.. хотя бы...
— ... помочь мне, — закончила за нее Ричильдис.
— Стало быть, вы все находились в комнате, когда он выбежал? — Сержант был уверен в своей догадке, и смущенные лица невольно подтвердили его правоту.
— Так я и думал. Если кто-то сильно разбушевался, разве его сразу утихомиришь! Выходит, никто из вас не видел, задержался ли паренек на кухне, а значит, никто не может утверждать, что он не подлил кое-чего в судок с куропаткой, чтобы рассчитаться с отчимом. Он утром был в лазарете, и раньше там бывал, так что, вполне возможно, знал, где взять это снадобье и как его употребить. Вероятно, собираясь на этот обед, он предусмотрел, как ему поступить в том случае, если примирение не состоится.
Ричильдис отчаянно замотала головой:
— О нет, вы его не знаете! Он пришел мириться, только мириться. Да и не мог он задержаться на кухне: Эльфрик почти сразу же бросился ему вдогонку, чтобы попытаться уговорить его вернуться. Он за Эдвином почти до моста гнался, но тот его не послушал.
— Это правда, — подтвердил Эльфрик, — у него не было времени задерживаться на кухне. Я мчался за ним со всех ног и выкрикивал его имя, но он даже не оглянулся.
Сержанта это не убедило.
— Сколько времени требуется, чтобы опорожнить маленькую склянку в открытый судок? Взмах руки, и все — никто и не узнает. Ну а когда ваш хозяин малость поутих, подарок приора пришелся как нельзя кстати, — чтобы потешить задетое самолюбие, — и он с удовольствием все съел.
— Но разве мальчик знал, — осторожно вмешался Кадфаэль, что из этого судка будет есть только мастер Бонел? Вряд ли стал бы он рисковать жизнью своей матери.
Однако сержант к этому времени был уже настолько уверен в том, что идет по верному следу, что довод монаха не возымел действия. Он бросил на Олдит тяжелый взгляд, и при всей своей бойкости девушка слегка побледнела.
— Раз уж пришлось подавать на стол при таких обстоятельствах, думаю, добрая служанка не упустила случая поднять хозяину настроение. Когда ты вошла в комнату, неужто ты не сказала, что его дожидается угощение, которое сам приор прислал ему в знак внимания?
Опустив глаза, девушка теребила краешек передника.
— Я думала, это его смягчит, — беспомощно промолвила она.
Теперь сержант знал, или, во всяком случае, полагал, что знает, все, что необходимо для того, чтобы задержать убийцу. Он в последний раз окинул взглядом растерянных домочадцев и заявил:
— Ну теперь, пожалуй, вы можете навести здесь порядок: все, что мне нужно было, я видел. Брат Эдмунд готов помочь вам позаботиться об усопшем. А я должен быть уверен, что найду вас здесь, если у меня появятся еще вопросы.
— Где же нам еще быть, — понуро отозвалась Ричильдис. — А что вы собираетесь делать? Вы хоть дадите мне знать, если... если... — Слова не шли у нее с языка. Она пружинисто выпрямилась и произнесла с достоинством: — Мой сын непричастен к этому злодеянию, и вы сами убедитесь в этом. Он еще дитя, ему и пятнадцати нет.
— Так значит, мастерская Мартина Белкота?
— Я знаю, где это, — сказал один из стражников.
— Отлично! Покажешь дорогу, а там посмотрим, что скажет паренек в свое оправдание.
И они уверенно повернулись к двери. Но тут вмешался Кадфаэль, углядевший возможность хотя бы самую малость поколебать убежденность сержанта:
— Остался еще один вопрос: в чем принесли это снадобье. Кто бы ни похитил его, — из моей ли кладовой, из лазарета ли, — он должен был иметь какой-то сосуд, чтобы его отлить. Меуриг, ты приметил сегодня утром у Эдвина что-нибудь в этом роде? Даже маленькая склянка заметна — и в кармане, и в складках одежды.
— Ничего подобного я не видел, — твердо ответил Меуриг.
— И еще: эта жидкость легко просачивается, даже если сосуд плотно укупорен и обвязан. А куда попадет хоть капля, остаются пахучие маслянистые пятна. Так что надо обратить внимание на одежду всех, кто находится под подозрением.
— Ты собираешься учить меня моему делу, брат? — снисходительно усмехнулся сержант.
— Вовсе нет, — невозмутимо промолвил Кадфаэль, — я только указываю на те особенности, которые имеют отношение к моему делу, и могут помочь тебе избежать ошибки.
— С твоего позволения, — бросил через плечо сержант, уже стоя у двери, — мы сначала поймаем виновного, а уж когда он будет у нас в руках, не думаю, чтобы нам потребовались твои ученые советы.
И он зашагал по тропинке к дороге, где стояли стреноженные кони, а стражники последовали за ним.
Ближе к вечеру сержант со своими людьми явился в дом Мартина Белкота на Вайле. Плотник, здоровенный добродушный детина лет сорока, оторвался от своей работы и приветливо, без тени удивления или беспокойства, поинтересовался, чем он может им услужить. Ему случалось выполнять заказы для гарнизона Прескота и в появлении служителей шерифа он не нашел ничего необычного. Дверь, которая вела в комнаты, приоткрылась, и из нее выглянула миловидная женщина с каштановыми волосами, а следом, поглазеть на пришедших, высыпали трое ребятишек. Они открыто и не смущаясь уставились на незнакомцев. Девочка лет одиннадцати, очень серьезная и аккуратная, державшаяся с достоинством доброй хозяюшки, крепенький карапуз лет восьми или около того и прелестное создание не старше четырех лет с деревянной куклой под мышкой. Они смотрели во все глаза и держали ушки на макушке. Дверь дома так и осталась распахнутой, а голос у сержанта был зычным и повелительным.
— У тебя ведь есть ученик по имени Эдвин? У меня к нему дело, — начал сержант.
— Есть у меня такой, — подтвердил Мартин, вставая и отирая с рук полировочную пасту. — Эдвин Гурней, младший брат моей жены. Дома его еще нет. Он отправился навестить свою матушку в предместье. Пора бы уж ему и вернуться, да матери небось захотелось, чтобы сынок побыл с ней подольше. Что вам от него надо? — Мартин не заподозрил ничего худого и держался спокойно.
— Из дома своей матери этот паренек ушел часа два тому назад, — заявил сержант без обиняков, — мы сами сейчас оттуда. Не обижайся, приятель, но хоть ты и говоришь, что его здесь нет, мой долг это проверить. Так что мы, с твоего позволения, осмотрим дом и двор.
Мартин насупил брови, спокойствия как не бывало. В дверь вновь просунулась каштановая головка его жены: на ее милом личике появилось беспокойство, в черных глазах — настороженность. Дети вытаращили глазенки, малютка, невинное сердечко которой жаждало справедливости, выпалила: «Дядя плохой!» — и никто на нее не шикнул.
— Если я сказал вам, что его нет в моем доме, — заговорил Мартин, не теряя присутствия духа, — то так оно и есть. Можете убедиться в этом сами. Осмотрите все: и дом, и двор, и мастерскую — мне скрывать нечего, а вот вы что-то недоговариваете. Этот парнишка по своей воле стал моим учеником, он брат моей жены и дорог мне, как родной сын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— ... помочь мне, — закончила за нее Ричильдис.
— Стало быть, вы все находились в комнате, когда он выбежал? — Сержант был уверен в своей догадке, и смущенные лица невольно подтвердили его правоту.
— Так я и думал. Если кто-то сильно разбушевался, разве его сразу утихомиришь! Выходит, никто из вас не видел, задержался ли паренек на кухне, а значит, никто не может утверждать, что он не подлил кое-чего в судок с куропаткой, чтобы рассчитаться с отчимом. Он утром был в лазарете, и раньше там бывал, так что, вполне возможно, знал, где взять это снадобье и как его употребить. Вероятно, собираясь на этот обед, он предусмотрел, как ему поступить в том случае, если примирение не состоится.
Ричильдис отчаянно замотала головой:
— О нет, вы его не знаете! Он пришел мириться, только мириться. Да и не мог он задержаться на кухне: Эльфрик почти сразу же бросился ему вдогонку, чтобы попытаться уговорить его вернуться. Он за Эдвином почти до моста гнался, но тот его не послушал.
— Это правда, — подтвердил Эльфрик, — у него не было времени задерживаться на кухне. Я мчался за ним со всех ног и выкрикивал его имя, но он даже не оглянулся.
Сержанта это не убедило.
— Сколько времени требуется, чтобы опорожнить маленькую склянку в открытый судок? Взмах руки, и все — никто и не узнает. Ну а когда ваш хозяин малость поутих, подарок приора пришелся как нельзя кстати, — чтобы потешить задетое самолюбие, — и он с удовольствием все съел.
— Но разве мальчик знал, — осторожно вмешался Кадфаэль, что из этого судка будет есть только мастер Бонел? Вряд ли стал бы он рисковать жизнью своей матери.
Однако сержант к этому времени был уже настолько уверен в том, что идет по верному следу, что довод монаха не возымел действия. Он бросил на Олдит тяжелый взгляд, и при всей своей бойкости девушка слегка побледнела.
— Раз уж пришлось подавать на стол при таких обстоятельствах, думаю, добрая служанка не упустила случая поднять хозяину настроение. Когда ты вошла в комнату, неужто ты не сказала, что его дожидается угощение, которое сам приор прислал ему в знак внимания?
Опустив глаза, девушка теребила краешек передника.
— Я думала, это его смягчит, — беспомощно промолвила она.
Теперь сержант знал, или, во всяком случае, полагал, что знает, все, что необходимо для того, чтобы задержать убийцу. Он в последний раз окинул взглядом растерянных домочадцев и заявил:
— Ну теперь, пожалуй, вы можете навести здесь порядок: все, что мне нужно было, я видел. Брат Эдмунд готов помочь вам позаботиться об усопшем. А я должен быть уверен, что найду вас здесь, если у меня появятся еще вопросы.
— Где же нам еще быть, — понуро отозвалась Ричильдис. — А что вы собираетесь делать? Вы хоть дадите мне знать, если... если... — Слова не шли у нее с языка. Она пружинисто выпрямилась и произнесла с достоинством: — Мой сын непричастен к этому злодеянию, и вы сами убедитесь в этом. Он еще дитя, ему и пятнадцати нет.
— Так значит, мастерская Мартина Белкота?
— Я знаю, где это, — сказал один из стражников.
— Отлично! Покажешь дорогу, а там посмотрим, что скажет паренек в свое оправдание.
И они уверенно повернулись к двери. Но тут вмешался Кадфаэль, углядевший возможность хотя бы самую малость поколебать убежденность сержанта:
— Остался еще один вопрос: в чем принесли это снадобье. Кто бы ни похитил его, — из моей ли кладовой, из лазарета ли, — он должен был иметь какой-то сосуд, чтобы его отлить. Меуриг, ты приметил сегодня утром у Эдвина что-нибудь в этом роде? Даже маленькая склянка заметна — и в кармане, и в складках одежды.
— Ничего подобного я не видел, — твердо ответил Меуриг.
— И еще: эта жидкость легко просачивается, даже если сосуд плотно укупорен и обвязан. А куда попадет хоть капля, остаются пахучие маслянистые пятна. Так что надо обратить внимание на одежду всех, кто находится под подозрением.
— Ты собираешься учить меня моему делу, брат? — снисходительно усмехнулся сержант.
— Вовсе нет, — невозмутимо промолвил Кадфаэль, — я только указываю на те особенности, которые имеют отношение к моему делу, и могут помочь тебе избежать ошибки.
— С твоего позволения, — бросил через плечо сержант, уже стоя у двери, — мы сначала поймаем виновного, а уж когда он будет у нас в руках, не думаю, чтобы нам потребовались твои ученые советы.
И он зашагал по тропинке к дороге, где стояли стреноженные кони, а стражники последовали за ним.
Ближе к вечеру сержант со своими людьми явился в дом Мартина Белкота на Вайле. Плотник, здоровенный добродушный детина лет сорока, оторвался от своей работы и приветливо, без тени удивления или беспокойства, поинтересовался, чем он может им услужить. Ему случалось выполнять заказы для гарнизона Прескота и в появлении служителей шерифа он не нашел ничего необычного. Дверь, которая вела в комнаты, приоткрылась, и из нее выглянула миловидная женщина с каштановыми волосами, а следом, поглазеть на пришедших, высыпали трое ребятишек. Они открыто и не смущаясь уставились на незнакомцев. Девочка лет одиннадцати, очень серьезная и аккуратная, державшаяся с достоинством доброй хозяюшки, крепенький карапуз лет восьми или около того и прелестное создание не старше четырех лет с деревянной куклой под мышкой. Они смотрели во все глаза и держали ушки на макушке. Дверь дома так и осталась распахнутой, а голос у сержанта был зычным и повелительным.
— У тебя ведь есть ученик по имени Эдвин? У меня к нему дело, — начал сержант.
— Есть у меня такой, — подтвердил Мартин, вставая и отирая с рук полировочную пасту. — Эдвин Гурней, младший брат моей жены. Дома его еще нет. Он отправился навестить свою матушку в предместье. Пора бы уж ему и вернуться, да матери небось захотелось, чтобы сынок побыл с ней подольше. Что вам от него надо? — Мартин не заподозрил ничего худого и держался спокойно.
— Из дома своей матери этот паренек ушел часа два тому назад, — заявил сержант без обиняков, — мы сами сейчас оттуда. Не обижайся, приятель, но хоть ты и говоришь, что его здесь нет, мой долг это проверить. Так что мы, с твоего позволения, осмотрим дом и двор.
Мартин насупил брови, спокойствия как не бывало. В дверь вновь просунулась каштановая головка его жены: на ее милом личике появилось беспокойство, в черных глазах — настороженность. Дети вытаращили глазенки, малютка, невинное сердечко которой жаждало справедливости, выпалила: «Дядя плохой!» — и никто на нее не шикнул.
— Если я сказал вам, что его нет в моем доме, — заговорил Мартин, не теряя присутствия духа, — то так оно и есть. Можете убедиться в этом сами. Осмотрите все: и дом, и двор, и мастерскую — мне скрывать нечего, а вот вы что-то недоговариваете. Этот парнишка по своей воле стал моим учеником, он брат моей жены и дорог мне, как родной сын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64