Желание поддерживать телесные силы свидетельствует о твердости духа. Раз ты не отказываешься от пищи, стало быть, лелеешь надежду рано или поздно убить меня… О, молчи. Не говори ничего, не надо. Желание твое вполне объяснимо, но боюсь, что ему еще не приспело время исполниться. Так что посиди спокойно и дай мне посмотреть на тебя.
Некоторое время он молча взирал на своего узника, выдерживая ответный вызывающий взгляд неистовых, золотисто-ирисовых, словно у ястреба, глаз. Оливье был строен, худощав, но преисполнен внутренней силы. Очи его сверкали, выдавая сжигавшие этого человека гнев, ненависть и обиду. И эти чувства были взаимны. Эти двое были под стать один другому и в дружбе, и во вражде.
Для узника Оливье содержался вполне пристойно: одет был аккуратно, имел тюфяк и одеяло. Для поддержания чистоты и отправления естественных надобностей его снабдили каменным горшком и кожаным ведром. Свечу пленник мог гасить или зажигать по своему усмотрению, ибо ему оставили кремень, огниво и трут. Огонь в руках узника, конечно же, опасен, но камень зажечь невозможно, а поджигать собственную постель, чтобы сгореть вместе с нею, ни один человек, пребывающий в здравом уме, не станет. А Оливье во всем, что не затрагивало его представлений о достоинстве и чести, был человеком на редкость здравомыслящим, и ни гнев, ни отчаяние не могли толкнуть его на безумный поступок, какие нередко совершают люди более уязвимые и слабые духом. Заточение наложило на Оливье отпечаток, сделав его красоту еще явственнее. Казалось, что профиль его стал более четким и тонко очерченным, кожа приобрела оттенок слоновой кости, а иссиня-черные волосы, обрамлявшие виски и впалые щеки, походили на любовно лелеющие лицо ладони. Каждый день Оливье тщательно умывался, брился и причесывался, не давая себе ни малейшего послабления. Его противник мог прийти в любую минуту, а Оливье ни за что не позволил бы Филиппу увидеть его опустившимся и сломленным. Такие, как он, не уступают и не сдаются. Никогда!
«Должно быть, в этом сказывается восточная кровь, — размышлял Филипп, глядя на своего пленника, — мать его из Сирии, и сам он не ржавеет и не ломается, словно дамасский клинок А возможно, он унаследовал кое-что от валлийского монаха, которого я не взял на эту встречу. Каковы же должны быть родители, чтобы в результате их союза на свет появился такой сын?»
— Неужто я так изменился? — прервал молчание Оливье. Он шевельнулся, и цепи его слегка зазвенели. Руки пленника оставались свободными, но тонкие стальные браслеты охватывали лодыжки, и передвигаться он мог лишь на длину цепи, намертво прикованной к вделанному в стену возле постели стальному кольцу. Зная изобретательность и храбрость Оливье, Филипп предпочитал зря не рисковать. Даже поспей караульные ему на выручку, им едва ли удалось бы спасти лорда, не убив или не ранив Оливье. Но Фицроберт желал сохранить столь дорогого ему пленника живым и невредимым.
— Нет, ты не изменился, — ответил Филипп, подступив поближе, на длину руки пленника.
Руки у Оливье были изящными, с длинными пальцами, но мускулистыми, сильными и ловкими. Освободиться из их хватки было бы очень непросто. Вероятно, будь руки узника скованы, искушение броситься на врага было бы еще больше. Задушить врага, набросив ему на шею тонкую цепь, еще легче, чем вцепившись руками в горло.
Но Оливье не двинулся с места. Уже не первый раз Филипп искушал его подобным образом, но заставить узника потерять самообладание ему не удалось ни разу. Убив Филиппа, Оливье в конечном счете погиб бы и сам, но это или нечто иное удерживало его от нападения — судить было трудно.
Он действительно не изменился, но Фицроберт смотрел на бывшего друга по-новому, пытаясь уловить прихотливо смешавшиеся черты таких непохожих и разных родителей — уроженца Уэльса и дочери далекой Сирии, — давших жизнь этому несгибаемому и гордому человеку.
— Оливье, — промолвил Филипп, — у меня тут, в замке, гость. Необычный гость. Он явился по твою душу и рассказал мне о тебе то, чего ты сам не знаешь. А мне кажется, что тебе пора бы узнать.
Оливье бросил на Филиппа настороженный, выжидающий взгляд и промолчал. В том, что его ищут, не было ничего удивительного — он знал себе цену и не сомневался, что найдутся люди, которые постараются его вызволить. Было лишь не совсем понятно, что привлекло их именно в этот замок — настойчивость или слепой случай. Но если посыльный Лорана Д'Анже прибыл сюда, чтобы справиться о пропавшем сквайре своего лорда, правды он не узнает. В этом Оливье был уверен.
— По правде говоря, — продолжил Филипп, — у меня тут побывало даже двое гостей, озабоченных твоей участью. Одного я выпроводил с пустыми руками, но он обещал, что вернется за тобой с оружием. У меня нет причин сомневаться в том, что он свое слово сдержит. Это Ив Хьюгонин, твой молодой родственник
— Ив! — воскликнул Оливье и тут же напряженно замер. — Ив был здесь! Да как он сюда попал? — Его пригласили. Боюсь, что не совсем учтиво, но не переживай. Он уехал отсюда целым и невредимым и нынче наверняка уже в Глостере — собирает войско, чтобы освободить тебя из заточения. Одно время я считал его своим врагом, но выяснилось, что ошибался. А коли и не ошибался, теперь это не имеет значения, ибо то, из-за чего я гневался на него, не стоит вражды.
— Ты клянешься? В том, что он свободен и с ним ничего не случилось? Впрочем, — тут же поправился Оливье, — в этом нет нужды. Ты не лжешь.
— Никогда! И уж во всяком случае — тебе. С ним все в порядке, он в добром здравии и всей душой ненавидит меня — разумеется, из-за тебя. А другой — я ведь сказал, что их было двое, — монах из бенедиктинской обители в Шрусбери. Его зовут Кадфаэль.
Оливье был ошеломлен. Некоторое время он лишь беззвучно шевелил губами, повторяя имя, которое меньше всего ожидал услышать. Даже когда дар речи вернулся к нему, он некоторое время говорил почти бессвязно.
— Его-то как угораздило… У них в обители правила строгие, за ворота без дозволения ни ногой… Обеты не позволяют. И зачем? Сюда — из-за меня! Нет, быть того не может.
— Стало быть, ты этого брата знаешь. Да, он явился сюда без дозволения аббата и сам признался, что нарушил обет. А причиной тому — ты! Именно так — ты ведь сам признал, что я не лгу. Этого брата я видел еще в Ковентри. Там он, как и твой юный родственник, пытался разузнать что-нибудь о тебе. Как он выведал, что ты здесь, — понятия не имею, но так или иначе сумел и явился сюда за тобой. Я решил, что тебе следует это знать.
— Я глубоко почитаю этого человека, — сказал Оливье. — Мне дважды доводилось встречаться с ним, он помогал мне, за что я ему благодарен. Но сам-то он ничем мне не обязан. У него нет причин искать меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68