся.
Марина сразу вцепилась за руль, засопела от удовольствия. Дядя Коля вынул ключ от зажигания, и мы ушли.
На рынке отец Жени повернул в одну сторону, мы – в другую.
Нас и в бока толкали, и на ноги наступали. Люди растекались в стороны потоками и ручейками, кружили, как в водовороте. С трудом пробрались с Женькой к столам. Много было столов: короткие и длинные, окрашенные и облупленные, с крышами из розового шифера и без них. А на столах! И яблоки, и помидоры, и огурцы! И ни одного щенка…
Женя сразу купил себе два яблока и мне два, стакан чёрных семечек – половину мне отсыпал.
Потом начались столы с маслом, творогом, яйцами, с ощипанными гусями и курами. Стояли бидоны с молоком, банки со сметаной, кастрюли с мёдом.
Собак никто не продавал…
Вдруг столы кончились, и дорогу нам преградили шеренги людей. Дяди и тёти держали в руках мешки, около некоторых стояли сбитые из деревянных планок и досок ящики-клетки, а в них лежали толстенькие, как Нуф-Нуф или Наф-Наф, поросятки. Мешки тоже шевелились, как живые, повизгивали, иногда в прорванные дырки высовывались розовые пятачки, возмущенно хрюкали: как так, почему одним и свет, и воздух свежий, а им грязь и темень? Сколько можно терпеть такую свинскую несправедливость?
А о чём только не говорят люди на рынке! Одна тётенька взяла у другой яйцо и встряхивает его: «Что это за яйцо? У голубей и то больше!» А тётка, которая продаёт: «А вы какие хотите? Страусиные? Едьте в Африку!»
А вот два дядьки. Один вытащил за заднюю ногу из мешка поросёнка, держит на весу, показывает покупателю. Тот меряет поросёнка пальцами от рыльца до хвостика и возмущается: «На землю опусти, на землю! Что ты его растягиваешь, как гармошку?» А продавец ему на это: «Сами вы балалайка!»
Откуда-то издалека пробивается сквозь многоголосый шум звонкое: «Кро-о-олики! Белые кролики! Анго-о-ор-ские! Почесал – пуховую шаль связал! Платок – молодице, ребёнку – рукавицы! Налетай! Налетай!»
Мне сразу захотелось «налететь», дёрнул Женьку за рукав.
Пробрались сквозь толпу…
Ах, какие это были кролики! Сидели четыре в ящике из-под посылки – беленькие, как снег, с розовыми глазками, с холодными ушами. И совсем не боятся людей – ручные! Жуют травку, смешно шевеля губками.
– Что, малый, нравятся? Пара – десять рублей. Через год можешь иметь пятьдесят, а если повезёт, то и сто. За десятку – сто кроликов! А? Дешёвка! – улыбался добрый дядька.
Я как присел на корточки около ящика, так и расхотел дальше идти.
– Поменял собаку на кроликов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43