Радовало Кадфаэля и то, что об исчезновении пленника императрице будет доложено до того, как она с подобающими церемониями вступит в замок. Это значило, что первый шквал ее ярости обрушится на ее же приближенных, но как бы она ни бушевала, ничего более страшного, чем разнос, этим лордам и баронам не грозило. Зато можно было надеяться, что к тому времени, когда императрица переберется в Масардери, гнев ее поостынет и не падет на головы раненых защитников замка, всецело зависевших от ее милости.
Усталый капеллан Филиппа Фицроберта сбивчиво служил вечерню, а Кадфаэль изо всех сил пытался сосредоточиться на богослужении. Где-то между Гринемстедом и Сайренчестером, под безопасным кровом августинской обители, Оливье оберегал и выхаживал своего тюремщика, ставшего узником, друга, превратившегося во врага… Впрочем, этих двоих, какими бы сложными ни были их отношения, связывали прочные, неразрывные узы. Каждый из них будет прикрывать спину другого, сражаясь против всего мира, даже если они окончательно перестанут понимать друг друга.
«В конце концов, я и сам не понимаю ни того ни другого, — подумал Кадфаэль, — да в этом и нужды нет. Главное — верить, почитать и любить. И все же я покинул то, что любил и почитал, и не знаю, суждено ли мне обрести это вновь. Ныне сын мой свободен, и дальнейшая судьба его в деснице Господней. Я вызволил его, а он — своего друга. Теперь их порушенная дружба, скорее всего, восстановится, и в моей помощи они больше не нуждаются. А вот я — я нуждаюсь во многом. О Боже, как я нуждаюсь! Жить мне осталось недолго, долг возрос так, что подобен уже не холмику, а крутой горе, а сердце мое стремится к дому. …Тебя, Господи, молим: грехам нашим даруй искупление и дай сподобиться милости Твоей… Аминь! В конце концов, если судить по результату, это долгое путешествие сподобилось-таки благословения свыше. И если путь к дому окажется долгим и тяжким, а в конце его я буду отвергнут — пристало ли мне роптать?»
Императрица вступила в Масардери на следующий день. Въезд ее был обставлен с подобающей пышностью, но она пребывала в дурном расположении духа, хотя к тому времени уже взяла себя в руки. Взор ее смягчался по мере того, как она озирала новое приобретение, достаточно ценное для того, чтобы до известной степени примириться с досадной утратой.
Любуясь торжественной процессией, Кадфаэль не мог не признать, что Матильда обладает подлинно монаршим величием. Рослая, статная, она была прекрасна даже в гневе, а когда хотела очаровать кого бы то ни было, устоять перед ней было невозможно. Многие молодые люди находились во власти этих чар, как находился в их власти Ив, покуда у него не открылись глаза.
Она ехала верхом в великолепном облачении, сопровождаемая двумя неизменными камеристками, многочисленной стражей, рыцарями и вельможами. Кадфаэль припомнил обеих дам, которые сопровождали императрицу в Ковентри и остались при ней в Глостере. Старшей было за пятьдесят, и она давно овдовела. Высокая и стройная, она и пережив свой расцвет, сохранила следы былой красоты, хотя уже становилась несколько угловатой, а волосы ее высеребрила седина. Изабо, ее племянница, несмотря на большую разницу в возрасте, была очень похожа на свою тетушку. Скорее всего, именно так выглядела Джоветта де Монтроз в юности. А выглядела она весьма недурно. Помнится, в Ковентри ею восхищались многие отпрыски знатных фамилий. Женщины остановились во дворе. Сам Фицгилберт и полдюжины благородных рыцарей, состязаясь в учтивости, спешили помочь им спешиться и проводили в подготовленные для них покои. В замке Масардери появилась новая хозяйка. Но где же прежний его хозяин? Как его дела? Если Филипп выдержал это путешествие, то он, несомненно, будет жить. Л Оливье? Пока остается хотя бы малейшее сомнение в выздоровлении Филиппа, Оливье его не оставит.
Вместе со свитой Матильды приехал в замок и Ив. Спешившись, он повел своего коня в стойло, с несомненным намерением тут же броситься на поиски брата Кадфаэля. Юноше и монаху было о чем поговорить.
Они сидели рядом на узкой койке в каморке Кадфаэля, наперебой рассказывая друг другу обо всем, что произошло с момента их расставания возле сухой лозы, всего и двадцати ярдах от ходившего по стене караульного. — Я, конечно, еще вчера слышал, — промолвил раскрасневшийся от удивления и возбуждения Ив, — что Филипп исчез, словно сквозь землю провалился. Но как это могло случиться? Если он был ранен, да так, что лежал пластом… Но так или иначе, его исчезновение уберегло ее от разрыва с графом, а то и от… от худшего. Что там говорить, оно спасло ее! Но как это произошло? Как? — Ив говорил несколько бессвязно, простодушно радуясь столь удачному исходу, но как только завел речь об Оливье, стал серьезен. — Но, Кадфаэль, что с Оливье? Где он? Я рассчитывал увидеть его здесь. Я уж и у Богуна спрашивал, нашли ли в замке узников, но он ответил, что здесь никого не было. Но ведь Филипп говорил нам, что Оливье здесь!
— Филипп никогда не лжет, — промолвил Кадфаэль, повторив то, что говорили о Фицроберте даже его враги. — Правда, Ив, никогда. И нам он тоже не солгал. Оливье действительно находился здесь, в подземелье одной из башен. Ну а сейчас, если все сложилось хорошо — а почему бы и нет, ведь у него есть друзья в этих краях, — он должен быть уже в Сайренчестере, в августинском аббатстве.
— Значит, ты освободил его еще до падения замка? Но почему он ушел, ведь у ворот стояло войско императрицы? Его товарищи!
— Я его не освобождал, — терпеливо пояснил Кадфаэль. — Когда Филиппа ранило, он, заботясь о своих людях, передал командование Кэмвилю и приказал тому выторговать для гарнизона наилучшие условия и сдать замок.
— Зная, что ему не будет пощады? — спросил Ив.
— Да. Я рассказал ему все, что узнал от тебя. Но он знал и то, что она отпустит всех остальных, лишь бы только заполучить его. Не забыл он и про Оливье — вручил мне ключи от темницы и велел освободить его. Так я и сделал, а потом вместе с Оливье отправил Филиппа к сайренчестерским братьям. Надеюсь, что с Божией помощью он благополучно добрался туда и со временем оправится от ран.
— Но как? Как ты вывез его за ворота, если их уже охраняла стража Фицгилберта? И сам Филипп? Неужто он согласился бежать?
— У него не было выбора, — пояснил Кадфаэль. — Он почитай все время оставался в забытьи, а когда пришел в себя, только и успел, что приказать купить жизни своих людей ценой своей собственной. Он был без сознания, когда я обрядил его в саван и вынес из замка вместе с мертвецами. Чудно — нести его мне помогал один из людей Фицгилберта. А Оливье выскользнул еще ночью, воспользовавшись сумятицей во время очередного приступа, и отправился в Уинстон, на мельницу, где раздобыл повозку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68