Как-то сам собой разговор зашел о занимавшем меня деле.
— У вас есть какие-нибудь соображения по поводу этого преступления, мэтр Леонардо?
Старик неопределенно махнул рукой, словно желая показать, что не задумывался над этим.
— Откуда мне знать? Говорят, там что-то было написано, но…
— Да, написано кровью жертвы: «Eum qui peccat…» Я видел своими глазами.
— Видели?
— Именно я и обнаружил надпись. Вы уже поняли: я в близких отношениях с семьей Барбери. Флавио, сын Барбери, — мы друзья — прибежал за мной, как только узнал о случившемся. Вот я и подумал… Не хотите ли взглянуть на нее?
— Я? — Глаза его заблестели. — Полагаете, мне разрешат войти?
Я с гордостью это подтвердил: мне льстило быть гидом такого человека.
Тогда мы направились к колонне — крюк был небольшой. Мне пришлось натянуть на уши капюшон: к туману, упавшему на город, добавилась сырость. Стены домов и улочки вокруг стали призрачными, и мы продолжали идти молча, внимательно глядя под ноги, чтобы не поскользнуться на влажной брусчатке или размокшей земле.
Когда мы подошли к дворцу Марчиалли, туман сгустился настолько, что ничего не было видно в десяти шагах. И лишь свет факелов позволил нам различить основание колонны и разглядеть лучника, охранявшего вход в нее. Он подпрыгивал, стараясь согреться.
— Кто идет? — крикнул он.
— Мы посланы капитаном Барбери, — ответил я. — Я Гвидо Синибальди, а это мессер Леонардо да Винчи.
— Что вам нужно в такой час?
Я показал печатку, которую охранник внимательно осмотрел в свете пламени.
— Нам хотелось бы только войти в колонну, чтобы исследовать надпись. Не одолжите ли один из ваших факелов?
Нерешительно кивнув головой, лучник снял с пояса связку ключей. Из-за холода или неумения ему потребовалось добрых несколько минут, чтобы вставить ключ в замочную скважину.
Внутри колонны было зябко, как в гробнице, а запах селитры стал еще более резким. С факелом в руке я вошел первым, поднялся на одну ступеньку лестницы, чтобы Леонардо мог пройти за мной. Старик осторожно вошел, всматриваясь в пол, будто что-то потерял. Увидев кровь, смешанную с землей, он взял щепотку, понюхал, смешно поморщился. Я не понял почему.
Затем он заинтересовался углублением под лестницей и какое-то время рассматривал его; стражник с любопытством следил за нами. Потом мэтр взял у меня факел и одну за другой освещал лестничные ступени с засохшими кровавыми полосами.
— Здесь! — произнес он, указывая на самую широкую ступеньку на изгибе винтовой лестницы. — Есть где размахнуться.
Действительно, крови на этом камне было больше всего, была и зарубка — отметина от острого предмета.
— Хватило одного удара, — продолжил Леонардо. — После чего он оставил жертву лежать, чтобы вытекла кровь, воткнул в спину меч и дотащил тело до статуи. Нет сомнений, что он участвовал в празднике все это время… Прямо мясник какой-то!
Старец презрительно присвистнул и попросил меня показать надпись. Чтобы лучше было видно, я раскрыл дверь пошире. Я представил, что чувствовал тот, кого обезглавили в темном ограниченном пространстве, и мурашки побежали по спине. Леонардо приблизился к стене: зловещая эпитафия заплясала в колеблющемся свете факела.
— «Eum qui peccat…» — прочитал он, выделяя каждый слог. — Да, это, конечно, кровь… Хорошо бы вам попросить капитана узнать у свидетелей, не было ли среди гостей человека, у которого топор является приложением к маскарадному костюму. Топор у него мог быть либо в начале праздника, либо в конце. Вы ему также скажете… — Он секунду поколебался, искоса посмотрев на меня. — Вы скажете, чтобы он разузнал, не пропал ли в последние дни какой-нибудь молодой подмастерье. Ученик живописца или красильщика… Я… мне кажется, я заметил следы синей краски — почти неразличимые — под ногтями рук трупа. Извинитесь перед капитаном за мою забывчивость: шарлатаны из больницы совсем заморочили мне голову. А впрочем, я полагал, что они и сами обнаружат их. С другой стороны…
Леонардо замолчал, чтобы еще раз рассмотреть надпись.
— С другой стороны?..
— Да, так вот! С другой стороны, обследуя сегодня анальный проход жертвы, я заключил… Заключил, что у него были половые сношения с лицами мужского пола.
— Мужского пола?
Удивление мое не было притворным, тем более что мессер Леонардо проговорил это с некоторым смущением.
— Да, как врач, вы должны знать, что это означает: судя по всему, молодой человек торговал своим телом. Такое иногда случается в среде самых непритязательных учеников. Отсюда и мысли о мастерских…
Умозаключение восхитило меня, но нерешительность Леонардо обеспокоила.
— Раз вы так считаете, почему не сказали декану или капитану?
— Тогда я не подумал, что это может помочь следствию.
— А теперь?
— Теперь… кое-что прояснилось. Более чем. Взгляните повнимательнее на эту надпись. Что вы видите?
— Три слова, те же самые, что и утром: «Eum qui…»
— Разумеется, — прервал он меня. — А что еще? Как, по-вашему, убийца писал их?
— Пальцем и кровью своей жертвы, как мне кажется.
— Пальцем… Превосходно! Но ведь палец — не кисточка… Взгляните еще раз, как именно он это делал.
Я сосредоточился и наконец увидел то, что хотел мэтр: убийце пришлось несколько раз обмакнуть палец в кровь, чтобы начертать свою эпитафию. Буквы Е, Q, Р и второе С были более отчетливыми и более толстыми, словно «чернил» на них потребовалось больше: «EUM QUI PECCAT…» Но до меня никак не доходило, к чему клонит Леонардо.
— Ну и что?
— Обратите внимание на многоточие! После Т в слове РЕССАТ ему пришлось опять макнуть палец в кровь, чтобы поставить его. На первый взгляд точки эти ничего не меняют в содержании послания: «того, кто грешит» бесспорно означает, что жертва дурно вела себя, — а такое, отмечу в скобках, применимо к безнравственному молодому человеку — и убийца покарал его. И тем не менее он не поленился снова набрать пальцем крови и добавить в конце эти точки. Зачем? Не хотел ли он дать понять, что продолжение последует? Нет, Гвидо, многоточие поставлено здесь не случайно. Это — предостережение. Убийца, конечно же, намерен продолжить свое черное дело и предупреждает нас. Поэтому для меня отныне важны все детали. И поэтому я передаю вам все, что понял.
Он посмотрел мне в глаза.
— Сейчас речь не о том, чтобы просто расследовать это убийство, мой молодой друг… Речь, вероятнее всего, пойдет о том, чтобы предотвратить еще и следующее!
Сегодня я думаю, что подобное предсказание должно было бы испугать меня. Но, к своему стыду, должен признать, что оно меня заворожило.
3
Прошло по меньшей мере дня три, прежде чем я снова увиделся с мэтром в Бельведере.
За это время я несколько раз ходил в Дом полиции близ Пантеона, чтобы передать капитану мнение Леонардо о жертве и о намерениях убийцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— У вас есть какие-нибудь соображения по поводу этого преступления, мэтр Леонардо?
Старик неопределенно махнул рукой, словно желая показать, что не задумывался над этим.
— Откуда мне знать? Говорят, там что-то было написано, но…
— Да, написано кровью жертвы: «Eum qui peccat…» Я видел своими глазами.
— Видели?
— Именно я и обнаружил надпись. Вы уже поняли: я в близких отношениях с семьей Барбери. Флавио, сын Барбери, — мы друзья — прибежал за мной, как только узнал о случившемся. Вот я и подумал… Не хотите ли взглянуть на нее?
— Я? — Глаза его заблестели. — Полагаете, мне разрешат войти?
Я с гордостью это подтвердил: мне льстило быть гидом такого человека.
Тогда мы направились к колонне — крюк был небольшой. Мне пришлось натянуть на уши капюшон: к туману, упавшему на город, добавилась сырость. Стены домов и улочки вокруг стали призрачными, и мы продолжали идти молча, внимательно глядя под ноги, чтобы не поскользнуться на влажной брусчатке или размокшей земле.
Когда мы подошли к дворцу Марчиалли, туман сгустился настолько, что ничего не было видно в десяти шагах. И лишь свет факелов позволил нам различить основание колонны и разглядеть лучника, охранявшего вход в нее. Он подпрыгивал, стараясь согреться.
— Кто идет? — крикнул он.
— Мы посланы капитаном Барбери, — ответил я. — Я Гвидо Синибальди, а это мессер Леонардо да Винчи.
— Что вам нужно в такой час?
Я показал печатку, которую охранник внимательно осмотрел в свете пламени.
— Нам хотелось бы только войти в колонну, чтобы исследовать надпись. Не одолжите ли один из ваших факелов?
Нерешительно кивнув головой, лучник снял с пояса связку ключей. Из-за холода или неумения ему потребовалось добрых несколько минут, чтобы вставить ключ в замочную скважину.
Внутри колонны было зябко, как в гробнице, а запах селитры стал еще более резким. С факелом в руке я вошел первым, поднялся на одну ступеньку лестницы, чтобы Леонардо мог пройти за мной. Старик осторожно вошел, всматриваясь в пол, будто что-то потерял. Увидев кровь, смешанную с землей, он взял щепотку, понюхал, смешно поморщился. Я не понял почему.
Затем он заинтересовался углублением под лестницей и какое-то время рассматривал его; стражник с любопытством следил за нами. Потом мэтр взял у меня факел и одну за другой освещал лестничные ступени с засохшими кровавыми полосами.
— Здесь! — произнес он, указывая на самую широкую ступеньку на изгибе винтовой лестницы. — Есть где размахнуться.
Действительно, крови на этом камне было больше всего, была и зарубка — отметина от острого предмета.
— Хватило одного удара, — продолжил Леонардо. — После чего он оставил жертву лежать, чтобы вытекла кровь, воткнул в спину меч и дотащил тело до статуи. Нет сомнений, что он участвовал в празднике все это время… Прямо мясник какой-то!
Старец презрительно присвистнул и попросил меня показать надпись. Чтобы лучше было видно, я раскрыл дверь пошире. Я представил, что чувствовал тот, кого обезглавили в темном ограниченном пространстве, и мурашки побежали по спине. Леонардо приблизился к стене: зловещая эпитафия заплясала в колеблющемся свете факела.
— «Eum qui peccat…» — прочитал он, выделяя каждый слог. — Да, это, конечно, кровь… Хорошо бы вам попросить капитана узнать у свидетелей, не было ли среди гостей человека, у которого топор является приложением к маскарадному костюму. Топор у него мог быть либо в начале праздника, либо в конце. Вы ему также скажете… — Он секунду поколебался, искоса посмотрев на меня. — Вы скажете, чтобы он разузнал, не пропал ли в последние дни какой-нибудь молодой подмастерье. Ученик живописца или красильщика… Я… мне кажется, я заметил следы синей краски — почти неразличимые — под ногтями рук трупа. Извинитесь перед капитаном за мою забывчивость: шарлатаны из больницы совсем заморочили мне голову. А впрочем, я полагал, что они и сами обнаружат их. С другой стороны…
Леонардо замолчал, чтобы еще раз рассмотреть надпись.
— С другой стороны?..
— Да, так вот! С другой стороны, обследуя сегодня анальный проход жертвы, я заключил… Заключил, что у него были половые сношения с лицами мужского пола.
— Мужского пола?
Удивление мое не было притворным, тем более что мессер Леонардо проговорил это с некоторым смущением.
— Да, как врач, вы должны знать, что это означает: судя по всему, молодой человек торговал своим телом. Такое иногда случается в среде самых непритязательных учеников. Отсюда и мысли о мастерских…
Умозаключение восхитило меня, но нерешительность Леонардо обеспокоила.
— Раз вы так считаете, почему не сказали декану или капитану?
— Тогда я не подумал, что это может помочь следствию.
— А теперь?
— Теперь… кое-что прояснилось. Более чем. Взгляните повнимательнее на эту надпись. Что вы видите?
— Три слова, те же самые, что и утром: «Eum qui…»
— Разумеется, — прервал он меня. — А что еще? Как, по-вашему, убийца писал их?
— Пальцем и кровью своей жертвы, как мне кажется.
— Пальцем… Превосходно! Но ведь палец — не кисточка… Взгляните еще раз, как именно он это делал.
Я сосредоточился и наконец увидел то, что хотел мэтр: убийце пришлось несколько раз обмакнуть палец в кровь, чтобы начертать свою эпитафию. Буквы Е, Q, Р и второе С были более отчетливыми и более толстыми, словно «чернил» на них потребовалось больше: «EUM QUI PECCAT…» Но до меня никак не доходило, к чему клонит Леонардо.
— Ну и что?
— Обратите внимание на многоточие! После Т в слове РЕССАТ ему пришлось опять макнуть палец в кровь, чтобы поставить его. На первый взгляд точки эти ничего не меняют в содержании послания: «того, кто грешит» бесспорно означает, что жертва дурно вела себя, — а такое, отмечу в скобках, применимо к безнравственному молодому человеку — и убийца покарал его. И тем не менее он не поленился снова набрать пальцем крови и добавить в конце эти точки. Зачем? Не хотел ли он дать понять, что продолжение последует? Нет, Гвидо, многоточие поставлено здесь не случайно. Это — предостережение. Убийца, конечно же, намерен продолжить свое черное дело и предупреждает нас. Поэтому для меня отныне важны все детали. И поэтому я передаю вам все, что понял.
Он посмотрел мне в глаза.
— Сейчас речь не о том, чтобы просто расследовать это убийство, мой молодой друг… Речь, вероятнее всего, пойдет о том, чтобы предотвратить еще и следующее!
Сегодня я думаю, что подобное предсказание должно было бы испугать меня. Но, к своему стыду, должен признать, что оно меня заворожило.
3
Прошло по меньшей мере дня три, прежде чем я снова увиделся с мэтром в Бельведере.
За это время я несколько раз ходил в Дом полиции близ Пантеона, чтобы передать капитану мнение Леонардо о жертве и о намерениях убийцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61