— Ойбаяй, вы живы, султан?!
Подбежавший первым Нуржан широко открытыми глазами смотрел, как дикий белый верблюд рвет зубами и втаптывает в землю чье-то растерзанное тело. Он было рванулся спасать несчастного, но Аблай остановил его знаком:
— Не нужно, Нуржан, все равно этот человек мертв!
Что-то сверкнуло при свете факела. Нуржан наклонился и взял из руки растоптанного Малика прямой хивинский кинжал. Верблюд, все еще рыча и всхрапывая, поднялся и пошел во тьму. Зубы мертвого Малика были оскалены в страшной улыбке.
— Он… он хотел заколоть вас, мой султан!.. — сказал Нуржан и оглянулся на уже собравшихся людей. — Ак-бура спас вашу жизнь. Это посланец божий!..
Аблай молча повернулся и пошел назад в свою юрту. Так рассказывает об этом случае легенда. Не говорится в ней лишь о том, что спасенный таким чудесным образом султан зло усмехнулся во тьме ночи. Никто не увидел этой усмешки. А султан шел и думал о подброшенном ему со стрелой письме, где в уголке крошечными арабскими буквами было приписано имя того, кто должен был сегодня ночью лишить его жизни.
А потом к мертвому телу своего одноплеменника пришел глухонемой раб и унес его останки. Он тут же похоронил их по древним законам своего народа. И никто так и не узнал в лагере Аблая, что жалкий глухонемой раб знал грамоту и хорошо умел стрелять из кривого башкирского лука.
* * *
К утру в белую юрту привели глухонемого раба погибшего Малика-убийцы и оставили наедине с Аблаем. Султан внимательно посмотрел в непроницаемое лицо раба, потом взял мелок и написал на вощеной дощечке:
«Это ты вчера прострелил мою шапку, человек?»
Глухонемой спокойно взял из руки султана мелок и написал:
«Да».
«Благодарю тебя за меткий выстрел».
«Благодари свою звезду, султан!»
«Откуда прибыли вы с хозяином?»
«Из Коканда».
«Кто посылал?»
«Бии Ерден и Нарбота…»
«По каким делам?»
«В Коканде тебя боятся, султан!»
Аблай кивнул головой, снял с верхней стойки юрты свой парадный, расшитый золотом кафтан и шапку на куньем меху, надел их на раба. А едва взошло солнце пятеро джигитов поскакали на запад. Они должны были через верных купцов в Коканде выкупить из неволи детей глухонемого.
А в народе все шире распространялись легенды о том, что сама судьба в образе белого верблюда покровительствует султану Аблаю, и это верный знак, что только ему следует стать ханом трех жузов. И до наших дней сохранились эти легенды о чудесном Ак-буре.
Еще солнце не показалось над горами, как из зева ущелья раздался глухой несмолкаемый гул. Казалось, мощная река бушует и рвется из берегов. Одновременно ертоулы донесли, что подошли передовые части другого китайского генерала — Чжао Хоя.
— В основном это конница, мой султан… — рассказывал начальник ертоулов Турсунбай-батыр. — И кони у них уже не мелкие, как прежде, а наши — степные. По всему видать, что они их награбили в Кашгарии и в кочевьях Большого жуза…
— Все же пеших у шуршутов больше!.. — задумчиво сказал Аблай. — Как ты думаешь, станут они сегодня наступать на нас?
Нет, мой султан. Те, что пришли сегодня ночью, устали. Ну, а вчерашние еще больше устали. Как-никак, а тысяч семь мертвых тел собрали ночью их повозки… А сейчас они разжигают большие костры и варят двойную порцию риса, а не проса. Значит, предстоит «Праздник прибытия». За оружие взялись лишь те, кто идет в заграждение.
— Эй, созвать всех военачальников! — коротко приказал Аблай.
Нарочные взлетели на оседланных коней и поскакали во все стороны — туда, где в степи были разбросаны шатры главных батыров. Султан Аблай сидел в одиночестве на подушках в своей главной юрте. Сегодня утром предстояло ему решить, что делать дальше. Ну, и когда он решит, то уж белый верблюд ляжет головой в нужную сторону…
А решать нужно незамедлительно. Вот уже несколько дней мелит эта проклятая мясорубка в ущелье. И пусть потери шуршутов вдесятеро больше, для них это незаметно. Еще и обрадуются их поставщики пищи, что меньше придется кормить. А вот страна казахов, не восстановившая и половины своего населения после «времен великого бедствия», дорожит пока что каждым джигитом. Это лишь вторая китайская армия подошла с той стороны, и уже не поможет никакая засада. Предположим, что даже разобьет он армии Фу Де и Чжао Хоя, но тут же появится третья армия, за ней четвертая, пятая… нет, не под силу сейчас противостоять во весь рост тысячеглавому дракону. Пусть потерпят остающиеся в его пасти казахские племена и роды. Они должны пригнуться к самой земле, забиться в щели гор и расщелины. А мы, показав дракону, что с нами шутки плохи, уведем свое войско в целости и сохранности обратно в степь. Коль решатся шуршуты за нами в погоню, то им несдобровать в степи. Тут наша конница разгуляется в полную силу, не то что в этих горах. Но, судя по всему, не решатся уже они на это, и мы разойдемся, как раньше.
А войско надо сохранить во что бы то ни стало. Ведь не случайно именно сейчас послали кокандские правители к нему Малика-убийцу. Расчет у них самый простой: в то время как шуршуты перемелют казахское войско, наемный убийца уберет его, будущего хана. Кто тогда будет в состоянии противостоять кокандским лашкарам? Словно, освежеванного вола, разделят они страну казахов. Для себя, конечно, кокандские властители уготовили самую большую часть. Недаром их отряды появились уже в виду приаральских кочевий. Они не думают о шуршутском драконе, надеясь на милость божью. А между тем только казахское ополчение стоит сейчас между этим драконом и Кокандским ханством. И хивинские прислужники Надир-шаха забывают о том же ненасытном драконе. Не проходит дня, чтобы они не тревожили казахские рубежи. Нет, не помощники это в войне с шуршутами. И даже если бы вдруг произошло чудо и примкнули бы они к его войску, все равно не остановить им огнедышащего дракона, который рано или поздно все равно полезет в степи и долины, открывшиеся его глазу. А пока…
Сегодня вечером мы собираем свои юрты! — тихо сказал Аблай когда один за другим вошли военачальники и уселись полумесяцем на бархатные подушки.
* * *
Наступила тишина. Все сидели потрясенные неожиданным решением.
— Но ведь это бегство! — вскричал старый Кабанбай-батыр.
— Нет, это отступление! — твердо ответил Аблай.
— Наши джигиты, которые дерутся вот уже столько дней с шуршутами, не захотят уступить!
— Тогда через двадцать дней останемся в живых лишь мы с вами… — тихо ответил Аблай. — Сегодня наши подборщики трупов захоронили семьсот тел. У двухсот двадцати четырех джигитов за вчерашний день отрублены руки и ноги, рассечены головы. Посчитайте, на сколько дней нас хватит!
* * *
Джаныбек-батыр бросил перед собой плеть в знак начала разговора:
— Аблай рассуждает здраво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88