Раз в неделю от его борта отваливали баркасы с канонирами. Ушаков обучал их на бомбардирском судне «Страшный».
С утра до вечера на всех батарейных палубах раздавались команды:
— Винт пять!
— Заряжай!
— Наводи! Выше, по клину меть!
— Товсь! Пали!
Канониры хватались за канаты, откатывали станки от борта и вновь ставили их на место.
«Страшный» выходил за Херсонес, сбрасывал буйки с флажками и поражал их сначала на якоре, потом с ходу, под парусами. Следующую неделю канониры стреляли по берегу. Брали в «вилку» сложенные из морской гальки маленькие пирамиды К началу лета эти пирамиды разлетались после второго-третьего залпа.
Тем временем Екатерина с огромной свитой на флотилии изящных, украшенных по-царски галер оставила Кременчуг и направилась по Днепру к Херсону. Здесь, под Кременчугом, как рассказывали очевидцы, не только иностранных гостей, но и Екатерину и даже светлейшего князя поразила войсковая выучка Кременчугской дивизией. Командовал ею генерал-аншеф Суворов. Колонны пехоты и двадцать пять эскадронов конницы двигались и перестраивались, кололи и рубили, бежали и мчались бешеным галопом с азартом и завидной, какой-то необычной легкостью. И в то же время поражали неустрашимостью и мощью в стремительных атаках, совсем не похожих на учебные.
Императрица со свитою на роскошно убранной галере «Десна» продолжала путь к Херсону. По берегам Днепра, как и прежде, прессовались новенькие, будто нарисованные, хутора и села, словно по щучьему велению возникали сказочные дворцы и дачи, триумфальные арки, обрамленные цветочными гирляндами. По реке в лодках сновали веселые, празднично одетые люди. С берегов доносились звонкие песни, гремели хоры. На береговых склонах стояли и пели, взявшись за руки, , парубки и девчата с венками на головах. И никто на царских галерах не знал, что на все эти потемкинские игрища старосты плетьми сгоняли народ из окрестных сел. Нередко ночью, когда императрица почивала, по берегам, вниз по течению, перегоняли словно скот, этих бесправных холопов, чтобы на следующий день опять радовать высоких гостей. Строжайше было приказано изображать «неизреченное блаженство и радостное умиление, со верноподданническою почтительною веселостью сопряженное». До веселья ли было этим людям, которых четыре года назад навеки закрепостила царица?
По пути свита Екатерины росла. Прискакал гонец от Румянцева: император Иосиф II на подходе. Пришлось отдавать якоря и встречать гостя. Вместе с Екатериной отправился австрийский посол фон Кобенцель, сопровождавший императрицу. Австрия приехала торговаться, делить лакомые куски Южной Европы. Россия набирала силу военную и вес политический, к ее голосу прислушивались не только соседи.
— Желательно нашу империю оградить Истрией и Далмацией, — вставил непринужденно за обедом Иосиф II, — взамен мы могли бы помочь Венеции забрать у турок Кипр и Крит.
Потемкин сразу же нашелся:
— Что же останется православным грекам?
— Есть ли резон думать еще о том, чего нет? — сердился Иосиф II.
Потемкин запомнил эту фразу. Херсон встретил Екатерину салютом пушек.
Улицы на удивление были прямые и чисто ухоженные. Каменные и добротные деревянные дома выглядели уютно. Их насчитывалось больше двух тысяч. Магазинчики переполнены товарами и продуктами. В гавани стояло более сотни судов из Марселя, Генуи, Ливорно, Триеста...
Иосиф старался все пощупать руками, заходил в дома обывателей, заглядывал на кухню, выведывал, что едят, какие цены на баранину и дичь.
— Непостижимо, — делился Иосиф с послом Кобенцлем, — откуда вдруг появился город, недавно тут была степь...
— Турция тоже встревожена, ваше величество, — ответил посол, — на днях прибыл из Стамбула посол Булгаков. Он привез ультиматум султана, который принять невозможно...
В самом деле, Екатерина повелела отклонить ультиматум и потребовать у турок прекратить бесчинства против русских подданных.
На следующий день со стапелей верфи спускали корабли, закладывали новые.
Для торжества построили большой плот, на мачтах — паруса из алой парчи, на палубе — ковры. Посредине великолепное кресло наподобие трона. Довольная Екатерина напускно выговорила Потемкину:
— Эдак, князюшка, разоришь ты меня, пустишь по миру.
Первым со стапелей под грохот пушек на сальных салазках съехал линейный корабль «Владимир». Мощная корма плюхнулась в воду, развела волну, захлестнула ковры на плоту. Следом спустили корабль «Иосиф II», фрегат «Александр».
Императрица намеревалась отправиться в Кинбурн, чтобы оттуда морем следовать в Севастополь.
— Ваше величество, сие небезопасно, — доложил Потемкин, — подле Очакова появилась турецкая эскадра.
В крепость прибыли французские офицеры для устройства укреплений и артиллерии.
Екатерина взглянула на стоявшего неподалеку французского посла Сегюра:
— Как надобно понимать сие? Дружественный трактат с королем только что подписан, вы здесь, а там?..
Сегюр несколько замешкался:
— Ваше величество, там, видимо, вольные волонтеры. За них французское правительство не отвечает.
— Ну, разве так. — Императрица пожала плечами.
Она решила ехать в Крым сухим путем.
Потемкин хотел, чтобы императрицу приветствовал адмирал, поэтому в середине мая Войновича поздравили с присвоением звания контр-адмирала. За неделю до этого Сенявин стал капитан-лейтенантом.
Войнович притворно скромничал, а в душе росла тревога — прибыл нарочный и сообщил, что императрица пересекла Перекоп и через неделю будет в Инкермане.
— Будь голубчиком, — ласково говорил он своему теперь флаг-капитану, — проверь, все ли готово. Каковы катера? Команды на них экипировали? Матросики хамоваты. Подбери гребцов красавцев, токмо не ушкуйников каких...
— Ваше превосходительство, — в который раз успокаивал адмирала Сенявин, которого тошнило от трусости своего начальника, — все катера готовы, гребцов отобрал самолично отменных. Одежда для них будет готова сегодня-завтра.
— А ты не ленись, удостоверься лишний раз, — канючил Войнович.
Сенявин собрал у Графской пристани, как ее называли с приходом Войновича, катера, разукрашенные для встречи гостей. Катер императрицы блестел позолотой и лаком, над ним натянули шелковый зеленый тент от солнца. На следующий день переодели и построили к смотру команду гребцов. Флаг-капитан придирчиво осматривал каждого матроса. Подобранные один к одному молодцы саженного роста, усатые, загорелые — по правому борту русоволосые, по левому — чернявые. Одеты в оранжевые атласные брюки, шелковые чулки, из-под оранжевых фуфаек выглядывали белые рубашки, на головах красовались круглые шляпы с кистями и султаном из страусовых перьев.
Сенявин остановился перед старшим загребным, Александром Жаровым:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
С утра до вечера на всех батарейных палубах раздавались команды:
— Винт пять!
— Заряжай!
— Наводи! Выше, по клину меть!
— Товсь! Пали!
Канониры хватались за канаты, откатывали станки от борта и вновь ставили их на место.
«Страшный» выходил за Херсонес, сбрасывал буйки с флажками и поражал их сначала на якоре, потом с ходу, под парусами. Следующую неделю канониры стреляли по берегу. Брали в «вилку» сложенные из морской гальки маленькие пирамиды К началу лета эти пирамиды разлетались после второго-третьего залпа.
Тем временем Екатерина с огромной свитой на флотилии изящных, украшенных по-царски галер оставила Кременчуг и направилась по Днепру к Херсону. Здесь, под Кременчугом, как рассказывали очевидцы, не только иностранных гостей, но и Екатерину и даже светлейшего князя поразила войсковая выучка Кременчугской дивизией. Командовал ею генерал-аншеф Суворов. Колонны пехоты и двадцать пять эскадронов конницы двигались и перестраивались, кололи и рубили, бежали и мчались бешеным галопом с азартом и завидной, какой-то необычной легкостью. И в то же время поражали неустрашимостью и мощью в стремительных атаках, совсем не похожих на учебные.
Императрица со свитою на роскошно убранной галере «Десна» продолжала путь к Херсону. По берегам Днепра, как и прежде, прессовались новенькие, будто нарисованные, хутора и села, словно по щучьему велению возникали сказочные дворцы и дачи, триумфальные арки, обрамленные цветочными гирляндами. По реке в лодках сновали веселые, празднично одетые люди. С берегов доносились звонкие песни, гремели хоры. На береговых склонах стояли и пели, взявшись за руки, , парубки и девчата с венками на головах. И никто на царских галерах не знал, что на все эти потемкинские игрища старосты плетьми сгоняли народ из окрестных сел. Нередко ночью, когда императрица почивала, по берегам, вниз по течению, перегоняли словно скот, этих бесправных холопов, чтобы на следующий день опять радовать высоких гостей. Строжайше было приказано изображать «неизреченное блаженство и радостное умиление, со верноподданническою почтительною веселостью сопряженное». До веселья ли было этим людям, которых четыре года назад навеки закрепостила царица?
По пути свита Екатерины росла. Прискакал гонец от Румянцева: император Иосиф II на подходе. Пришлось отдавать якоря и встречать гостя. Вместе с Екатериной отправился австрийский посол фон Кобенцель, сопровождавший императрицу. Австрия приехала торговаться, делить лакомые куски Южной Европы. Россия набирала силу военную и вес политический, к ее голосу прислушивались не только соседи.
— Желательно нашу империю оградить Истрией и Далмацией, — вставил непринужденно за обедом Иосиф II, — взамен мы могли бы помочь Венеции забрать у турок Кипр и Крит.
Потемкин сразу же нашелся:
— Что же останется православным грекам?
— Есть ли резон думать еще о том, чего нет? — сердился Иосиф II.
Потемкин запомнил эту фразу. Херсон встретил Екатерину салютом пушек.
Улицы на удивление были прямые и чисто ухоженные. Каменные и добротные деревянные дома выглядели уютно. Их насчитывалось больше двух тысяч. Магазинчики переполнены товарами и продуктами. В гавани стояло более сотни судов из Марселя, Генуи, Ливорно, Триеста...
Иосиф старался все пощупать руками, заходил в дома обывателей, заглядывал на кухню, выведывал, что едят, какие цены на баранину и дичь.
— Непостижимо, — делился Иосиф с послом Кобенцлем, — откуда вдруг появился город, недавно тут была степь...
— Турция тоже встревожена, ваше величество, — ответил посол, — на днях прибыл из Стамбула посол Булгаков. Он привез ультиматум султана, который принять невозможно...
В самом деле, Екатерина повелела отклонить ультиматум и потребовать у турок прекратить бесчинства против русских подданных.
На следующий день со стапелей верфи спускали корабли, закладывали новые.
Для торжества построили большой плот, на мачтах — паруса из алой парчи, на палубе — ковры. Посредине великолепное кресло наподобие трона. Довольная Екатерина напускно выговорила Потемкину:
— Эдак, князюшка, разоришь ты меня, пустишь по миру.
Первым со стапелей под грохот пушек на сальных салазках съехал линейный корабль «Владимир». Мощная корма плюхнулась в воду, развела волну, захлестнула ковры на плоту. Следом спустили корабль «Иосиф II», фрегат «Александр».
Императрица намеревалась отправиться в Кинбурн, чтобы оттуда морем следовать в Севастополь.
— Ваше величество, сие небезопасно, — доложил Потемкин, — подле Очакова появилась турецкая эскадра.
В крепость прибыли французские офицеры для устройства укреплений и артиллерии.
Екатерина взглянула на стоявшего неподалеку французского посла Сегюра:
— Как надобно понимать сие? Дружественный трактат с королем только что подписан, вы здесь, а там?..
Сегюр несколько замешкался:
— Ваше величество, там, видимо, вольные волонтеры. За них французское правительство не отвечает.
— Ну, разве так. — Императрица пожала плечами.
Она решила ехать в Крым сухим путем.
Потемкин хотел, чтобы императрицу приветствовал адмирал, поэтому в середине мая Войновича поздравили с присвоением звания контр-адмирала. За неделю до этого Сенявин стал капитан-лейтенантом.
Войнович притворно скромничал, а в душе росла тревога — прибыл нарочный и сообщил, что императрица пересекла Перекоп и через неделю будет в Инкермане.
— Будь голубчиком, — ласково говорил он своему теперь флаг-капитану, — проверь, все ли готово. Каковы катера? Команды на них экипировали? Матросики хамоваты. Подбери гребцов красавцев, токмо не ушкуйников каких...
— Ваше превосходительство, — в который раз успокаивал адмирала Сенявин, которого тошнило от трусости своего начальника, — все катера готовы, гребцов отобрал самолично отменных. Одежда для них будет готова сегодня-завтра.
— А ты не ленись, удостоверься лишний раз, — канючил Войнович.
Сенявин собрал у Графской пристани, как ее называли с приходом Войновича, катера, разукрашенные для встречи гостей. Катер императрицы блестел позолотой и лаком, над ним натянули шелковый зеленый тент от солнца. На следующий день переодели и построили к смотру команду гребцов. Флаг-капитан придирчиво осматривал каждого матроса. Подобранные один к одному молодцы саженного роста, усатые, загорелые — по правому борту русоволосые, по левому — чернявые. Одеты в оранжевые атласные брюки, шелковые чулки, из-под оранжевых фуфаек выглядывали белые рубашки, на головах красовались круглые шляпы с кистями и султаном из страусовых перьев.
Сенявин остановился перед старшим загребным, Александром Жаровым:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135