Какое ее дело? За проживание исправно плачу, кавалеров не вожу, на пол не мусорю… Хочу — завтра замуж выйду, и баста! В тот же самый момент я услышала:
— Вот замуж выйдет, тогда пусть и шляется!
Ох уж эти мне провинциалы! Такие люди дремучие, ужас просто! Одни предрассудки и условности!.. И снова меня насторожил голос Стаса:
— Это ее личное дело…
Хоть один нормальный в этом сумасшедшем доме!
Я глянула на часы: пять. Где тут у нас зеркало? Ладно, если умыться, жить можно… Выходить из комнаты не хотелось, для достойной пикировки с бабкой у меня был явный упадок сил, но словно нарочно мне смертельно приспичило в туалет. Помучившись немного и поняв, что обмануть организм не удастся, я еще раз глянула в зеркало и вышла из комнаты. Мое появление на долю секунды прервало страстный бабкин монолог, Стаса, как выяснилось, в горнице уже не было. Правду сказать, выдержать разошедшуюся бабку непросто. На полу возле плиты я разглядела остатки разбитой банки, Степанида коршуном замерла над ними с веником, явно терзаясь оттого, что некому предъявить претензии за нанесенный ущерб.
Хорошо, что у меня железное алиби… Увидев меня, бабка оживилась, подбоченилась и поджала губы. Я с независимым видом направилась к дверям, этого она уже не снесла, поворачиваясь за мной, словно флюгер, изобличающе ткнула вслед костлявым пальцем:
— Слава богу. Веры здесь нет! Где это видано?!
Прикинувшись, что совершенно не понимаю, о чем речь, я молчком шмыгнула в дверь. Бабка продолжала буйствовать, но вслед за мной не вышла…
Посетив известное заведение, я взбодрилась и прогулялась по саду, мимоходом сунув нос в окно к Стасу.
Комната была пуста. Пошарив в раздумьях по клубничным грядкам, я набрала в горсть ягод и заглянула в беседку, потом под летний навес, с некоторым удивлением убедилась, что Стас приступил-таки к постройке бани, однако его самого нигде не обнаружила. Наконец я добралась до сарая.
— Стас!
В глубине души я испытывала к «двоюродному» большое чувство признательности, и мне непременно хотелось как-то его выразить. Войдя в сарай, я разглядела его любимую «девятку» и лишь затем увидела половину Стаса. Вторая его половина лежала под машиной, заднее колесо было снято и сама «девятка» поднята домкратом.
Я легонько пошлепала пальцем по пыльному капоту и проникновенным голосом поинтересовалась:
— Колесо проколол, да?
Стас выбрался из-под машины, сел и хмуро спросил:
— Тебе чего?
Это было немного грубовато с его стороны, но я не стала обращать внимания, желание сказать Стасу что-нибудь хорошее пересилило.
— Ничего, — я улыбнулась, — посмотреть… Машину чинишь?
— Чиню.
— Сломалась, да?
— Да.
— А-а! Понятно. — Он посмотрел косо и усмехнулся. — А сам починить сможешь?
— Смогу.
— А! А что сломалось?
Стас произнес фразу, в которой я услышала два знакомых слова: «капот» и «двигатель», в конце прозвучало слово «накрылся», я кивнула, переминаясь с ноги на ногу, Стас моргнул на меня пару раз и опять залез под машину. Теплой дружеской беседы, какие частенько случались у нас в прежние времена, очевидно, не получалось.
Стас на меня злился, мало того, он явно тяготился моим присутствием. Решив не сдаваться так просто и попробовать еще раз, я обошла вокруг «жигуленка», чертя по поверхности пальцем, наткнулась на несколько вмятин и царапин и, предположив, что это должно его расшевелить, радостно сообщила:
— Ой, Стас, смотри, у тебя тут машина помята!
Некоторое время в сарае царила гробовая тишина, потом Стас сердито засопел да как рявкнет:
— Иди, Стаська, отсюда!..
Я подпрыгнула и выкатилась вон.
— Подумаешь! — пренебрежительно тянула я, торопливо шлепая к площади Восстания. — Обиделся! Просила я его здесь оставаться? Или они что, думают, я без них «Спокойной ночи…» смотрю и спать ложусь? А бабка тоже хороша! Нет, пора с этим кончать! Всякая там демократия хороша по телевизору, а когда тебе каждый норовит своим мнением в глаз тыкнуть — это полный беспредел. Стоило за столько верст ехать, чтобы на третьем десятке получить сладкую парочку из бабки с нянькой!
Настроенная самым решительным образом, я стремительно приближалась к очагу культурного времяпрепровождения горельчан, машинально поправляя свежеуложенную прическу и поминутно поглядывая на часы.
Опоздать я не боялась, но и приходить раньше было не в моих привычках. Природная вредность требовала прибыть к месту свидания тютелька в тютельку, чтобы удостовериться, что и кавалер прибыл точно к назначенному сроку. Минутная стрелка замерла в строго вертикальном положении, когда я, последний раз украдкой глянув в маленькой карманное зеркальце, обогнула трансформаторную будку и вышла к магазину промтоваров, что был расположен как раз напротив бара «У Лизы».
К вечеру на площади, или, как это называлось у местного населения, «на круге», собиралось довольно много народу. Количество, естественно, варьировалось в зависимости от времени года и погодных условий, однако сегодняшняя благодать гарантировала присутствие как минимум двух третей способных самостоятельно передвигаться горелкинских обитателей. И, окинув площадь взглядом, я поняла, что так оно и есть. Большая часть народу живописно располагалась возле «Донны Анны», «Лиза» в большей степени привлекала дачников, то есть горожан, явно пытающихся разнообразить бесхитростный деревенский отдых элементами привычной жизни.
Не успела я приглядеться к витрине магазина, отражающей толпящийся возле бара народ, как от толпы отделилась высокая статная фигура и двинулась в мою сторону.
Я оглянулась. Глаза против воли стали округляться, и дыхание сбилось.
Ефим к нашей встрече, безусловно, подготовился.
Сногсшибательный летний костюм, хотя и не был омрачен присутствием галстука, сразу поражал воображение качеством пошива и, насколько я в этом разбираюсь, ценой. Однако самым эффектным дополнением к наряду божественного синеглазого блондина был букет пурпурных роз, причем раздобытый не иначе как в городе, поскольку в Горелках подобное просто не произрастало.
Все это великолепие, провожаемое не одним десятком завидующих женских глаз, размашистым шагом стремительно приближалось ко мне, а я вдруг смешалась и растерялась. Так, мне только еще покраснеть не хватало!
«Совсем ты одичала, Анастасия, за два года на периферии! Если уж букет голландских роз производит на тебя столь мощное впечатление, то дальнейшее твое поведение становится настолько непредсказуемым, что…»
— Привет!
— Привет, — жалко вякнула я, пряча глаза и тщетно стараясь улыбнуться.
Подозреваю, что Ефим моментально оценил произведенное на меня впечатление, потому что довольно заулыбался и протянул мне цветы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Вот замуж выйдет, тогда пусть и шляется!
Ох уж эти мне провинциалы! Такие люди дремучие, ужас просто! Одни предрассудки и условности!.. И снова меня насторожил голос Стаса:
— Это ее личное дело…
Хоть один нормальный в этом сумасшедшем доме!
Я глянула на часы: пять. Где тут у нас зеркало? Ладно, если умыться, жить можно… Выходить из комнаты не хотелось, для достойной пикировки с бабкой у меня был явный упадок сил, но словно нарочно мне смертельно приспичило в туалет. Помучившись немного и поняв, что обмануть организм не удастся, я еще раз глянула в зеркало и вышла из комнаты. Мое появление на долю секунды прервало страстный бабкин монолог, Стаса, как выяснилось, в горнице уже не было. Правду сказать, выдержать разошедшуюся бабку непросто. На полу возле плиты я разглядела остатки разбитой банки, Степанида коршуном замерла над ними с веником, явно терзаясь оттого, что некому предъявить претензии за нанесенный ущерб.
Хорошо, что у меня железное алиби… Увидев меня, бабка оживилась, подбоченилась и поджала губы. Я с независимым видом направилась к дверям, этого она уже не снесла, поворачиваясь за мной, словно флюгер, изобличающе ткнула вслед костлявым пальцем:
— Слава богу. Веры здесь нет! Где это видано?!
Прикинувшись, что совершенно не понимаю, о чем речь, я молчком шмыгнула в дверь. Бабка продолжала буйствовать, но вслед за мной не вышла…
Посетив известное заведение, я взбодрилась и прогулялась по саду, мимоходом сунув нос в окно к Стасу.
Комната была пуста. Пошарив в раздумьях по клубничным грядкам, я набрала в горсть ягод и заглянула в беседку, потом под летний навес, с некоторым удивлением убедилась, что Стас приступил-таки к постройке бани, однако его самого нигде не обнаружила. Наконец я добралась до сарая.
— Стас!
В глубине души я испытывала к «двоюродному» большое чувство признательности, и мне непременно хотелось как-то его выразить. Войдя в сарай, я разглядела его любимую «девятку» и лишь затем увидела половину Стаса. Вторая его половина лежала под машиной, заднее колесо было снято и сама «девятка» поднята домкратом.
Я легонько пошлепала пальцем по пыльному капоту и проникновенным голосом поинтересовалась:
— Колесо проколол, да?
Стас выбрался из-под машины, сел и хмуро спросил:
— Тебе чего?
Это было немного грубовато с его стороны, но я не стала обращать внимания, желание сказать Стасу что-нибудь хорошее пересилило.
— Ничего, — я улыбнулась, — посмотреть… Машину чинишь?
— Чиню.
— Сломалась, да?
— Да.
— А-а! Понятно. — Он посмотрел косо и усмехнулся. — А сам починить сможешь?
— Смогу.
— А! А что сломалось?
Стас произнес фразу, в которой я услышала два знакомых слова: «капот» и «двигатель», в конце прозвучало слово «накрылся», я кивнула, переминаясь с ноги на ногу, Стас моргнул на меня пару раз и опять залез под машину. Теплой дружеской беседы, какие частенько случались у нас в прежние времена, очевидно, не получалось.
Стас на меня злился, мало того, он явно тяготился моим присутствием. Решив не сдаваться так просто и попробовать еще раз, я обошла вокруг «жигуленка», чертя по поверхности пальцем, наткнулась на несколько вмятин и царапин и, предположив, что это должно его расшевелить, радостно сообщила:
— Ой, Стас, смотри, у тебя тут машина помята!
Некоторое время в сарае царила гробовая тишина, потом Стас сердито засопел да как рявкнет:
— Иди, Стаська, отсюда!..
Я подпрыгнула и выкатилась вон.
— Подумаешь! — пренебрежительно тянула я, торопливо шлепая к площади Восстания. — Обиделся! Просила я его здесь оставаться? Или они что, думают, я без них «Спокойной ночи…» смотрю и спать ложусь? А бабка тоже хороша! Нет, пора с этим кончать! Всякая там демократия хороша по телевизору, а когда тебе каждый норовит своим мнением в глаз тыкнуть — это полный беспредел. Стоило за столько верст ехать, чтобы на третьем десятке получить сладкую парочку из бабки с нянькой!
Настроенная самым решительным образом, я стремительно приближалась к очагу культурного времяпрепровождения горельчан, машинально поправляя свежеуложенную прическу и поминутно поглядывая на часы.
Опоздать я не боялась, но и приходить раньше было не в моих привычках. Природная вредность требовала прибыть к месту свидания тютелька в тютельку, чтобы удостовериться, что и кавалер прибыл точно к назначенному сроку. Минутная стрелка замерла в строго вертикальном положении, когда я, последний раз украдкой глянув в маленькой карманное зеркальце, обогнула трансформаторную будку и вышла к магазину промтоваров, что был расположен как раз напротив бара «У Лизы».
К вечеру на площади, или, как это называлось у местного населения, «на круге», собиралось довольно много народу. Количество, естественно, варьировалось в зависимости от времени года и погодных условий, однако сегодняшняя благодать гарантировала присутствие как минимум двух третей способных самостоятельно передвигаться горелкинских обитателей. И, окинув площадь взглядом, я поняла, что так оно и есть. Большая часть народу живописно располагалась возле «Донны Анны», «Лиза» в большей степени привлекала дачников, то есть горожан, явно пытающихся разнообразить бесхитростный деревенский отдых элементами привычной жизни.
Не успела я приглядеться к витрине магазина, отражающей толпящийся возле бара народ, как от толпы отделилась высокая статная фигура и двинулась в мою сторону.
Я оглянулась. Глаза против воли стали округляться, и дыхание сбилось.
Ефим к нашей встрече, безусловно, подготовился.
Сногсшибательный летний костюм, хотя и не был омрачен присутствием галстука, сразу поражал воображение качеством пошива и, насколько я в этом разбираюсь, ценой. Однако самым эффектным дополнением к наряду божественного синеглазого блондина был букет пурпурных роз, причем раздобытый не иначе как в городе, поскольку в Горелках подобное просто не произрастало.
Все это великолепие, провожаемое не одним десятком завидующих женских глаз, размашистым шагом стремительно приближалось ко мне, а я вдруг смешалась и растерялась. Так, мне только еще покраснеть не хватало!
«Совсем ты одичала, Анастасия, за два года на периферии! Если уж букет голландских роз производит на тебя столь мощное впечатление, то дальнейшее твое поведение становится настолько непредсказуемым, что…»
— Привет!
— Привет, — жалко вякнула я, пряча глаза и тщетно стараясь улыбнуться.
Подозреваю, что Ефим моментально оценил произведенное на меня впечатление, потому что довольно заулыбался и протянул мне цветы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91