Нашу газету обвинили в неполноте приведенного перечня членов команды, а также в нецелесообразности его обнародования в данное время. «Никто не делает из этого военной тайны, — подчеркнула в своем очередном обращении пресс-служба ВМФ, — однако мы считаем некорректным опубликование списка моряков, находящихся сейчас на лодке, в то время как идут напряженные спасательные работы…»
Но впрочем, негодующие окрики нам приходилось выслушивать не только по поводу опубликования списка. Примерно в те же дни же мы поместили у себя стихотворение малоизвестного поэта с московской окраины Марьино — Геннадия Милованова (которого, честно говоря, я выбрал из кучи аналогичных стихов главным образом за то, что взглянув на обратный адрес, увидел там тот же самый район Москвы, в котором жила Ленка), и оно вызвало ничуть не лучшую реакцию, чем и опубликование списка:
Тонут люди в Баренцевом море.
Бьются волны о пустой причал.
И надрывно в безутешном горе
Чайки белокрылые кричат.
Гибнут люди в холоде и мраке,
Не дождавшись помощи извне;
Для кого-то снова на бумаге
Все они, как видно, не в цене.
Да и беды, видно, не случайны,
А признаться в этом не с руки;
Потому-то так живучи тайны
И уму, и сердцу вопреки.
Будут речи, почести и гроши
На помин измученной души.
Но вдвойне мучительней и горше,
Если тонут — в океане лжи…
— Вы опять очерняете нашу армию! Когда это прекратится! — звонили нам в редакцию в день опубликования стихотворения «возмущенные читатели».
— Мы тонем не во лжи, а в секретности, — уточнил ситуацию один наш знакомый офицер-подводник…
А между тем, в других средствах массовой информации тоже стали в это время появляться материалы, перекликающиеся со стихотворением Милованова. Слишком уж многое в гибели «Курска» было шито белыми нитками, чтобы не заподозрить руководство ВМФ в сокрытии каких-то нелицеприятных для него тайн! Так, например, несколько дней спустя мы опубликовали статью Зинаиды Лобановой «Как нам врали», в которой она буквально по пунктам разбирала всю ту «странную разноголосицу», которая слышалась в официальных сообщениях об аварии подлодки.
«Все это очень напоминает Чернобыль, — писала она. — И не потому, что сначала все боялись экологической катастрофы, а уж потом только — за людей. А потому, что нам постоянно врали. По неискоренимой „совковой“ привычке — замять дело, не доводить до широкой общественности.
Да, мы теперь знаем в лицо тех, кто, не стесняясь, врет в объективы телекамер. Но в этом мало радости. Ведь нас держали за дураков, не давая самой необходимой информации.
Время катастрофы.
Сообщения о несчастье на подводной лодке появились на информационной ленте только в понедельник. Тогда датой трагедии называли воскресенье. На самом деле трагедия произошла в субботу, примерно около 11 часов утра, о чем первыми сообщили западные информационные агентства.
13 августа, в воскресенье, командующий Северным флотом адмирал Попов, давая интервью представителям СМИ, высоко оценил результаты проходивших учений, мастерство моряков и состояние боевой техники. Как будто он не знал, что к этому моменту связи с «Курском» нет и об этом уже доложено в Главный штаб ВМФ.
Распоряжение о создании комиссии по расследованию причин аварии премьер-министр Михаил Касьянов подписал только в понедельник. С момента катастрофы прошло уже более 48 часов.
Количество членов экипажа.
Впечатление такое, что атомная субмарина — это простая электричка, на которой ехали все, кто успел в неё перед отправлением запрыгнуть. Флотские пресс-службы утверждали, что на борту «Курска» находится то 107 человек, то 130, то 116 или 117. Путин в среду вечером заявил, что на борту 118 человек.
Связь с подлодкой.
Вероятно, надеясь на русский «авось», в начале недели пресс-службы ВМФ сообщили в СМИ, что «с подлодкой уже установлена связь, имеется контакт с личным составом». А из администрации Мурманской области даже заявили «Интерфаксу», что в лодку подаются кислород и топливо…
Через какое-то время выяснилось, что «контакт» — это не что иное, как периодический стук в борт лодки изнутри.
Днем в среду появилась информация о том, что экипаж перестал выходить на акустическую связь. К вечеру это подтвердили помощник главнокомандующего ВМФ РФ Игорь Дыгало и вице-премьер Илья Клебанов. Но первому заместителю начальника Главного штаба ВМФ России вице-адмиралу Владиславу Ильину это не помешало почти в то же время заявить обо всем с точностью до наоборот. «Есть контакт», — бодро сообщил он. Мол, неправда, что не стучат. Стучат.
Погода.
По сведениям синоптиков, в субботу и воскресенье 12-13 августа погода над Баренцевым морем была вполне нормальной. Однако, как только приступили к спасательным работам, сразу пошла информация о шторме.
Как сообщил «Интерфаксу» помощник главнокомандующего ВМФ РФ начальник пресс-службы Игорь Дыгало, по состоянию на 23.00 понедельника 14 августа 2000 года погода резко ухудшилась. Ветер — северный, северо-западный, скорость — 15 м/с, волнение — от 4 до 5 баллов.
Однако «Интерфакс» примерно в то же самое время сообщил, что «все благоприятствовало спасательным работам». Весь вечер приходили сообщения, что погода улучшается, шторм — 2-3 балла. Но потом, когда ничего не получилось, погода, как специально, стала портиться. И с тех пор шторм в сводках не прекращается…»
Еще резче тогда выступила газета «Жизнь», поместившая в одном из своих номеров большущее письмо бывшего старшего торпедиста, а ныне матроса запаса Владимира Топоркова под красноречивым названием «Хватит врать!», в котором он без обиняков писал:
«…Я понял, почему Гитлер напал на СССР в ночь на 22 июня. До этого не понимал. Думал, он дурак: выбрал самую короткую ночь. А тут понял, что он гений: выбрал ночь на воскресенье.
И дело не в том, что офицеры разошлись по домам, старшины пьют, а бойцы снизили бдительность. Просто — Сталин спит. На даче, в воскресенье — кто рискнет его тревожить? Ну и что — что летят, что бомбят? Это в песне так складно поется: «…Ровно в четыре утра — Киев бомбили, нам объявили, что началася…»
Бомбили-то в четыре. А объявили…
Сергееву тоже сказали в четыре часа утра. А он президенту доложил в семь (сам об этом сказал по телевизору — вся страна слышала!). О чем же думал министр эти три часа? Живы они там или уже нет? Как их спасать? Какие средства привлечь?
Да ни хрена он такого не думал! Думал: можно будить президента — или ещё нет? В четыре, конечно, рано — ну, а в шесть?
Три часа министр обороны страны ждал, пока президент проснется!
А у них, у экипажа К-141, и было-то на все — 2 минуты 15 секунд, между первым взрывом и вторым. А у тех, кто после этого остался в живых, ещё несколько часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Но впрочем, негодующие окрики нам приходилось выслушивать не только по поводу опубликования списка. Примерно в те же дни же мы поместили у себя стихотворение малоизвестного поэта с московской окраины Марьино — Геннадия Милованова (которого, честно говоря, я выбрал из кучи аналогичных стихов главным образом за то, что взглянув на обратный адрес, увидел там тот же самый район Москвы, в котором жила Ленка), и оно вызвало ничуть не лучшую реакцию, чем и опубликование списка:
Тонут люди в Баренцевом море.
Бьются волны о пустой причал.
И надрывно в безутешном горе
Чайки белокрылые кричат.
Гибнут люди в холоде и мраке,
Не дождавшись помощи извне;
Для кого-то снова на бумаге
Все они, как видно, не в цене.
Да и беды, видно, не случайны,
А признаться в этом не с руки;
Потому-то так живучи тайны
И уму, и сердцу вопреки.
Будут речи, почести и гроши
На помин измученной души.
Но вдвойне мучительней и горше,
Если тонут — в океане лжи…
— Вы опять очерняете нашу армию! Когда это прекратится! — звонили нам в редакцию в день опубликования стихотворения «возмущенные читатели».
— Мы тонем не во лжи, а в секретности, — уточнил ситуацию один наш знакомый офицер-подводник…
А между тем, в других средствах массовой информации тоже стали в это время появляться материалы, перекликающиеся со стихотворением Милованова. Слишком уж многое в гибели «Курска» было шито белыми нитками, чтобы не заподозрить руководство ВМФ в сокрытии каких-то нелицеприятных для него тайн! Так, например, несколько дней спустя мы опубликовали статью Зинаиды Лобановой «Как нам врали», в которой она буквально по пунктам разбирала всю ту «странную разноголосицу», которая слышалась в официальных сообщениях об аварии подлодки.
«Все это очень напоминает Чернобыль, — писала она. — И не потому, что сначала все боялись экологической катастрофы, а уж потом только — за людей. А потому, что нам постоянно врали. По неискоренимой „совковой“ привычке — замять дело, не доводить до широкой общественности.
Да, мы теперь знаем в лицо тех, кто, не стесняясь, врет в объективы телекамер. Но в этом мало радости. Ведь нас держали за дураков, не давая самой необходимой информации.
Время катастрофы.
Сообщения о несчастье на подводной лодке появились на информационной ленте только в понедельник. Тогда датой трагедии называли воскресенье. На самом деле трагедия произошла в субботу, примерно около 11 часов утра, о чем первыми сообщили западные информационные агентства.
13 августа, в воскресенье, командующий Северным флотом адмирал Попов, давая интервью представителям СМИ, высоко оценил результаты проходивших учений, мастерство моряков и состояние боевой техники. Как будто он не знал, что к этому моменту связи с «Курском» нет и об этом уже доложено в Главный штаб ВМФ.
Распоряжение о создании комиссии по расследованию причин аварии премьер-министр Михаил Касьянов подписал только в понедельник. С момента катастрофы прошло уже более 48 часов.
Количество членов экипажа.
Впечатление такое, что атомная субмарина — это простая электричка, на которой ехали все, кто успел в неё перед отправлением запрыгнуть. Флотские пресс-службы утверждали, что на борту «Курска» находится то 107 человек, то 130, то 116 или 117. Путин в среду вечером заявил, что на борту 118 человек.
Связь с подлодкой.
Вероятно, надеясь на русский «авось», в начале недели пресс-службы ВМФ сообщили в СМИ, что «с подлодкой уже установлена связь, имеется контакт с личным составом». А из администрации Мурманской области даже заявили «Интерфаксу», что в лодку подаются кислород и топливо…
Через какое-то время выяснилось, что «контакт» — это не что иное, как периодический стук в борт лодки изнутри.
Днем в среду появилась информация о том, что экипаж перестал выходить на акустическую связь. К вечеру это подтвердили помощник главнокомандующего ВМФ РФ Игорь Дыгало и вице-премьер Илья Клебанов. Но первому заместителю начальника Главного штаба ВМФ России вице-адмиралу Владиславу Ильину это не помешало почти в то же время заявить обо всем с точностью до наоборот. «Есть контакт», — бодро сообщил он. Мол, неправда, что не стучат. Стучат.
Погода.
По сведениям синоптиков, в субботу и воскресенье 12-13 августа погода над Баренцевым морем была вполне нормальной. Однако, как только приступили к спасательным работам, сразу пошла информация о шторме.
Как сообщил «Интерфаксу» помощник главнокомандующего ВМФ РФ начальник пресс-службы Игорь Дыгало, по состоянию на 23.00 понедельника 14 августа 2000 года погода резко ухудшилась. Ветер — северный, северо-западный, скорость — 15 м/с, волнение — от 4 до 5 баллов.
Однако «Интерфакс» примерно в то же самое время сообщил, что «все благоприятствовало спасательным работам». Весь вечер приходили сообщения, что погода улучшается, шторм — 2-3 балла. Но потом, когда ничего не получилось, погода, как специально, стала портиться. И с тех пор шторм в сводках не прекращается…»
Еще резче тогда выступила газета «Жизнь», поместившая в одном из своих номеров большущее письмо бывшего старшего торпедиста, а ныне матроса запаса Владимира Топоркова под красноречивым названием «Хватит врать!», в котором он без обиняков писал:
«…Я понял, почему Гитлер напал на СССР в ночь на 22 июня. До этого не понимал. Думал, он дурак: выбрал самую короткую ночь. А тут понял, что он гений: выбрал ночь на воскресенье.
И дело не в том, что офицеры разошлись по домам, старшины пьют, а бойцы снизили бдительность. Просто — Сталин спит. На даче, в воскресенье — кто рискнет его тревожить? Ну и что — что летят, что бомбят? Это в песне так складно поется: «…Ровно в четыре утра — Киев бомбили, нам объявили, что началася…»
Бомбили-то в четыре. А объявили…
Сергееву тоже сказали в четыре часа утра. А он президенту доложил в семь (сам об этом сказал по телевизору — вся страна слышала!). О чем же думал министр эти три часа? Живы они там или уже нет? Как их спасать? Какие средства привлечь?
Да ни хрена он такого не думал! Думал: можно будить президента — или ещё нет? В четыре, конечно, рано — ну, а в шесть?
Три часа министр обороны страны ждал, пока президент проснется!
А у них, у экипажа К-141, и было-то на все — 2 минуты 15 секунд, между первым взрывом и вторым. А у тех, кто после этого остался в живых, ещё несколько часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76