Моуэт бросил ему конец от шлюп — талей. Юноша схватился было обеими руками за конец, но тут голова его скрылась под водой, и конца он не поймал. В следующее мгновение он оказался за кормой.
Все повернулись к капитану. На лице его появилось жесткое выражение. Он посмотрел на юношу, затем на фрегат, приближавшийся к ним со скоростью восемь узлов. Задержка на десять минут означает потерю мили, а то и больше: понадобится возня с лиселями — на то, чтобы поставить их снова, уйдет время. Он подвергает риску жизнь девяноста человек. В голове его проносились разные мысли: он вспомнил о сварливой натуре родителей юноши, о том, что тот является как бы гостем и протеже миссис Молли…
— Спустить «шестерку»! — скомандовал он наконец резким голосом. — На носу и на корме быть наготове! Мистер Маршалл, привестись к ветру!
«Софи» развернулась против ветра, «шестерка» плюхнулась в воду. Приказаний почти не потребовалось. Развернулись реи, паруса поникли, почти без слова команды заскрипели блоки фалов, гитовов, горденей, и даже взбешенный задержкой Джек не мог не восхититься ловкостью, с какой была осуществлена операция.
«Шестерка» обследовала кильватерную струю, оставленную шлюпом. Как медленно, медленно! Матросы, перегнувшись через борт шлюпки, вглядывались в воду, шарили отпорным крюком. Это казалось вечностью. Наконец шлюпка легла на обратный курс. В подзорную трубу Джек увидел, что матросы нагнулись к днищу шлюпки. Строук так налегал на весло, что оно переломилось, и он упал назад.
— Господи Иисусе, Пресвятая Богородица, — бормотал Диллон, стоявший рядом с капитаном.
На шлюпе уже разворачивали в нужном направлении реи, судно уже имело ход, когда «шестерка» подошла к его борту и бедного юношу подняли на палубу.
— Захлебнулся, — доложили матросы.
— Сниматься с дрейфа! — скомандовал капитан. Нужные операции снова стали выполняться одна за другой — молча, бесшумно и с поразительной быстротой. Излишней быстротой. Судно еще не легло на нужный курс и не достигло и половины прежней скорости, когда послышался противный треск и фор — брамсель-рей сломался пополам.
Теперь команды следовали одна за другой. Оторвав глаза от мокрого тела Эллиса, Стивен увидел, как Джек Обри дает какие-то указания Диллону, который, в свою очередь, передает их в рупор боцману и фор — марсовым, тотчас взвившимся вверх. Отдельные распоряжения капитан отдает боцману и его команде, рассчитывает изменившиеся силы, воздействующие на шлюп, и руководит рулевым. Взглянув через плечо на фрегат, Джек внимательно посмотрел на тело юноши:
— Неужели ничего нельзя предпринять? Может, вам нужен помощник?
— У него остановилось сердце, — отвечал Стивен. — Но я попробую… Нельзя ли его подвесить за пятки над палубой? Внизу места недостаточно.
— Шеннаган! Томас! Нужна ваша помощь. Основывайте хват — тали и возьмите вон ту шкимушку. Выполняйте указания доктора. Мистер Лэмб, закрепите…
Стивен послал Чеслина за ланцетами, сигарами, кухонным мехом. И когда безжизненное тело Генри Эллиса приподнялось над палубой лицом вниз, с высунутым языком, он нажал на него, и из желудка у него вылилось немного воды.
— Держите его в таком положении, — распорядился доктор и пустил ему кровь за ушами. — Мистер Риккетс, будьте добры, раскурите мне эту сигару.
Те моряки, которые были свободны — не соединяли сломанный рей, не ставили заново парус и не поднимали его, не отлаживали такелаж, — украдкой поглядывая на фрегат, с удовлетворением наблюдали, как доктор Мэтьюрин вдувал табачный дым в мех, а затем вставил его наконечник в нос пациента. Пока его помощник придерживал рот и вторую ноздрю закрытыми, доктор накачивал в его легкие едкий дым, одновременно раскачивая подвешенное тело таким образом, чтобы кишечник давил на диафрагму. Эллис начал кашлять, задыхаться, его вырвало, в него снова накачали дым — послышалось судорожное дыхание, все более ровное, затем кашель.
— Можете перерезать веревку, — обратился Стивен к завороженным этим зрелищем матросам. — Теперь ясно, что он родился, чтобы быть повешенным.
За это время фрегат успел значительно приблизиться к «Софи», и его орудийные порты можно было сосчитать невооруженным глазом. Это был тяжелый фрегат — одним бортовым залпом — он мог обрушить на них триста фунтов металла против двадцати восьми фунтов у шлюпа. Однако он был очень тяжело нагружен и плохо держался на волне. Нос фрегата регулярно рассекал зыбь, вздымая ввысь белые буруны, и было видно, что движется он с трудом, хотя заметно приближался к «Софи». «Однако, — произнес про себя Джек, — могу поклясться, что с таким экипажем ему придется убрать бом — брамсели еще до того, как окончательно стемнеет». Внимательно изучая поведение «Дедэньёз», он убедился, что на нем множество новичков, если вообще не новая команда — вещь обыкновенная на французских судах. «Однако он может попытаться взять нас в вилку».
Капитан посмотрел на солнце. Оно все еще было высоко над горизонтом. Сделав сотню поворотов от кормовых поручней до пушки, затем от пушки до поручней на юте, оно по-прежнему оставалось высоко над горизонтом и находилось на прежнем месте, улыбаясь идиотской улыбкой через щель между нижней шкаториной марселя и реем. За это время фрегат заметно приблизился к «Софи».
Между тем будничная жизнь на шлюпе шла своим чередом, как бы сама по себе. Экипаж свистали на ужин в начале первой «собачьей» вахты; после того как пробило две склянки и Моуэт выбрал лаг, Джеймс Диллон обратился к капитану:
— Прикажете объявить боевую тревогу, сэр?
Говорил он несколько неуверенно, поскольку не знал, в каком настроении Джек Обри. Он смотрел мимо капитана на фрегат, паруса которого, сверкавшие в лучах солнца, производили незабываемое впечатление, а белые буруны под форштевнем словно придавали ему дополнительную скорость.
— Конечно, непременно. Выслушаем отчет Моуэта, а затем обязательно объявляйте боевую тревогу.
— Семь узлов четыре сажени, с вашего позволения, сэр, — доложил Моуэт лейтенанту, который повернулся к капитану и, коснувшись полей треуголки, повторил цифры.
Барабанная дробь, глухой гул босых ног, бегущих по палубе к боевым постам; затем длительный процесс привязывания сеток к марселям и брамселям, поднятие добавочных предохранительных бакштагов к брам — стеньгам (поскольку Джек Обри решил к ночи поставить дополнительные паруса); сотни незначительных изменений в распределении, нагрузке и угле установки парусов — все это требовало времени, но солнце еще не зашло, а между тем расстояние между шлюпом и «Дедэньёз» все больше и больше сокращалось. Фрегат нес слишком много верхних парусов и слишком много парусов на бизань-мачте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Все повернулись к капитану. На лице его появилось жесткое выражение. Он посмотрел на юношу, затем на фрегат, приближавшийся к ним со скоростью восемь узлов. Задержка на десять минут означает потерю мили, а то и больше: понадобится возня с лиселями — на то, чтобы поставить их снова, уйдет время. Он подвергает риску жизнь девяноста человек. В голове его проносились разные мысли: он вспомнил о сварливой натуре родителей юноши, о том, что тот является как бы гостем и протеже миссис Молли…
— Спустить «шестерку»! — скомандовал он наконец резким голосом. — На носу и на корме быть наготове! Мистер Маршалл, привестись к ветру!
«Софи» развернулась против ветра, «шестерка» плюхнулась в воду. Приказаний почти не потребовалось. Развернулись реи, паруса поникли, почти без слова команды заскрипели блоки фалов, гитовов, горденей, и даже взбешенный задержкой Джек не мог не восхититься ловкостью, с какой была осуществлена операция.
«Шестерка» обследовала кильватерную струю, оставленную шлюпом. Как медленно, медленно! Матросы, перегнувшись через борт шлюпки, вглядывались в воду, шарили отпорным крюком. Это казалось вечностью. Наконец шлюпка легла на обратный курс. В подзорную трубу Джек увидел, что матросы нагнулись к днищу шлюпки. Строук так налегал на весло, что оно переломилось, и он упал назад.
— Господи Иисусе, Пресвятая Богородица, — бормотал Диллон, стоявший рядом с капитаном.
На шлюпе уже разворачивали в нужном направлении реи, судно уже имело ход, когда «шестерка» подошла к его борту и бедного юношу подняли на палубу.
— Захлебнулся, — доложили матросы.
— Сниматься с дрейфа! — скомандовал капитан. Нужные операции снова стали выполняться одна за другой — молча, бесшумно и с поразительной быстротой. Излишней быстротой. Судно еще не легло на нужный курс и не достигло и половины прежней скорости, когда послышался противный треск и фор — брамсель-рей сломался пополам.
Теперь команды следовали одна за другой. Оторвав глаза от мокрого тела Эллиса, Стивен увидел, как Джек Обри дает какие-то указания Диллону, который, в свою очередь, передает их в рупор боцману и фор — марсовым, тотчас взвившимся вверх. Отдельные распоряжения капитан отдает боцману и его команде, рассчитывает изменившиеся силы, воздействующие на шлюп, и руководит рулевым. Взглянув через плечо на фрегат, Джек внимательно посмотрел на тело юноши:
— Неужели ничего нельзя предпринять? Может, вам нужен помощник?
— У него остановилось сердце, — отвечал Стивен. — Но я попробую… Нельзя ли его подвесить за пятки над палубой? Внизу места недостаточно.
— Шеннаган! Томас! Нужна ваша помощь. Основывайте хват — тали и возьмите вон ту шкимушку. Выполняйте указания доктора. Мистер Лэмб, закрепите…
Стивен послал Чеслина за ланцетами, сигарами, кухонным мехом. И когда безжизненное тело Генри Эллиса приподнялось над палубой лицом вниз, с высунутым языком, он нажал на него, и из желудка у него вылилось немного воды.
— Держите его в таком положении, — распорядился доктор и пустил ему кровь за ушами. — Мистер Риккетс, будьте добры, раскурите мне эту сигару.
Те моряки, которые были свободны — не соединяли сломанный рей, не ставили заново парус и не поднимали его, не отлаживали такелаж, — украдкой поглядывая на фрегат, с удовлетворением наблюдали, как доктор Мэтьюрин вдувал табачный дым в мех, а затем вставил его наконечник в нос пациента. Пока его помощник придерживал рот и вторую ноздрю закрытыми, доктор накачивал в его легкие едкий дым, одновременно раскачивая подвешенное тело таким образом, чтобы кишечник давил на диафрагму. Эллис начал кашлять, задыхаться, его вырвало, в него снова накачали дым — послышалось судорожное дыхание, все более ровное, затем кашель.
— Можете перерезать веревку, — обратился Стивен к завороженным этим зрелищем матросам. — Теперь ясно, что он родился, чтобы быть повешенным.
За это время фрегат успел значительно приблизиться к «Софи», и его орудийные порты можно было сосчитать невооруженным глазом. Это был тяжелый фрегат — одним бортовым залпом — он мог обрушить на них триста фунтов металла против двадцати восьми фунтов у шлюпа. Однако он был очень тяжело нагружен и плохо держался на волне. Нос фрегата регулярно рассекал зыбь, вздымая ввысь белые буруны, и было видно, что движется он с трудом, хотя заметно приближался к «Софи». «Однако, — произнес про себя Джек, — могу поклясться, что с таким экипажем ему придется убрать бом — брамсели еще до того, как окончательно стемнеет». Внимательно изучая поведение «Дедэньёз», он убедился, что на нем множество новичков, если вообще не новая команда — вещь обыкновенная на французских судах. «Однако он может попытаться взять нас в вилку».
Капитан посмотрел на солнце. Оно все еще было высоко над горизонтом. Сделав сотню поворотов от кормовых поручней до пушки, затем от пушки до поручней на юте, оно по-прежнему оставалось высоко над горизонтом и находилось на прежнем месте, улыбаясь идиотской улыбкой через щель между нижней шкаториной марселя и реем. За это время фрегат заметно приблизился к «Софи».
Между тем будничная жизнь на шлюпе шла своим чередом, как бы сама по себе. Экипаж свистали на ужин в начале первой «собачьей» вахты; после того как пробило две склянки и Моуэт выбрал лаг, Джеймс Диллон обратился к капитану:
— Прикажете объявить боевую тревогу, сэр?
Говорил он несколько неуверенно, поскольку не знал, в каком настроении Джек Обри. Он смотрел мимо капитана на фрегат, паруса которого, сверкавшие в лучах солнца, производили незабываемое впечатление, а белые буруны под форштевнем словно придавали ему дополнительную скорость.
— Конечно, непременно. Выслушаем отчет Моуэта, а затем обязательно объявляйте боевую тревогу.
— Семь узлов четыре сажени, с вашего позволения, сэр, — доложил Моуэт лейтенанту, который повернулся к капитану и, коснувшись полей треуголки, повторил цифры.
Барабанная дробь, глухой гул босых ног, бегущих по палубе к боевым постам; затем длительный процесс привязывания сеток к марселям и брамселям, поднятие добавочных предохранительных бакштагов к брам — стеньгам (поскольку Джек Обри решил к ночи поставить дополнительные паруса); сотни незначительных изменений в распределении, нагрузке и угле установки парусов — все это требовало времени, но солнце еще не зашло, а между тем расстояние между шлюпом и «Дедэньёз» все больше и больше сокращалось. Фрегат нес слишком много верхних парусов и слишком много парусов на бизань-мачте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126