В Испании его, по всей вероятности, сослали бы на покаяние в какой-нибудь монастырь. Члены парламента оказались суровее. Им было важно доказать превосходство и неподкупность светского суда. Капуцины, сами не безгрешные по части нравственности, вовсе не хотели навлечь на себя громы и молнии общественного мнения. Они охраняли Гоффриди, утешали его днем и ночью, но только затем, чтобы он признал себя колдуном: тогда можно было бы в центр обвинения поставить магию и отодвинуть на второй план совращение со стороны духовного отца, что скомпрометировало бы все духовенство.
Неотступно наседая на него, лаской и нежностью его друзья-капуцины вырвали в конце концов у него роковое признание, спасавшее, по их словам, его душу, предавая тело костру.
Так как Гоффриди был все равно погибший человек, то решили покончить и с девушками, решили не сжигать их.
Был разыгран настоящий фарс.
На большое собрание, состоявшее из духовенства и членов парламента, привели сначала Мадлену и, обращаясь к ней, потребовали, чтобы Вельзевул вышел из нее или, по крайней мере, заявил свой протест. Он, конечно, не сделал этого и постыдно скрылся. Потом привели Луизу с ее дьяволом Веррином. Но прежде чем изгнать его, столь дружественного церкви, монахи устроили в честь членов парламента, новичков в подобных делах, не имевших еще представления о ловкости этого черта, любопытную пантомиму.
Как преклоняются серафимы, херувимы перед Господом?
Трудно это представить, заметила Луиза, они ведь бестелесны. Так как приказ был повторен, то она сделала усилие повиноваться и стала подражать полету одних, горячему пылу других и наконец, склонив голову, пала ниц перед судьями, воспроизводя акт боготворения. Луиза, гордая и несокрушимая Луиза, унижалась, целовала пол, упала с распростертыми руками ниц. Этим странным, легкомысленным и непристойным представлением хотели заставить ее искупить свою страшную популярность. И она завоевала расположение собрания жестоким ударом, который она нанесла Гоффриди, стоявшему тут же со связанными руками и ногами.
«Где теперь Вельзевул, дьявол, покинувший Мадлену?» – спросили ее.
«Я вижу его явственно около уха Гоффриди»,– ответила Луиза
Не довольно ли позора и ужаса? Остается только узнать, что ответил несчастный под пыткой: обыкновенной и чрезвычайной. Все его разоблачения, вероятно, бросали яркий свет на любопытную историю женских монастырей. Члены парламента жадно внимали этим разоблачениям, которые могли послужить им оружием, но хранили их «под секретом».
Инквизитор Микаэлис, на которого в публике сильно нападали за его злобу, походившую на ревность, был отозван орденом, собравшимся в Париже, и не присутствовал при казни Гоффриди, сожженного четыре дня спустя в Эксе (20 апреля 1611 г.).
Пострадавшая в этом процессе репутация доминиканцев не повысилась и от другого процесса по поводу одержимости, устроенного ими (в ноябре) в Бове. Все военные почести они присвоили в данном случае себе, напечатали о нем в Париже. Так как на дьявола Луизы посыпались обвинения, что он не умеет говорить по латыни, то новая одержимая – Дениза Лакайль, оказалось, умела говорить несколько слов на этом языке. Доминиканцы подняли по этому поводу большой шум, часто устраивали процессии с ней, даже повели ее из Вове в Нотр-Дам де Льесс. Дело это, однако, успеха не имело. Паломничество не произвело драматического эффекта, не вызвало того же ужаса, как разыгравшаяся в Сен-Боме трагедия. Несмотря на свою латынь, Лакайль не обладала ни горячим красноречием провансалки, ни ее страстностью, ни ее яростью. Доминиканцы добились только одного, а именно: позабавили гугенотов.
Что сталось с обеими соперницами – Мадленой и Луизой? Первая или, лучше, ее тень, была задержана в Папской области из страха, что ее заставят говорить о зловещем деле. Публично ее показывали лишь как образец кающейся. Ее водили с другими бедными женщинами колоть дрова, деньги от продажи которых шли на милостыню. Ее родители, стыдясь ее, отказались от нее и бросили ее на произвол судьбы. Что же касается Луизы, то она заявила во время процесса: «Я не буду им гордиться. Как только он кончится, я умру».
Этого, однако, не случилось. Она не умерла, а продолжала убивать. Убийца-дьявол, сидевший в ней, обнаруживал большую, чем когда-либо, ярость. Она называла инквизиторам имена, фамилии и клички всех, кто, по ее убеждению, был связан с колдовством, донесла, между прочим, и на бедную девушку Оноре, слепую на оба глаза, которая и была живьем сожжена.
«Будем благодарить Господа,– этими словами заключает отец Микаэлис свою книгу,– что все совершилось к Его славе и к славе Его церкви».
VII. Луденские одержимые. Урбен Грандье. 1632 – 1634
В своих «Memoires d'Etat», известных только по выдержкам, уничтоженных благоразумно ввиду их чрезмерной назидательности, отец Жозеф указывал, что ему посчастливилось открыть в 1633 г. ересь, страшно распространенную, в которой участвовало бесконечное число исповедников и духовных отцов. Капуцины, этот удивительный легион церковных стражников, эти верные псы святого стада, выследили, и притом не в пустыне, а во Франции, в самом центре, в Шартре, в Пикардии, повсюду, опасную дичь, испанских aluirmrados (иллюминатов, или квиетистов), спасшихся от преследований на родине у нас и отравлявших женский мир, в особенности же женские монастыри, сладким ядом, впоследствии окрещенным именем Молипоса.
Странно было то, что тайна обнаружилась так поздно. При ее распространенности было нелегко ее скрыть. Капуцины клялись, что в одной Пикардии (где девушки слабы, а кровь горячее, чем на юге) этим безумием мистической любви страдало 60 000 человек. Включали ли они сюда только духовенство, исповедников и духовников? Нужно думать, что к официальным духовникам присоединилось значительное число мирян, горевших тем же рвением спасения женских душ. В их числе находился и обнаруживший потом столько таланта и смелости автор «Духовных наслаждений» Демаре де Сен-Сорлен.
***
Трудно получить правильное представление о всемогуществе над душами монахинь духовного отца, стократ более хозяина над ними, чем в прежние века, если не вспомнить ряд вновь определившихся обстоятельств.
Реформа монастырской жизни, предпринятая Тридентским собором, мало действенная в эпоху Генриха IV, когда монахини принимали бомонд, устраивали балы, танцевали и т. д., стала серьезно осуществляться при Людовике XIII. Кардинал Ларошфуко или, вернее, иезуиты, под влиянием которых он находился, настояли на строгом сохранении внешних приличий. Значит ли это, что никто больше не посещал монастыри? Нет! Один человек входил ежедневно, и не только в самый монастырь, но по желанию в каждую келью (как видно из целого ряда процессов, в особенности на примере Давида из Лувье).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Неотступно наседая на него, лаской и нежностью его друзья-капуцины вырвали в конце концов у него роковое признание, спасавшее, по их словам, его душу, предавая тело костру.
Так как Гоффриди был все равно погибший человек, то решили покончить и с девушками, решили не сжигать их.
Был разыгран настоящий фарс.
На большое собрание, состоявшее из духовенства и членов парламента, привели сначала Мадлену и, обращаясь к ней, потребовали, чтобы Вельзевул вышел из нее или, по крайней мере, заявил свой протест. Он, конечно, не сделал этого и постыдно скрылся. Потом привели Луизу с ее дьяволом Веррином. Но прежде чем изгнать его, столь дружественного церкви, монахи устроили в честь членов парламента, новичков в подобных делах, не имевших еще представления о ловкости этого черта, любопытную пантомиму.
Как преклоняются серафимы, херувимы перед Господом?
Трудно это представить, заметила Луиза, они ведь бестелесны. Так как приказ был повторен, то она сделала усилие повиноваться и стала подражать полету одних, горячему пылу других и наконец, склонив голову, пала ниц перед судьями, воспроизводя акт боготворения. Луиза, гордая и несокрушимая Луиза, унижалась, целовала пол, упала с распростертыми руками ниц. Этим странным, легкомысленным и непристойным представлением хотели заставить ее искупить свою страшную популярность. И она завоевала расположение собрания жестоким ударом, который она нанесла Гоффриди, стоявшему тут же со связанными руками и ногами.
«Где теперь Вельзевул, дьявол, покинувший Мадлену?» – спросили ее.
«Я вижу его явственно около уха Гоффриди»,– ответила Луиза
Не довольно ли позора и ужаса? Остается только узнать, что ответил несчастный под пыткой: обыкновенной и чрезвычайной. Все его разоблачения, вероятно, бросали яркий свет на любопытную историю женских монастырей. Члены парламента жадно внимали этим разоблачениям, которые могли послужить им оружием, но хранили их «под секретом».
Инквизитор Микаэлис, на которого в публике сильно нападали за его злобу, походившую на ревность, был отозван орденом, собравшимся в Париже, и не присутствовал при казни Гоффриди, сожженного четыре дня спустя в Эксе (20 апреля 1611 г.).
Пострадавшая в этом процессе репутация доминиканцев не повысилась и от другого процесса по поводу одержимости, устроенного ими (в ноябре) в Бове. Все военные почести они присвоили в данном случае себе, напечатали о нем в Париже. Так как на дьявола Луизы посыпались обвинения, что он не умеет говорить по латыни, то новая одержимая – Дениза Лакайль, оказалось, умела говорить несколько слов на этом языке. Доминиканцы подняли по этому поводу большой шум, часто устраивали процессии с ней, даже повели ее из Вове в Нотр-Дам де Льесс. Дело это, однако, успеха не имело. Паломничество не произвело драматического эффекта, не вызвало того же ужаса, как разыгравшаяся в Сен-Боме трагедия. Несмотря на свою латынь, Лакайль не обладала ни горячим красноречием провансалки, ни ее страстностью, ни ее яростью. Доминиканцы добились только одного, а именно: позабавили гугенотов.
Что сталось с обеими соперницами – Мадленой и Луизой? Первая или, лучше, ее тень, была задержана в Папской области из страха, что ее заставят говорить о зловещем деле. Публично ее показывали лишь как образец кающейся. Ее водили с другими бедными женщинами колоть дрова, деньги от продажи которых шли на милостыню. Ее родители, стыдясь ее, отказались от нее и бросили ее на произвол судьбы. Что же касается Луизы, то она заявила во время процесса: «Я не буду им гордиться. Как только он кончится, я умру».
Этого, однако, не случилось. Она не умерла, а продолжала убивать. Убийца-дьявол, сидевший в ней, обнаруживал большую, чем когда-либо, ярость. Она называла инквизиторам имена, фамилии и клички всех, кто, по ее убеждению, был связан с колдовством, донесла, между прочим, и на бедную девушку Оноре, слепую на оба глаза, которая и была живьем сожжена.
«Будем благодарить Господа,– этими словами заключает отец Микаэлис свою книгу,– что все совершилось к Его славе и к славе Его церкви».
VII. Луденские одержимые. Урбен Грандье. 1632 – 1634
В своих «Memoires d'Etat», известных только по выдержкам, уничтоженных благоразумно ввиду их чрезмерной назидательности, отец Жозеф указывал, что ему посчастливилось открыть в 1633 г. ересь, страшно распространенную, в которой участвовало бесконечное число исповедников и духовных отцов. Капуцины, этот удивительный легион церковных стражников, эти верные псы святого стада, выследили, и притом не в пустыне, а во Франции, в самом центре, в Шартре, в Пикардии, повсюду, опасную дичь, испанских aluirmrados (иллюминатов, или квиетистов), спасшихся от преследований на родине у нас и отравлявших женский мир, в особенности же женские монастыри, сладким ядом, впоследствии окрещенным именем Молипоса.
Странно было то, что тайна обнаружилась так поздно. При ее распространенности было нелегко ее скрыть. Капуцины клялись, что в одной Пикардии (где девушки слабы, а кровь горячее, чем на юге) этим безумием мистической любви страдало 60 000 человек. Включали ли они сюда только духовенство, исповедников и духовников? Нужно думать, что к официальным духовникам присоединилось значительное число мирян, горевших тем же рвением спасения женских душ. В их числе находился и обнаруживший потом столько таланта и смелости автор «Духовных наслаждений» Демаре де Сен-Сорлен.
***
Трудно получить правильное представление о всемогуществе над душами монахинь духовного отца, стократ более хозяина над ними, чем в прежние века, если не вспомнить ряд вновь определившихся обстоятельств.
Реформа монастырской жизни, предпринятая Тридентским собором, мало действенная в эпоху Генриха IV, когда монахини принимали бомонд, устраивали балы, танцевали и т. д., стала серьезно осуществляться при Людовике XIII. Кардинал Ларошфуко или, вернее, иезуиты, под влиянием которых он находился, настояли на строгом сохранении внешних приличий. Значит ли это, что никто больше не посещал монастыри? Нет! Один человек входил ежедневно, и не только в самый монастырь, но по желанию в каждую келью (как видно из целого ряда процессов, в особенности на примере Давида из Лувье).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71