Взамен прежних заведений — Морской академии, гардемаринских рот, Навигацкой школы — создали единый Морской шляхетный кадетский корпус; правда, теперь принимали в него лишь дворянских отпрысков. Не забывал Голицын и основного предназначения флота. Десять лет корабельные пушки только салютовали холостыми зарядами по праздникам и при встрече с иноземными эскадрами. Требовалось многое освежить в памяти, пересмотреть регламент для действий в морском бою, обновить Свод морских сигналов. Голицын подобрал опытных командиров, назначил комиссию, одним из первых в нее определил Григория Спиридова. На этот раз служба свела его с капитан-командором Семеном Мордвиновым и, как оказалось, надолго. Вдвоем они прежде всего взялись за приведение в порядок Свода сигналов.
На море без него корабли глухонемые, а в тумане и ночью — точно слепые: не знают замыслов и команд флагмана, не могут подать весть о себе, даже в смертельных случаях. А во время боя с неприятелем только сигналы флагмана являются приказом для кораблей эскадры. Лишь сигналом командиры рапортуют флагману об исполнении приказов.
Спиридов сразу расположил к себе главу комиссии:
— Читывал я, ваше превосходительство, суждение ваше об эволюциях, они трактуют однозначно о линейном строе.
Мордвинов давно не слышал суждений о своей книге, почти двадцать лет минуло.
— Сие плод не столько моих суждений, Григорий Андреевич, сколько рассмотрение тактики флота Поля Госта. Пришлось мне ее штудировать, будучи во французском флоте. Не все там мне по душе, мы с вами как-нибудь об этом потолкуем.
Открыв «Книгу сигналов корабельных», Мордвинов и Спиридов начали кропотливую работу.
Прошло немного времени, и Спиридова отозвали в Морской кадетский корпус. Туда потребовались грамотные, опытные офицеры. Мордвинов настоял, чтобы Спиридов продолжал работу и в его комиссии.
— Мне с вами, Григорий Андреевич, весьма сподручно, у нас одно мышление о корабельных эволюциях. Так что выкраивайте время и милости прошу ко мне. Ваш новый начальник капитан 1-го ранга Нагаев тоже в сем деле лицо заинтересованное.
В Морском корпусе его встретил Харитон Лаптев, не забыл прежнюю совместную службу на Балтике двадцать лет назад.
— Нынче, Григорий Андреевич, надобно нам совместно смену готовить, на судах, сам знаешь, нехватка сплошь офицеров и штурманов.
Вечером Харитон рассказывал о своих похождениях на Таймыре, у Ледовитого океана, вспоминал Семена Челюскина.
— Рассказывал мне о тебе Семен, — говорил Спиридов, — да больно не жалуют его по службе, а зря, такое мытарство испытал.
За последние годы не раз Спиридов задумывался об участи моряков-следопытов, с которыми коротко был знаком — Чирикова и Чаплина, Овцына и Челюскина, братьев Лаптевых и Софрона Хитрово. «Великие дела творят ради потомков, новые дороги в океан отыскивают, а судьба у них не всегда завидная».
При очередной встрече Мордвинов протянул ему тонкую книжку:
— Подивитесь на досуге на оду сию о Великом Петре Михайлы Ломоносова, мне довелось весной ее слушать. Хвалу безмерную он возносит создателю флота нашего, чтобы потомки чтили.
Спиридов перелистал страницы и возвратил ее.
— Сия книжица у меня в шкафу другой месяц. Ломоносов и в самом деле в науках, видать, достоин первым числиться среди прочих академиков, а по словесности равных ему нет.
Начитанность Спиридова укрепила у Мордвинова прежнее мнение о любознательности собеседника.
— Слава Богу, у нас с вами совпадают интересы, Григорий Андреевич, давай-ка займемся Сводом сигналов. Никак вскоре понадобится. Запахло порохом в Европе.
Глава 5
СТРАННАЯ ВОЙНА
Полтора десятка лет мирной передышки для России были благом. Но мускулы армии за это время одряхлели. Караулы и парады поддерживали внешний лоск, кое-как снаряжали полки пушками и припасами, офицеры и генералы больше пеклись о своих интересах, надеясь в случае войны, как обычно бывает у русских, на авось. Легкомыслие проистекало от власти — Елизавете почему-то вздумалось возвести в генерал-фельдмаршалы своих прежних фаворитов Алексея Разумовского и Александра Бутурлина. Бывший певчий в военном деле совершенно ничего не смыслил.
К этому времени война за новые земли для Фридриха II, авантюрного, смелого и талантливого полководца, стала необходимостью. Пруссия имела 200 тысяч хорошо обученного войска, склады ломились от запасов оружия.
Россию король Пруссии считал слабым противником и для успеха в войне, кроме прочего, имел скрытые козыри. Голштинец Петр Федорович преклонялся перед ним, с его женой король имел тайную переписку, в русской армии у него был платный агент, генерал Тотлебен, а одним из его полков командовал перебежчик Манштейн... Все они сообщали о подорванном здоровье Елизаветы, ярой противницы Фридриха, и не только сообщали, но и строили планы.
Екатерина Алексеевна знала как действовать и делилась своими соображениями с английским послом Ч. Уильямсом: «Когда я получу известие об агонии, через верного человека извещу преданных офицеров, и они должны привести 250 солдат. Они будут принимать повеления только от великого князя и от меня, я направлюсь в комнату умирающей и велю присягнуть мне». Сэр Уильяме не замедлил передать Екатерине 10 тысяч фунтов стерлингов, английские купцы выгодно торговали с Россией...
Но и на этот раз, в августе 1756 года, Елизавета оправилась, и вскоре она собрала высших сановников. А Екатерина вылила свою досаду в письме тому же Уильямсу: «Ох, эта колода! Она просто выводит нас из терпения! Умерла бы она скорее!»
...В только что отстроенном левом крыле Зимнего дворца состоялось совещание Конференции высочайшего двора. Далекая от дел большой политики Елизавета, обладая врожденной интуицией, видимо, унаследовала толику недюжинного отцовского таланта. По крайней мере, это помогало ей в делах государственных не совершать больших оплошностей. И в то же время, следуя традициям отца, для решения важнейших проблем Российской империи она создала в прошлом году «Конференцию», куда вошли оба канцлера, наследник престола, братья Шуваловы, брат канцлера Михаил Бестужев, фельдмаршал Апраксин, Трубецкой и Бутурлин.
Летняя жара неумолимо сочилась в зашторенные, распахнутые настежь окна. Конференция была в сборе. Ждали императрицу.
Канцлер Алексей Петрович Бестужев изредка вскидывал седые нависшие брови. Проницательный взгляд его на мгновение задержался на великом князе, беспечно вертевшемся в противоположном углу. Как петух, дергался напротив него Петр Федорович. За пятнадцать лет жизни в России этот престолонаследник не бросил привычек вседозволенности. Достоверно знал канцлер, что все с этим свыклись, кроме его жены Екатерины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
На море без него корабли глухонемые, а в тумане и ночью — точно слепые: не знают замыслов и команд флагмана, не могут подать весть о себе, даже в смертельных случаях. А во время боя с неприятелем только сигналы флагмана являются приказом для кораблей эскадры. Лишь сигналом командиры рапортуют флагману об исполнении приказов.
Спиридов сразу расположил к себе главу комиссии:
— Читывал я, ваше превосходительство, суждение ваше об эволюциях, они трактуют однозначно о линейном строе.
Мордвинов давно не слышал суждений о своей книге, почти двадцать лет минуло.
— Сие плод не столько моих суждений, Григорий Андреевич, сколько рассмотрение тактики флота Поля Госта. Пришлось мне ее штудировать, будучи во французском флоте. Не все там мне по душе, мы с вами как-нибудь об этом потолкуем.
Открыв «Книгу сигналов корабельных», Мордвинов и Спиридов начали кропотливую работу.
Прошло немного времени, и Спиридова отозвали в Морской кадетский корпус. Туда потребовались грамотные, опытные офицеры. Мордвинов настоял, чтобы Спиридов продолжал работу и в его комиссии.
— Мне с вами, Григорий Андреевич, весьма сподручно, у нас одно мышление о корабельных эволюциях. Так что выкраивайте время и милости прошу ко мне. Ваш новый начальник капитан 1-го ранга Нагаев тоже в сем деле лицо заинтересованное.
В Морском корпусе его встретил Харитон Лаптев, не забыл прежнюю совместную службу на Балтике двадцать лет назад.
— Нынче, Григорий Андреевич, надобно нам совместно смену готовить, на судах, сам знаешь, нехватка сплошь офицеров и штурманов.
Вечером Харитон рассказывал о своих похождениях на Таймыре, у Ледовитого океана, вспоминал Семена Челюскина.
— Рассказывал мне о тебе Семен, — говорил Спиридов, — да больно не жалуют его по службе, а зря, такое мытарство испытал.
За последние годы не раз Спиридов задумывался об участи моряков-следопытов, с которыми коротко был знаком — Чирикова и Чаплина, Овцына и Челюскина, братьев Лаптевых и Софрона Хитрово. «Великие дела творят ради потомков, новые дороги в океан отыскивают, а судьба у них не всегда завидная».
При очередной встрече Мордвинов протянул ему тонкую книжку:
— Подивитесь на досуге на оду сию о Великом Петре Михайлы Ломоносова, мне довелось весной ее слушать. Хвалу безмерную он возносит создателю флота нашего, чтобы потомки чтили.
Спиридов перелистал страницы и возвратил ее.
— Сия книжица у меня в шкафу другой месяц. Ломоносов и в самом деле в науках, видать, достоин первым числиться среди прочих академиков, а по словесности равных ему нет.
Начитанность Спиридова укрепила у Мордвинова прежнее мнение о любознательности собеседника.
— Слава Богу, у нас с вами совпадают интересы, Григорий Андреевич, давай-ка займемся Сводом сигналов. Никак вскоре понадобится. Запахло порохом в Европе.
Глава 5
СТРАННАЯ ВОЙНА
Полтора десятка лет мирной передышки для России были благом. Но мускулы армии за это время одряхлели. Караулы и парады поддерживали внешний лоск, кое-как снаряжали полки пушками и припасами, офицеры и генералы больше пеклись о своих интересах, надеясь в случае войны, как обычно бывает у русских, на авось. Легкомыслие проистекало от власти — Елизавете почему-то вздумалось возвести в генерал-фельдмаршалы своих прежних фаворитов Алексея Разумовского и Александра Бутурлина. Бывший певчий в военном деле совершенно ничего не смыслил.
К этому времени война за новые земли для Фридриха II, авантюрного, смелого и талантливого полководца, стала необходимостью. Пруссия имела 200 тысяч хорошо обученного войска, склады ломились от запасов оружия.
Россию король Пруссии считал слабым противником и для успеха в войне, кроме прочего, имел скрытые козыри. Голштинец Петр Федорович преклонялся перед ним, с его женой король имел тайную переписку, в русской армии у него был платный агент, генерал Тотлебен, а одним из его полков командовал перебежчик Манштейн... Все они сообщали о подорванном здоровье Елизаветы, ярой противницы Фридриха, и не только сообщали, но и строили планы.
Екатерина Алексеевна знала как действовать и делилась своими соображениями с английским послом Ч. Уильямсом: «Когда я получу известие об агонии, через верного человека извещу преданных офицеров, и они должны привести 250 солдат. Они будут принимать повеления только от великого князя и от меня, я направлюсь в комнату умирающей и велю присягнуть мне». Сэр Уильяме не замедлил передать Екатерине 10 тысяч фунтов стерлингов, английские купцы выгодно торговали с Россией...
Но и на этот раз, в августе 1756 года, Елизавета оправилась, и вскоре она собрала высших сановников. А Екатерина вылила свою досаду в письме тому же Уильямсу: «Ох, эта колода! Она просто выводит нас из терпения! Умерла бы она скорее!»
...В только что отстроенном левом крыле Зимнего дворца состоялось совещание Конференции высочайшего двора. Далекая от дел большой политики Елизавета, обладая врожденной интуицией, видимо, унаследовала толику недюжинного отцовского таланта. По крайней мере, это помогало ей в делах государственных не совершать больших оплошностей. И в то же время, следуя традициям отца, для решения важнейших проблем Российской империи она создала в прошлом году «Конференцию», куда вошли оба канцлера, наследник престола, братья Шуваловы, брат канцлера Михаил Бестужев, фельдмаршал Апраксин, Трубецкой и Бутурлин.
Летняя жара неумолимо сочилась в зашторенные, распахнутые настежь окна. Конференция была в сборе. Ждали императрицу.
Канцлер Алексей Петрович Бестужев изредка вскидывал седые нависшие брови. Проницательный взгляд его на мгновение задержался на великом князе, беспечно вертевшемся в противоположном углу. Как петух, дергался напротив него Петр Федорович. За пятнадцать лет жизни в России этот престолонаследник не бросил привычек вседозволенности. Достоверно знал канцлер, что все с этим свыклись, кроме его жены Екатерины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135