Более же всего оно меняет воспоминания, оставшиеся у нас о старых знакомых.
Я подошел к столику и сел за него спиной к собравшимся, поставив перед собой складень и свою гримерную сумку.
— Можем ли мы одержать победу над всесильным временем, графиня? — спросил я, открывая икону, чтобы воспользоваться зеркалом.
— Нет, не можем, — сказала она. — Но мы можем создать иллюзию нашей победы.
— Отлично сказано, — одобрил я. — А чем вы пользуетесь для создания этой иллюзии?
— Секрет, герр Октавий. Секрет заключается в притираниях и пудрах.
— Графиня освежающе откровенна по части женских уловок. Подкрашиваясь, люди сохраняют либо молодость, либо красоту. Немногие привыкли к гриму, хотя вон тот шут гримируется, чтобы порадовать всех вас. — Я открыл мою сумку. — Что вы используете для побелки лица, синьор Бобо?
— Свинцовые белила, — ответил он.
— Именно так, — сказал я. — Я же предпочитаю пшеничную муку, смешанную с мелом. — Продолжая говорить, я запудривал свое лицо. — Такая смесь не дает, конечно, чистейшей белизны, но зато она дешевле и ее легче приобрести.
Я посмотрел в зеркало. Обычно я вслепую наносил на лицо шутовскую маску, но за последние несколько недель слегка отвык от такой процедуры.
— Только посмотрите, как отступает время под натиском искусства. Морщины сглаживаются, очертания стираются, и личность прячется под слоем краски. Лицо становится пустым холстом, на котором можно рисовать новые лица.
— Его акцент исчез, — заметил Себастьян.
— А его голос, — прошептала Оливия. — Я знаю этот голос.
Обмакнув палочку в краску для век, я подчеркнул ею контур глаз.
— Я предпочитал не использовать свинцовые белила, — говорил я, подкрашивая щеки и губы. — Один древний римлянин по имени Гален пришел к выводу, что свинец обладает коварными ядовитыми свойствами, незаметно сводя человека с ума. Кстати, синьор шут, как узнать, что дурак сошел с ума?
Наконец я добавил мои личные знаки — пару малахитовых ромбиков, по одному под каждым глазом.
— Я не знаю, братец шут, — отозвался Бобо. — А как вы узнаете, что дурак сошел с ума?
Я повернулся лицом к публике.
— Безумный дурак начинает вести себя как обычный человек.
— Милостивый боже, это же Фесте! — воскликнул сэр Тоби.
— Фесте, — удивленно выдохнул герцог.
— Итак, шутовство имеет свои особые традиции, — сказал я, сбрасывая плащ и появляясь перед ними в полном блеске моего шутовского наряда. — Хотя многие предпочли бы видеть дураков во всей их обнаженности, но это явно непрактично, особенно в данное время года. Шутовские платья делаются многоцветными. Тут виновата нужда, поскольку мы шьем их из любых попавшихся нам обрывков одежды. Но кроме того, наша одежда отражает сущность самого человека, состоящего из обрывков и кусочков, постоянно добавляющихся и требующих починки.
— Ведь починить — это только подлатать, — процитировала Оливия. — Целомудрие можно только подлатать грехом, а грех — целомудрием.
Я поклонился ей.
— Я потрясен и польщен, графиня, что вы запомнили мои слова.
— Вы были огромным утешением для меня после смерти брата, — сказала она. — Я ничего не забыла. Итак, Фесте, расскажите же нам, зачем вы вернулись?
— Разве вы не посылали за мной, сударыня?
— Нет.
— А как насчет остальных? — спросил я.
Раздался гул отрицаний.
— Однако чей-то посланец прибыл за мной. Господа и дамы, чтобы дать вам достойный отчет, мне придется приобщить вас к некоторым секретам моего ремесла. Вам предстоит услышать своеобразную исповедь или даже проповедь, если не возражаете. Ибо хотя пословица гласит, что король и шут являются лишь жизненными статусами, для которых мы рождены судьбой, на шутов она практически не распространяется. Я овладел ремеслом, почерпнув знания в гильдии, основанной для поддержания высоких правил низкой жизни. Если вы изучаете семь свободных искусств, мы изучаем семь шутовских, и каковы же они, синьор Бобо?
— Жонглирование, акробатика, языкознание, музыка, фокусы, остроумие и поэтические импровизации.
— Браво, синьор. Совсем недавно, пребывая в Доме гильдии, я вдруг получил послание. Орсино умер, случайно упав со скалы. Теперь, когда я вернулся к моему истинному обличию, позвольте мне, государь, еще раз высказать вам мои искренние соболезнования. Много лет назад я знал и любил вашего отца.
— Спасибо, Фесте. Я счастлив, что наконец познакомился с вами.
— Государь, я предупреждал вас, что сегодня могу принести вам и печальные известия. И нет на свете изящных изречений, мастерства или уловок, которые могли бы приукрасить их. Но к парадоксам моей профессии относится то, что когда я скрываюсь под этой маской и шутовским костюмом, то превращаюсь в живую маску, и она дает мне право свободно делать то, чего никто больше не может: говорить правду.
— Какую печальную правду вы хотите открыть мне, любезный шут?
— Знайте же, что вашего отца убили.
Мальчик побледнел, а из зала донеслись горестные и испуганные возгласы.
— Как же так? — прошептал Марк. — Ведь он упал со скалы.
— Он умер до того, как упал, государь. Я взял на себя смелость осмотреть его тело с согласия вашей матушки. Его затылок был проломлен тупым предметом. Однако он упал на камни лицом вниз. Его убили, Марк.
— Это правда, государь, — сказала Виола, положив руку на плечо сына.
Он отбросил ее, подавляя подступающие слезы.
— Капитан, вы осматривали тело. Вы согласны с моим заключением?
— Если его затылок проломлен, — задумчиво сказал Перун, — то да. Я согласен.
— Но кто это сделал? — крикнул сэр Эндрю. — И какой смысл был в том… — Он вдруг испуганно остановился. — Мальволио? — прошептал он.
— Именно так я и подумал, — признал я. — Когда-то давно он поклялся отомстить нам, и вот настал его час выполнить клятву. Поэтому я и прибыл сюда. По решению моих собратьев в гильдии я отправился сюда под видом торговца в сопровождении моего брата шута. Таким образом, я мог бы спокойно расследовать преступление, а он отвлекал бы на себя внимание незримого врага. Но наш план оказался неудачным. Пока я обследовал скалу, с которой упал Орсино, на мою жизнь было совершено покушение. Стреляли из арбалета.
В зале произошел очередной приглушенный обмен мнениями, а Перун решительно взглянул на меня.
— Почему же вы не доложили мне, шут? — спросил он.
— Потому что вы были под подозрением, — ответил я.
Он спокойно поразмыслил над моими словами.
— Да, я понимаю вашу точку зрения, — признал капитан. — И вы пока остались при своем мнении относительно меня?
— Да. Так же, как, впрочем, и относительно вас, — сказал я, поворачиваясь к епископу. — А также вас.
Теперь взгляд мой устремился на Исаака.
— Возмутительно, — прошипел епископ.
Исаак усмехнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Я подошел к столику и сел за него спиной к собравшимся, поставив перед собой складень и свою гримерную сумку.
— Можем ли мы одержать победу над всесильным временем, графиня? — спросил я, открывая икону, чтобы воспользоваться зеркалом.
— Нет, не можем, — сказала она. — Но мы можем создать иллюзию нашей победы.
— Отлично сказано, — одобрил я. — А чем вы пользуетесь для создания этой иллюзии?
— Секрет, герр Октавий. Секрет заключается в притираниях и пудрах.
— Графиня освежающе откровенна по части женских уловок. Подкрашиваясь, люди сохраняют либо молодость, либо красоту. Немногие привыкли к гриму, хотя вон тот шут гримируется, чтобы порадовать всех вас. — Я открыл мою сумку. — Что вы используете для побелки лица, синьор Бобо?
— Свинцовые белила, — ответил он.
— Именно так, — сказал я. — Я же предпочитаю пшеничную муку, смешанную с мелом. — Продолжая говорить, я запудривал свое лицо. — Такая смесь не дает, конечно, чистейшей белизны, но зато она дешевле и ее легче приобрести.
Я посмотрел в зеркало. Обычно я вслепую наносил на лицо шутовскую маску, но за последние несколько недель слегка отвык от такой процедуры.
— Только посмотрите, как отступает время под натиском искусства. Морщины сглаживаются, очертания стираются, и личность прячется под слоем краски. Лицо становится пустым холстом, на котором можно рисовать новые лица.
— Его акцент исчез, — заметил Себастьян.
— А его голос, — прошептала Оливия. — Я знаю этот голос.
Обмакнув палочку в краску для век, я подчеркнул ею контур глаз.
— Я предпочитал не использовать свинцовые белила, — говорил я, подкрашивая щеки и губы. — Один древний римлянин по имени Гален пришел к выводу, что свинец обладает коварными ядовитыми свойствами, незаметно сводя человека с ума. Кстати, синьор шут, как узнать, что дурак сошел с ума?
Наконец я добавил мои личные знаки — пару малахитовых ромбиков, по одному под каждым глазом.
— Я не знаю, братец шут, — отозвался Бобо. — А как вы узнаете, что дурак сошел с ума?
Я повернулся лицом к публике.
— Безумный дурак начинает вести себя как обычный человек.
— Милостивый боже, это же Фесте! — воскликнул сэр Тоби.
— Фесте, — удивленно выдохнул герцог.
— Итак, шутовство имеет свои особые традиции, — сказал я, сбрасывая плащ и появляясь перед ними в полном блеске моего шутовского наряда. — Хотя многие предпочли бы видеть дураков во всей их обнаженности, но это явно непрактично, особенно в данное время года. Шутовские платья делаются многоцветными. Тут виновата нужда, поскольку мы шьем их из любых попавшихся нам обрывков одежды. Но кроме того, наша одежда отражает сущность самого человека, состоящего из обрывков и кусочков, постоянно добавляющихся и требующих починки.
— Ведь починить — это только подлатать, — процитировала Оливия. — Целомудрие можно только подлатать грехом, а грех — целомудрием.
Я поклонился ей.
— Я потрясен и польщен, графиня, что вы запомнили мои слова.
— Вы были огромным утешением для меня после смерти брата, — сказала она. — Я ничего не забыла. Итак, Фесте, расскажите же нам, зачем вы вернулись?
— Разве вы не посылали за мной, сударыня?
— Нет.
— А как насчет остальных? — спросил я.
Раздался гул отрицаний.
— Однако чей-то посланец прибыл за мной. Господа и дамы, чтобы дать вам достойный отчет, мне придется приобщить вас к некоторым секретам моего ремесла. Вам предстоит услышать своеобразную исповедь или даже проповедь, если не возражаете. Ибо хотя пословица гласит, что король и шут являются лишь жизненными статусами, для которых мы рождены судьбой, на шутов она практически не распространяется. Я овладел ремеслом, почерпнув знания в гильдии, основанной для поддержания высоких правил низкой жизни. Если вы изучаете семь свободных искусств, мы изучаем семь шутовских, и каковы же они, синьор Бобо?
— Жонглирование, акробатика, языкознание, музыка, фокусы, остроумие и поэтические импровизации.
— Браво, синьор. Совсем недавно, пребывая в Доме гильдии, я вдруг получил послание. Орсино умер, случайно упав со скалы. Теперь, когда я вернулся к моему истинному обличию, позвольте мне, государь, еще раз высказать вам мои искренние соболезнования. Много лет назад я знал и любил вашего отца.
— Спасибо, Фесте. Я счастлив, что наконец познакомился с вами.
— Государь, я предупреждал вас, что сегодня могу принести вам и печальные известия. И нет на свете изящных изречений, мастерства или уловок, которые могли бы приукрасить их. Но к парадоксам моей профессии относится то, что когда я скрываюсь под этой маской и шутовским костюмом, то превращаюсь в живую маску, и она дает мне право свободно делать то, чего никто больше не может: говорить правду.
— Какую печальную правду вы хотите открыть мне, любезный шут?
— Знайте же, что вашего отца убили.
Мальчик побледнел, а из зала донеслись горестные и испуганные возгласы.
— Как же так? — прошептал Марк. — Ведь он упал со скалы.
— Он умер до того, как упал, государь. Я взял на себя смелость осмотреть его тело с согласия вашей матушки. Его затылок был проломлен тупым предметом. Однако он упал на камни лицом вниз. Его убили, Марк.
— Это правда, государь, — сказала Виола, положив руку на плечо сына.
Он отбросил ее, подавляя подступающие слезы.
— Капитан, вы осматривали тело. Вы согласны с моим заключением?
— Если его затылок проломлен, — задумчиво сказал Перун, — то да. Я согласен.
— Но кто это сделал? — крикнул сэр Эндрю. — И какой смысл был в том… — Он вдруг испуганно остановился. — Мальволио? — прошептал он.
— Именно так я и подумал, — признал я. — Когда-то давно он поклялся отомстить нам, и вот настал его час выполнить клятву. Поэтому я и прибыл сюда. По решению моих собратьев в гильдии я отправился сюда под видом торговца в сопровождении моего брата шута. Таким образом, я мог бы спокойно расследовать преступление, а он отвлекал бы на себя внимание незримого врага. Но наш план оказался неудачным. Пока я обследовал скалу, с которой упал Орсино, на мою жизнь было совершено покушение. Стреляли из арбалета.
В зале произошел очередной приглушенный обмен мнениями, а Перун решительно взглянул на меня.
— Почему же вы не доложили мне, шут? — спросил он.
— Потому что вы были под подозрением, — ответил я.
Он спокойно поразмыслил над моими словами.
— Да, я понимаю вашу точку зрения, — признал капитан. — И вы пока остались при своем мнении относительно меня?
— Да. Так же, как, впрочем, и относительно вас, — сказал я, поворачиваясь к епископу. — А также вас.
Теперь взгляд мой устремился на Исаака.
— Возмутительно, — прошипел епископ.
Исаак усмехнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67