» Все двенадцать частей огромной бараньей туши в считанные минуты превращались в груды обглоданных добела костей. Крепкие зубы с хрустом перемалывали молодые косточки и хрящи: «А ну, Кира-бай, подай мне ту, кругленькую!» Наткнувшись на картофель, сразу отбрасывали его в сторону: «Ой, это не еда!»
— Ух, и горький этот листок травы!
— Пересолили… Ну и орысы, едят что попало!
— Почему вы так говорите, уважаемый? Вот эта жаренная птичка вовсе недурна!..
— Ох и растение: слезы так и льются из глаз… А ну-ка, суньте его в рот моему другу Кира-баю!..
Лишь несколько молчаливых батыров с каменными лицами съели из вежливости по большому куску мяса и теперь сидели, глядя прямо перед собой. Так же поступили три или четыре русских офицера. Как бы найдя друг друга в этой жующей и чавкающей толпе, они начали поглядывать один на другого, словно думали о том, что ждало их впереди, встреча в бою лицом к лицу или дружба — долгая, суровая, мужская…
Снова встал генерал Неплюев, поднял выше головы бокал:
— Господа офицеры и знатные люди Киргиз-кайсацкой орды!.. Я предлагаю теперь выпить за здоровье и процветание верного слуги ее императорского величества матушки-государыни Елизаветы Петровны и нашего личного друга — великого хана Малой орды Абулхаира!
Разноголосый шум, прерываемый отдельными криками «ура!» был ответом на этот тост. Одни пили, другие ели. Но явственно слышались и недовольные голоса:
— Да приумножится твоя слава, Абулхаир!
— Чтоб ты сдох!
— Счастья и новых великих побед нашему повелителю-хану!
— Да рухнет в вечный огонь шанрак его юрты!
— Осторожней, аксакал, а то услышит!..
— Ну и пусть.. Посадил нас за стол с гяурами. Даже меня, грешного, заставил выпить запретного питья. Теперь все мы гяуры. Ой-бая-а-ай!.. Реветь будешь в могиле, Абулхаир!..
— Продал нас гяурам за бесценок, как запаршивевшую овцу!.
— Молчи, дурак, а то вырвут твой паршивый язык!
— Лучше за столом с гяурами, чем в могиле под шуршутами!
Генерал Неплюев взмахнул рукой:
— Многая лета хану Абулхаиру!
И разноголосый хор купцов, офицеров и казачьей старшины грянул «Многая лета». Визгливо и невпопад подпевали вконец опьяневшие баи и местные торговцы. Выделялся пронзительный тенорок муфтия. Потом кто-то взял домбру, и полилась над степью высокая, с переливами, песня во славу белой царицы, губернатора и хана Абулхаира.
Хан Абулхаир не первый раз участвовал в таких встречах и знал, сколько надо выпить, чтобы сохранить ум. Поэтому, когда он пошел прогуляться с несколько захмелевшим Неплюевым вдоль берега реки, шаг его был тверд, а глаз зорок.
— Завтра начнем беседу о деле, мой друг, — сказал ему губернатор. — Вам, очевидно, будет неловко говорить при наших общих джунгарских друзьях?..
— Да, особенно, если к моим просьбам останутся глухи…
— Все может статься… Для этого и захотел я предварительно поговорить с вами.
— У меня три просьбы. Если первые две будут исполнены, то о третьей нечего говорить…
— Какова же первая?
— Мои враги в степи говорят, что вы мало помогаете мне и всей нашей Орде. Зная мое усердие в дружбе с вами, хан Абильмамбет и султаны Среднего жуза обвиняют меня в предательстве. Они денно и нощно добиваются союза с джунгарскими контайчи. Вы же благоволите к ним, а не ко мне…
Генерал Неплюев лукаво погрозил пальцем:
— Они ведь ваши враги, эти султаны!
— Давно уже все, кто замышляет что-либо против Российского царства, являются моими врагами!
— Допустим, мой друг… Однако два года назад тот же хан Абильмамбет, а с ним султан Аблай и Барак подняли Коран над головой и поклялись в верности перед генералом Урусовым. Мне сам Василий Алексеевич Урусов рассказывал, как протекала церемония. Им в знак принятия в подданство России подарили такие же сабли с серебренными ножнами и рукоятью, как у вас, Богембая и Есета. А еще сто двадцать восемь старшин Среднего жуза дали такую клятву, как и ваши старшины… Что же, хоть и сменил я Урусова, но присягали ведь не мне или ему, а государыне!..
— Мы — кочевой народ, и не все считают обязательным придерживаться клятвы на книге…
— Вы-то, мой друг, ведь верны ей!
— Я — другое дело.
— Но и Абильмамбет пока не нарушил своей клятвы.
— Так нарушит!
— Какие у вас основания так думать?
— Почему не приехал сюда хан Абильмамбет?
— И я вот думаю…
* * *
Они остановились над речным обрывом, и хан Абулхаир принялся подробно рассказывать о замышляемой в Среднем жузе измене. Вступив в прямую связь с контайчи, Абильмамбет и тамошние султаны не пожелали присутствовать на празднествах. Тем более, что здесь находятся глаза и уши контайчи…
— Все это очень занятно, — заметил, усмехнувшись, губернатор. — Но в чем состоит ваша просьба, мой друг?
— Дайте мне в подчинение три тысячи солдат! — сказал хан Абулхаир. — Пусть хотя бы тысяча будет из главного войска, а две тысячи могут быть из вспомогательного — калмыки или башкиры…
Довольные огоньки зажглись в глазах Неплюева. Сменив Урусова, он уже два года настойчиво проводил политику приманивания то одного хана из киргиз-кайсаков, то другого. Они ссорились друг с другом из-за его благосклонности, а в этом и заключалась главная его мысль. История имеет тьму примеров, когда опытный администратор без всяких усилий достигал своего такой хитрой тактикой. Но впервые один из этих ханов попросил у него войска для борьбы против другого…
— Какова же вторая ваша просьба, хан?..
— Вторая касается моего сына Кожахмета, который у вас в гостях вот уже семь лет. Мать хочет повидать его, побыть с ним, а к вам поедет погостить другой мой сын — Чингиз…
Теперь и Неплюев вполне протрезвел и искоса посмотрел на Абулхаира:
— От какой жены этот ваш другой сын?
— От Каракыз-ханум, калмычки…
Это о многом говорило генералу Неплюеву. Из донесений соглядатаев, подтвержденных старшим сыном хана Абулхаира султаном Нуралы, он хорошо знал, что Кожахмет был самым любимым ханским сыном, в то время как Чингиз не пользовался благосклонностью отца. Следовательно, такая просьба означала, что старый хан Абулхаир по каким-то причинам не желает оставлять в руках российского губернатора полноценного заложника-аманата. Неплюев как бы пропустил мимо ушей эти важные для него слова хана Абулхаира. Он вдруг подтянулся и значительно свел брови:
* * *
— Очень велики ваши заслуги перед государыней-царицей, мой друг Абулхаир. И обе просьбы ваши я выполнил бы беспрекословно, если бы не сложное военное положение. Россия, как вам известно, ведет войну. И теперь не время отрывать даже три тысячи солдат. А борьба славного хана Абулхаира с другими подвластными нам ханами и султанами все же внутреннее российское дело.
Абулхаир невольно опустил голову:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Ух, и горький этот листок травы!
— Пересолили… Ну и орысы, едят что попало!
— Почему вы так говорите, уважаемый? Вот эта жаренная птичка вовсе недурна!..
— Ох и растение: слезы так и льются из глаз… А ну-ка, суньте его в рот моему другу Кира-баю!..
Лишь несколько молчаливых батыров с каменными лицами съели из вежливости по большому куску мяса и теперь сидели, глядя прямо перед собой. Так же поступили три или четыре русских офицера. Как бы найдя друг друга в этой жующей и чавкающей толпе, они начали поглядывать один на другого, словно думали о том, что ждало их впереди, встреча в бою лицом к лицу или дружба — долгая, суровая, мужская…
Снова встал генерал Неплюев, поднял выше головы бокал:
— Господа офицеры и знатные люди Киргиз-кайсацкой орды!.. Я предлагаю теперь выпить за здоровье и процветание верного слуги ее императорского величества матушки-государыни Елизаветы Петровны и нашего личного друга — великого хана Малой орды Абулхаира!
Разноголосый шум, прерываемый отдельными криками «ура!» был ответом на этот тост. Одни пили, другие ели. Но явственно слышались и недовольные голоса:
— Да приумножится твоя слава, Абулхаир!
— Чтоб ты сдох!
— Счастья и новых великих побед нашему повелителю-хану!
— Да рухнет в вечный огонь шанрак его юрты!
— Осторожней, аксакал, а то услышит!..
— Ну и пусть.. Посадил нас за стол с гяурами. Даже меня, грешного, заставил выпить запретного питья. Теперь все мы гяуры. Ой-бая-а-ай!.. Реветь будешь в могиле, Абулхаир!..
— Продал нас гяурам за бесценок, как запаршивевшую овцу!.
— Молчи, дурак, а то вырвут твой паршивый язык!
— Лучше за столом с гяурами, чем в могиле под шуршутами!
Генерал Неплюев взмахнул рукой:
— Многая лета хану Абулхаиру!
И разноголосый хор купцов, офицеров и казачьей старшины грянул «Многая лета». Визгливо и невпопад подпевали вконец опьяневшие баи и местные торговцы. Выделялся пронзительный тенорок муфтия. Потом кто-то взял домбру, и полилась над степью высокая, с переливами, песня во славу белой царицы, губернатора и хана Абулхаира.
Хан Абулхаир не первый раз участвовал в таких встречах и знал, сколько надо выпить, чтобы сохранить ум. Поэтому, когда он пошел прогуляться с несколько захмелевшим Неплюевым вдоль берега реки, шаг его был тверд, а глаз зорок.
— Завтра начнем беседу о деле, мой друг, — сказал ему губернатор. — Вам, очевидно, будет неловко говорить при наших общих джунгарских друзьях?..
— Да, особенно, если к моим просьбам останутся глухи…
— Все может статься… Для этого и захотел я предварительно поговорить с вами.
— У меня три просьбы. Если первые две будут исполнены, то о третьей нечего говорить…
— Какова же первая?
— Мои враги в степи говорят, что вы мало помогаете мне и всей нашей Орде. Зная мое усердие в дружбе с вами, хан Абильмамбет и султаны Среднего жуза обвиняют меня в предательстве. Они денно и нощно добиваются союза с джунгарскими контайчи. Вы же благоволите к ним, а не ко мне…
Генерал Неплюев лукаво погрозил пальцем:
— Они ведь ваши враги, эти султаны!
— Давно уже все, кто замышляет что-либо против Российского царства, являются моими врагами!
— Допустим, мой друг… Однако два года назад тот же хан Абильмамбет, а с ним султан Аблай и Барак подняли Коран над головой и поклялись в верности перед генералом Урусовым. Мне сам Василий Алексеевич Урусов рассказывал, как протекала церемония. Им в знак принятия в подданство России подарили такие же сабли с серебренными ножнами и рукоятью, как у вас, Богембая и Есета. А еще сто двадцать восемь старшин Среднего жуза дали такую клятву, как и ваши старшины… Что же, хоть и сменил я Урусова, но присягали ведь не мне или ему, а государыне!..
— Мы — кочевой народ, и не все считают обязательным придерживаться клятвы на книге…
— Вы-то, мой друг, ведь верны ей!
— Я — другое дело.
— Но и Абильмамбет пока не нарушил своей клятвы.
— Так нарушит!
— Какие у вас основания так думать?
— Почему не приехал сюда хан Абильмамбет?
— И я вот думаю…
* * *
Они остановились над речным обрывом, и хан Абулхаир принялся подробно рассказывать о замышляемой в Среднем жузе измене. Вступив в прямую связь с контайчи, Абильмамбет и тамошние султаны не пожелали присутствовать на празднествах. Тем более, что здесь находятся глаза и уши контайчи…
— Все это очень занятно, — заметил, усмехнувшись, губернатор. — Но в чем состоит ваша просьба, мой друг?
— Дайте мне в подчинение три тысячи солдат! — сказал хан Абулхаир. — Пусть хотя бы тысяча будет из главного войска, а две тысячи могут быть из вспомогательного — калмыки или башкиры…
Довольные огоньки зажглись в глазах Неплюева. Сменив Урусова, он уже два года настойчиво проводил политику приманивания то одного хана из киргиз-кайсаков, то другого. Они ссорились друг с другом из-за его благосклонности, а в этом и заключалась главная его мысль. История имеет тьму примеров, когда опытный администратор без всяких усилий достигал своего такой хитрой тактикой. Но впервые один из этих ханов попросил у него войска для борьбы против другого…
— Какова же вторая ваша просьба, хан?..
— Вторая касается моего сына Кожахмета, который у вас в гостях вот уже семь лет. Мать хочет повидать его, побыть с ним, а к вам поедет погостить другой мой сын — Чингиз…
Теперь и Неплюев вполне протрезвел и искоса посмотрел на Абулхаира:
— От какой жены этот ваш другой сын?
— От Каракыз-ханум, калмычки…
Это о многом говорило генералу Неплюеву. Из донесений соглядатаев, подтвержденных старшим сыном хана Абулхаира султаном Нуралы, он хорошо знал, что Кожахмет был самым любимым ханским сыном, в то время как Чингиз не пользовался благосклонностью отца. Следовательно, такая просьба означала, что старый хан Абулхаир по каким-то причинам не желает оставлять в руках российского губернатора полноценного заложника-аманата. Неплюев как бы пропустил мимо ушей эти важные для него слова хана Абулхаира. Он вдруг подтянулся и значительно свел брови:
* * *
— Очень велики ваши заслуги перед государыней-царицей, мой друг Абулхаир. И обе просьбы ваши я выполнил бы беспрекословно, если бы не сложное военное положение. Россия, как вам известно, ведет войну. И теперь не время отрывать даже три тысячи солдат. А борьба славного хана Абулхаира с другими подвластными нам ханами и султанами все же внутреннее российское дело.
Абулхаир невольно опустил голову:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88