В этой какофонии голосов, музыки и яркого света я мог бы ее и не заметить. Но вскоре я отрешился от всего, глаза мои были устремлены только на нее.
Это была молодая особа с восхитительным овалом матового личика, с большими голубыми лучащимися глазами, с белокурыми волосами венецианки, косой, закрученной на затылке, с задорным носиком, очаровательным ротиком и таким выражением, от которого сердце мое расплавилось. Было ей лет семнадцать-восемнадцать, и она болтала с двумя девушками, которые могли быть ее сестрами или кузинами. Красавица даже не взглянула на меня, хотя я и остановился в нескольких шагах от нее — такое малое и такое непреодолимое расстояние, — застыл в неподвижности, словно пораженный невидимой молнией. Я не мог оторваться от этого чудного видения.
И тем не менее моя поглупевшая физиономия и нелепое поведение, должно быть, привлекли внимание ее матери, так как зрелая, но еще красивая женщина стала посматривать на меня осуждающе. Она кончила тем, что, встав между мной и дочерьми ко мне спиной, заслонила от меня трех граций. Как же я проклинал полноту этой женщины и ее шляпку с пышными перьями!
И я остался один, внутренне обмякший, с опущенными руками, неожиданно утратив интерес к дальнейшей жизни без этой очаровавшей меня незнакомки. Мне захотелось знать о ней все: ее имя, звук ее голоса, ее смех, слова, произносимые ею, — короче, все, что мне было недоступно… Мне хотелось ощутить на себе взгляд голубых глаз, видеть свое отражение в них… Одним словом, во мне появились те слащавые мысли, которые оглупляют и размягчают самые закаленные сердца и души.
Никогда еще, я думаю, меня так не поражала женская красота. Никогда еще я не чувствовал себя таким тусклым, невзрачным. Никогда еще я так сильно не желал купаться в лучах света, испускаемых существом другого пола.
Я уже погружался в меланхолию, но тут рука Леонардо опустилась на мое плечо.
— Гвидо, наконец-то! Где тебя черти носили? Забыл, зачем мы здесь? Пора обеспечивать твое будущее!
Я все еще был в задумчивости, и до меня не доходил смысл его слов.
— Вам знакома девушка, которая только что была здесь с двумя другими?
— На девушек я уже не смотрю! Меня больше интересует твое будущее! Следуй за мной, я представлю тебя канонику Строцци, он жалуется на боли в животе. Постарайся отвечать вразумительно, если он начнет задавать тебе вопросы!
Мы пробились через толпу к невысокому мужчине, одетому в черное, который прижимал к паху ладонь с пальцами, унизанными перстнями. У него было бледное лицо страдальца, и он, казалось, едва держался на ногах.
— Каноник Строцци, вот тот молодой врач, о котором я вам говорил. Я описал ему вашу ужасную боль при мочеиспускании. И знаете, что он сразу сказал? «У этого несчастного, судя по всему, камень в мочевом пузыре».
Надо же, камни в мочевом пузыре! Он вмиг догадался. И попросил: «Проведите меня к нему, я научу его, как излечиться». Не так ли, Гвидо?
Не очень убежденный, я осторожно кивнул. Одновременно я лихорадочно силился вспомнить хотя бы одно или два средства для растворения камней, образующихся иногда в почках или мочевом пузыре и делающих жизнь невыносимой. Честно говоря, я так ничего и не вспомнил. Каноник, принимавший слова Леонардо за чистую монету, с надеждой улыбнулся мне:
— Вы так молоды… Вы действительно сумеете мне помочь?
— Ну да, конечно! — слишком бодро произнес я. — Да… разумеется… ведь неизлечимых болезней нет.
Увы! Напрасно я напрягался, в голову не приходила ни одна мыслишка о камнях. Не так-то приятен был переход от ангельского личика прекрасной незнакомки к затрудненному мочеиспусканию каноника.
— Камни — они и есть камни, — продолжил я. — И… следует подобрать нечто… чем размельчить их, чтобы они вышли со струей.
В сложившихся обстоятельствах медицину вряд ли обогатил бы мой диагноз. К моему большому счастью, от Винчи не укрылось мое замешательство.
— Дело в том, — Гвидо не решается вам сказать, каноник, — что он вылечил меня от такой же болезни. Не обращайте внимания на его немногословие, врач обязан деликатно обращаться со своими пациентами. Но могу вас заверить: его микстура сотворила чудо.
— Микстура? — оживился Строцци.
— Истинная живительная влага, вкушать которую столь же приятно, как и мочиться после нее.
Речь Леонардо, похоже, воодушевила церковника, и он слегка подался ко мне:
— И вы могли бы дать мне состав этой микстуры?
— Обязательно! — соврал я, с тревогой взглянув на да Винчи. — Надо только…
— Если вопрос упирается в деньги, — прервал меня каноник, — завтра же мой слуга принесет вам два дуката. Вылечив меня, вы получите еще два…
— В таком случае… Хотя должен признаться, что…
Последовала короткая пауза, так как я понятия не имел, в чем ему признаваться.
— Минуточку! — вновь вмешался посредник. — Прекрасный случай освежить память! Только регулярно работая мозгами, можно не дать им уснуть! Гвидо, доставьте мне удовольствие, позвольте вспомнить рецепт и поправьте меня, если я ошибусь. Итак… Помнится, нужна ореховая скорлупа… лесного ореха, два или три ядрышка фиников, камнеломка или другая трава, растущая на стенах, и, может быть… да, семена крапивы… Правильно, Гвидо?
Я подтвердил. Вот уж никогда бы не подумал, что в великом старце скрывается такой актер!
— Затем нужно все это растолочь, растереть в порошок. Размешав его потом в чаше белого подогретого вина, мы получаем чудодейственную микстуру доктора Синибальди. Микстура весьма приятная на вкус и эффективная. Вот только напомните, доктор, как вы прописали принимать ее?
— Три или четыре раза в день, — осмелел я.
— Вот именно! Мне кажется, я довел прием даже до пяти раз, и выздоравливание от этого ускорилось. А если еще пить натощак ореховый отвар — эффект поразительный.
Каноник горячо поблагодарил нас: меня — за секрет снадобья, а Леонардо — за испытание его на себе. Справедливости ради должен добавить, что на следующий день мне и в самом деле принесли два дуката, а два других я получил дней через двадцать. Это был мой первый врачебный гонорар за рецепт, который я не выписывал.
Я полагал, что с подобным маскарадом покончено, однако Леонардо пригласил меня продолжить знакомство, в частности, с теми, чьи болезни были ему известны. Таким образом мы побеседовали о подагре с подагриком, о лихорадке — с больным лихорадкой, о французской болезни — с сифилитиками… В общем, о болезнях, недугах и физических недостатках, которые, как оказалось, водились во многих дворцах этого города. И всякий раз Леонардо щедро раздавал советы, будто бы исходившие от меня. Все с удивлением смотрели на молодого врача, едва вылезшего из своих пеленок, несколько косноязычного, но, если верить да Винчи, обладающего огромными познаниями в терапии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61