— Прощения моего не будет хану Тохтамышу… Если бы он вызвал меня на честную битву, я, быть может, и простил его, потому что знал бы, что движет им желание властвовать. Это желание бывает в людях иной раз сильнее желания жить. Если бы все обстояло так, и он вызвал меня на битву ради этого, я бы не осудил его. Но Тохтамыш, забыв о моей доброте, когда я находился в далеком походе, напал на подвластные мне земли и народы, и действия его подобны удару кинжалом в спину. Коварства я не прощаю!
Речь Тимура становилась все более отрывистой, гневной. Он словно позабыл о том, сколько раз он сам совершал коварство. Отставив в сторону растопыренную ладонь, он начал загибать пальцы, перечисляя все прегрешения Тохтамыша перед ним, грозным Тимуром. В уголках его губ появилась пена. Безжалостные прозрачные глаза его вылезли из орбит и налились кровью.
Находящиеся в шатре в испуге попятились от своего повелителя, решив, что у него снова начинается приступ падучей болезни. В такие минуты Хромой Тимур терял рассудок и трудно было предсказать его поступки.
Ослепление прошло так же внезапно, как и возникло. Эмир потряс головой, словно прогоняя наваждение. В юрте сделалось тихо. Тимур с удивлением посмотрел на сидящего на его плече сокола и, брезгливо дернувшись, сбросил его на ковер, под ноги.
— Все! — хрипло сказал эмир. — Пусть Тохтамыш просит прощения у аллаха. А наш спор решит битва!
Послы поднялись и, склонившись в низком поклоне, попятились к выходу. И уже у самого порога Султанбек-бий сказал:
— Высокочтимый эмир, мы передадим слово в слово то, что вы сказали нашему повелителю, хану Золотой Орды Тохтамышу.
Усмехнувшись одними губами, Тимур негромко сказал:
— Вы уже не можете передать моих слов…
Послы замерли на месте. Лицо Султанбек-бия покрылось мертвенной бледностью.
— Ни один хан, ни один эмир не совершал насилия над послами, пришедшими для того, чтобы помирить два враждующих народа…— неуверенно сказал он.
— Так не делали раньше. Так вынужден поступить я. Вы второй день в моей ставке, и глаза ваши не были закрыты. А раз так, то вы видели то, что не позволено видеть врагам. — Тимур помолчал, наслаждаясь страхом послов. — Но я не убью вас. Вы останетесь здесь и, когда мы двинемся на Дешт-и-Кипчак, станете нашими проводниками. У вас есть возможность сохранить свои жизни, если вы будете хорошо выполнять то, что вам поручил я.
Жизнь возвращалась на бледные лица послов.
— Но кто же тогда передаст Тохтамышу твои слова? — спросил Султан-бий.
— Никто! На рассвете мои тумены пойдут вперед. Они и дадут достойный ответ вашему хану на его слова.
Но Тохтамыш не ждал ответа от Хромого Тимура. Бросив все, что могло обременить его войско и помешать отступлению, он, не позволяя надолго останавливаться коннице, поспешно уходил в свои степи. По пути золотоордынцы грабили кочевья, аулы и небольшие городки. На этот раз опустошению подверг-ся и город Яссы. Мусульмане словно забыли, что на этой земле находилась усыпальница ходжи Ахмеда Яссави.
Все больше и больше отрываясь от преследователей, Тохтамыш обдумывал свои действия на ближайшее будущее. Во что бы то ни стало следовало собрать войско, по численности превосходящее войско Тимура. Только в этом случае можно было рассчитывать на победу. Хан был уверен, что ему удастся выполнить намеченное. Многолюдье Орды позволяло это сделать. И еще Тохтамыш верил, что Хромой Тимур, удовлетворенный поспешным бегством врага, в нынешнем году не вступит на подвластные ему земли. Пройдет полгода, а быть может и год, прежде чем он продолжит свой поход. А за это время можно будет собрать и вооружить огромное войско.
Но Хромой Тимур не думал надолго откладывать месть. Он послал в погоню за ханом срок отважных джигитов во главе с опытными и хитрыми предводителями Каракан-батыром и Даулетхах-мергеном. Они настигли заслон Тохтамыша и после короткой схватки пленили несколько золотоордынских воинов. Близкая смерть и страх развязывают языки. Вскоре Тимур знал все, о чем ему хотелось знать.
Эмир после недолгих раздумий собрал совет из эмиров войска, чингизидов и приближенных к нему батыров. Решение было единогласным — идти вслед за ханом.
Отправив в Самарканд всех, кто мог оказаться лишним в походе, Тимур через Яссы, Карачук, Сауран вывел свое войско в центр Дешт-и-Кипчак. Более месяца длился этот поход. В начале апреля, когда в степь уже пришла весна, огромное войско остановилось на отдых в урочище Сарыузен, на берегах реки Сарысу. Но едва подсохла земля, и степные реки стали возвращаться в берега, Тимур велел своим туменам переправиться через Сарысу и идти к горам Улытау. Здесь эмир вновь сделал недолгую остановку.
Земля преображалась. Теплое, ласковое дыхание весны вернуло землю к жизни, и оттого мир сделался праздничным и просторным. Поднявшись однажды на вершину горы, Тимур залюбовался открывшимися перед ним безбрежными далями. Зеленая степь, подернутая дрожащей сизой дымкой, казалось, не имела предела. Тысячные стаи птиц летели над нею в бездонном голубом небе, в загадочные края вечного мрака. Мир звенел от пения жаворонков, и казалось, что это звенит само огромное небо, сотворенное из необычайно красивого синего камня.
На миг душу Тимура охватила тревога. Где-то в этих безбрежных просторах находилось сейчас войско Тохтамыша. Как его отыскать, если он станет уклоняться от битвы, как догнать? Здесь в кипчакской степи, охваченной великим покоем, безбрежной как море, можно утонуть, исчезнуть бесследно, и некому будет рассказать о мужестве воинов, сошедшихся в смертельной схватке. Все засыплет прах времени, затянут степные травы.
В глубокой задумчивости вернулся Хромой Тимур в свой походный шатер. А на следующий день к подножью Алтынчокы велел своим воинам натаскать груду камней. На вершине установили плоскую плиту, и мастер, владеющий искусством резьбы по камню, найденный среди пеших воинов эмира, вырезал на ней слова, которые сказал ему Хромой Тимур. В три строки легла арабская вязь, и начиналась она так: «Во имя аллаха милосердного и милостивого…». Далее, чтобы надпись могли прочитать и другие народы, не знающие арабских букв, уйгурским письмом на чагатайском языке, на котором говорили узбеки, Тимур повелел написать, что был он здесь, султан Турана, двадцать третьего числа месяца джумади 1 (28 апреля 1391 г.). И что шел он двухсоттысячным войском против Тохтамыш-хана. Всего восемь строк потребовалось великому завое-вателю, чтобы рассказать о своей великой задумке, о своем великом походе в глубь Дешт-и-Кипчак.
Кто знает, что заставило поступить так Хромого Тимура? Быть может, ему была ведома истина, что нет на земле ничего, что могло бы сравниться с долговечностью камня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64