Уже приезд к нам Гарри Гопкинса, как посланца не только Рузвельта, но и Черчилля, кое о чем говорит».
«И, окажись мы сейчас перед лицом Германии более сильными в военном и экономическом отношениях, – невозмутимо продолжал Молотов, – кто знает, с кем бы они были».
«Ты имеешь в виду Англию и Америку?»
«Разумеется».
«Полагаешь, мы именно поэтому не стали переводить всю нашу экономику на военный ход в тридцать девятом, когда Гитлер развязал вторую мировую войну? Верно, они могли бы тогда найти с ним общий язык и направить объединенные силы для уничтожения единственного в мире социалистического государства».
«Ну, не только поэтому. – Молотов, кажется, не возражал Сталину, а уточнял его мысль. – Тогда, в тридцать девятом, у народа нашего еще не отболело прошлое – потери на фронтах гражданской войны, а это – миллионы и миллионы людей… А белый и красный террор?.. А разруха, вызванная войной, голод, коллективизация с ее безобразными гримасами и опять голод… Потом тридцать седьмой и восьмой годы…»
«А главное упускаешь, товарищ Молотов, – недовольно перебил его Сталин. Заметив, что в кабинете стало сумрачно, он поднялся из-за стола и зажег люстру под потолком. – Забываешь нашу борьбу за ленинские идеи против троцкистов, правых оппортунистов, буржуазных националистов… А чего нам стоили происки капиталистического окружения?..»
«Каждый человек носит в себе все прожитое человечеством не только в его бытность, но и до него… Всего сразу не скажешь, когда оглядываешься назад. – Молотов посмотрел на молчавшего Берия. – Можно еще вспомнить, как предшественники Лаврентия до безобразия раскачали при нашем попустительстве борьбу с врагами народа, начав искать врагов и там, где их не могло быть, могли быть только предположительно или…»
Что стояло за этим оборвавшем фразу «или…» – ответить истории…
«Да-да, – согласился Берия. – Я до сих пор расхлебываю».
«Он расхлебывает, – проворчал Сталин и начал раскуривать трубку. – Все мы расхлебываем… еще долго будем расхлебывать… а может, и захлебнемся… – Затем вновь обратился к Молотову: – Давай не будем обманывать хоть себя: переводили мы экономику на военные рельсы медленно из-за своей слабости… Двадцать лет после Октябрьской революции – срок очень мизерный, чтоб набрать силы… И сейчас у нас колоссальная нехватка оружия».
«Да, проблем много», – согласился Молотов и, видя, что Сталин, достав из ящика стола пузырек, начал накапывать из него в стакан лекарство, придвинул к нему бутылку с боржоми.
Выпив капли, Сталин подержал руку на левой стороне груди, не без удрученности сказал:
«Вот умру я, а вы в Политбюро и в правительстве наверняка передеретесь, как мальчишки. Будете искать виноватого в наших общих ошибках… Да, много ошибок, много трудностей. Виноватым окажусь я один, и могилу мою загребете мусором… Но ничего… ничего, возможно, ветер истории со временем развеет этот мусор… Возможно».
«Всякое может быть. – Молотов вздохнул. – Но не будем заглядывать далеко вперед!.. Воевать надо».
11
Новый всплеск остроты дискуссий в кабинете Сталина ощутил Молотов после первого массированного налета немецкой авиации на Москву, когда столичная противовоздушная оборона сумела весьма эффективно отразить этот пятичасовый налет и нанести особой авиационной группе генерал-фельдмаршала Кессельринга, состоявшей из 250 бомбардировщиков, внушительный урон. Бомбового удара немцев по Москве ждали во всем мире: одни – с тревогой, другие – с надеждами. Ведь до сих пор ни одна столица европейских стран, на которые обрушивала свои удары немецкая авиация, не смогла защититься. Москва, по замыслу правителей рейха, тоже должна была в одну ночь превратиться в сплошные руины и пепелища. Но этого не получилось у немцев, хотя мир забурлил известиями, будто от Московского Кремля и Москвы в целом ничего не осталось…
Сталин изучал зарубежные известия о бомбардировке Москвы очень внимательно, пытаясь угадать истинное отношение к Советскому Союзу главарей буржуазного мира. Молотова же интересовала прежде всего реакция Лондона и/ Вашингтона на неудачу немцев, которая в конечном счете весьма усиливала позиции Советского правительства в переговорах с союзниками. И в Кремле начались острые дебаты по поводу того, как в этой обстановке еще больше повысить военный престиж Советского Союза.
В ряду других мер все сходились и на том, что надо нанести ответный бомбовый удар по Берлину, и обязательно успешный. Эта идея с особой силой воспламенила воображение Сталина да и Молотова, когда на их рабочие столы легла разведывательная сводка о наиболее важных объектах и промышленных предприятиях Берлина и Эссена. Вот что в ней сообщалось:
«Резиденция Гитлера в Берлине.
Правительственный квартал Берлина, где помещается и резиденция Гитлера, расположен в центре города на пересечениях магистралей с запада – Герман-Герингштрассе (бывшая Фридмах-Эбертштрассе), с юга – Фоссштрассе, с востока – Вильгельмштрассе и с севера – Парижской площадью, упирающейся в аллею Унтер-ден-Линден…
Сама резиденция Гитлера и его рабочий кабинет помещаются в здании новой канцелярии, расположенной в южной части правительственного квартала, выходящего на Фоссштрассе. Рабочий кабинет Гитлера расположен на втором этаже центрального трехэтажного корпуса…
Резиденция тщательно маскируется от воздушных налетов путем:
1) частой смены камуфляжных сеток различной окраски и форм, сбивающих габариты здания;
2) установления на здании искусственных деревьев, чем достигается иллюзия скрытия самого объекта (он как бы сливается с расположенным рядом с западной стороны парком Тиргартен);
3) передвижки деревьев (растущих в кадушках) вокруг здания резиденции Гитлера и всего правительственного квартала. Передвижкой деревьев достигается изменение габаритов и расположения прилегающих к зданию улиц, создание «новых» скверов и т. д.;
4) создания над всем кварталом искусственного облака, скрывающего от взора летчика сам объект бомбардировки. Искусственное облако сбивает летчика с определенного ориентира и завлекает его в поражаемую зенитными установками зону.
Наличие большого количества и разнообразие зенитных средств, расположенных в непосредственной близости от объекта, создают мощную полосу заградительного и шквального огня, покрывающего площадь над правительственным кварталом до 1700 м в поперечнике и до 5500 м в высоту, что позволяет вести огонь по воздушным целям на больших, средних и малых (бреющих) высотах.
Наиболее мощная огневая площадь заградительного и шквального огня находится на высоте около 1300 – 1500 м.
Огонь ведется во взаимодействии с истребительной авиацией и прожекторами, направляемыми звукоулавливателями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
«И, окажись мы сейчас перед лицом Германии более сильными в военном и экономическом отношениях, – невозмутимо продолжал Молотов, – кто знает, с кем бы они были».
«Ты имеешь в виду Англию и Америку?»
«Разумеется».
«Полагаешь, мы именно поэтому не стали переводить всю нашу экономику на военный ход в тридцать девятом, когда Гитлер развязал вторую мировую войну? Верно, они могли бы тогда найти с ним общий язык и направить объединенные силы для уничтожения единственного в мире социалистического государства».
«Ну, не только поэтому. – Молотов, кажется, не возражал Сталину, а уточнял его мысль. – Тогда, в тридцать девятом, у народа нашего еще не отболело прошлое – потери на фронтах гражданской войны, а это – миллионы и миллионы людей… А белый и красный террор?.. А разруха, вызванная войной, голод, коллективизация с ее безобразными гримасами и опять голод… Потом тридцать седьмой и восьмой годы…»
«А главное упускаешь, товарищ Молотов, – недовольно перебил его Сталин. Заметив, что в кабинете стало сумрачно, он поднялся из-за стола и зажег люстру под потолком. – Забываешь нашу борьбу за ленинские идеи против троцкистов, правых оппортунистов, буржуазных националистов… А чего нам стоили происки капиталистического окружения?..»
«Каждый человек носит в себе все прожитое человечеством не только в его бытность, но и до него… Всего сразу не скажешь, когда оглядываешься назад. – Молотов посмотрел на молчавшего Берия. – Можно еще вспомнить, как предшественники Лаврентия до безобразия раскачали при нашем попустительстве борьбу с врагами народа, начав искать врагов и там, где их не могло быть, могли быть только предположительно или…»
Что стояло за этим оборвавшем фразу «или…» – ответить истории…
«Да-да, – согласился Берия. – Я до сих пор расхлебываю».
«Он расхлебывает, – проворчал Сталин и начал раскуривать трубку. – Все мы расхлебываем… еще долго будем расхлебывать… а может, и захлебнемся… – Затем вновь обратился к Молотову: – Давай не будем обманывать хоть себя: переводили мы экономику на военные рельсы медленно из-за своей слабости… Двадцать лет после Октябрьской революции – срок очень мизерный, чтоб набрать силы… И сейчас у нас колоссальная нехватка оружия».
«Да, проблем много», – согласился Молотов и, видя, что Сталин, достав из ящика стола пузырек, начал накапывать из него в стакан лекарство, придвинул к нему бутылку с боржоми.
Выпив капли, Сталин подержал руку на левой стороне груди, не без удрученности сказал:
«Вот умру я, а вы в Политбюро и в правительстве наверняка передеретесь, как мальчишки. Будете искать виноватого в наших общих ошибках… Да, много ошибок, много трудностей. Виноватым окажусь я один, и могилу мою загребете мусором… Но ничего… ничего, возможно, ветер истории со временем развеет этот мусор… Возможно».
«Всякое может быть. – Молотов вздохнул. – Но не будем заглядывать далеко вперед!.. Воевать надо».
11
Новый всплеск остроты дискуссий в кабинете Сталина ощутил Молотов после первого массированного налета немецкой авиации на Москву, когда столичная противовоздушная оборона сумела весьма эффективно отразить этот пятичасовый налет и нанести особой авиационной группе генерал-фельдмаршала Кессельринга, состоявшей из 250 бомбардировщиков, внушительный урон. Бомбового удара немцев по Москве ждали во всем мире: одни – с тревогой, другие – с надеждами. Ведь до сих пор ни одна столица европейских стран, на которые обрушивала свои удары немецкая авиация, не смогла защититься. Москва, по замыслу правителей рейха, тоже должна была в одну ночь превратиться в сплошные руины и пепелища. Но этого не получилось у немцев, хотя мир забурлил известиями, будто от Московского Кремля и Москвы в целом ничего не осталось…
Сталин изучал зарубежные известия о бомбардировке Москвы очень внимательно, пытаясь угадать истинное отношение к Советскому Союзу главарей буржуазного мира. Молотова же интересовала прежде всего реакция Лондона и/ Вашингтона на неудачу немцев, которая в конечном счете весьма усиливала позиции Советского правительства в переговорах с союзниками. И в Кремле начались острые дебаты по поводу того, как в этой обстановке еще больше повысить военный престиж Советского Союза.
В ряду других мер все сходились и на том, что надо нанести ответный бомбовый удар по Берлину, и обязательно успешный. Эта идея с особой силой воспламенила воображение Сталина да и Молотова, когда на их рабочие столы легла разведывательная сводка о наиболее важных объектах и промышленных предприятиях Берлина и Эссена. Вот что в ней сообщалось:
«Резиденция Гитлера в Берлине.
Правительственный квартал Берлина, где помещается и резиденция Гитлера, расположен в центре города на пересечениях магистралей с запада – Герман-Герингштрассе (бывшая Фридмах-Эбертштрассе), с юга – Фоссштрассе, с востока – Вильгельмштрассе и с севера – Парижской площадью, упирающейся в аллею Унтер-ден-Линден…
Сама резиденция Гитлера и его рабочий кабинет помещаются в здании новой канцелярии, расположенной в южной части правительственного квартала, выходящего на Фоссштрассе. Рабочий кабинет Гитлера расположен на втором этаже центрального трехэтажного корпуса…
Резиденция тщательно маскируется от воздушных налетов путем:
1) частой смены камуфляжных сеток различной окраски и форм, сбивающих габариты здания;
2) установления на здании искусственных деревьев, чем достигается иллюзия скрытия самого объекта (он как бы сливается с расположенным рядом с западной стороны парком Тиргартен);
3) передвижки деревьев (растущих в кадушках) вокруг здания резиденции Гитлера и всего правительственного квартала. Передвижкой деревьев достигается изменение габаритов и расположения прилегающих к зданию улиц, создание «новых» скверов и т. д.;
4) создания над всем кварталом искусственного облака, скрывающего от взора летчика сам объект бомбардировки. Искусственное облако сбивает летчика с определенного ориентира и завлекает его в поражаемую зенитными установками зону.
Наличие большого количества и разнообразие зенитных средств, расположенных в непосредственной близости от объекта, создают мощную полосу заградительного и шквального огня, покрывающего площадь над правительственным кварталом до 1700 м в поперечнике и до 5500 м в высоту, что позволяет вести огонь по воздушным целям на больших, средних и малых (бреющих) высотах.
Наиболее мощная огневая площадь заградительного и шквального огня находится на высоте около 1300 – 1500 м.
Огонь ведется во взаимодействии с истребительной авиацией и прожекторами, направляемыми звукоулавливателями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70