Подмастерье пошарил слева и справа, открыл несколько сундучков, приподнимал стопы бумаг и страшно потел.
Наконец с торжествующим видом потряс медной дощечкой:
— Вот она!
Я хотел было взять доску — так мне не терпелось осмотреть ее, — но он жестом руки удержал меня.
— Его преосвященству, несомненно, будет приятно получить оттиск.
Он стер пыль с дощечки, которая заблестела на свету, намазал поверхность краской, затем вытер ее мягкой тряпочкой, чтобы краска заполнила только гравированные места. Затем вложил дощечку в пресс, накрыл чистым листом, сверху положил матерчатую прокладку. Потом крутанул колесо, которое привело в движение деревянный винт, крепко сжавший уложенное. Через короткое время он вынул лист бумаги с отпечатавшимся изображением и протянул мне его.
— Только умоляю ни слова не говорить моему хозяину.
Я осторожно взял лист за края, будто бумага могла обжечь мои пальцы. Наконец-то я держал в руках отгадку ужасных преступлений.
Гравюра эта и поныне хранится у меня. До сего дня она является наилучшим доказательством предугаданного мной развития событий. Впрочем, те, кому я показывал ее, никогда не спорили. Да и зачем спорить? На ней изображены все преступления.
Убийство Джакопо Верде — для начала: обнаженное тело, обезглавленное, меч, вонзенный в спину. Да Винчи видел в нем один из ключей к загадке: найдите смысл, который вкладывал убийца в это деяние, говорил он, и вы вскоре поймаете его. Голова Джакопо Верде тоже там, на небольшом отдалении, с завязанными глазами, — точно такой увидели мы ее в колонне Траяна.
Другое убийство, совершенное на Форуме, просматривается на втором плане гравюры. Мужчина, опять же обнаженный, со связанными за спиной руками, — на перекладине лестницы. Крылатый демон, похоже, поддерживает его голову веревкой. Чтобы, возможно, повесить его или дергать, как это делают с марионетками. Да и, судя по всему, Джентиле Зара перед смертью действительно был не лучше куклы…
В центре линии, соединяющей двух человек, изображена кончина старухи Джульетты. Створки раковины и нож, вызвавшие наше недоумение при их обнаружении в тот вечер, имеют на рисунке несоразмерные формы. Однако убийца не отказался от примера для подражания: он как смог расположил эти элементы на пыточном ложе. Есть там и его изображение: он, как кажется, находится рядом со своей жертвой, с поднятым мечом, готовый отрубить ей голову. Глаза его скрыты под чем-то вроде маски. Опять же — намек на извращенцев в таверне и их странные привычки?
Итак, три преступления, родившихся в воображении Иеронима Босха и педантично осуществленных убийцей. Тем самым, который нарисован ниже с головой удода: мавританская одежда, перчатки, сабля на боку, птичья маска… Точный портрет, данный синьорой Мелькиоро в начале расследования.
Но самое тревожное заключалось в остальных изображениях гравюры: отсеченные члены; тело, брошенное в яму; некто, подвешенный внутри колокола; еще один, лежащий под деревом; какой-то полураздетый толстяк, пронзенный стрелой… Этот роковой рисунок излучал больше, чем угрозу: он пророчил череду будущих преступлений.
«Ван Акен рисует», — утверждалось в послании. Стало быть, убийца только начинал свою серию…
Теперь нужно было срочно выслушать Мартина д'Алеманио. Я узнал его адрес и не мешкая отправился к зажиточному дому, выстроенному за Пантеоном. Встретила меня служанка с суровым лицом, мало расположенная беспокоить своих хозяев. Я долго упрашивал ее, представившись порученцем кардинала, и лишь при упоминании имени моего отца, с которым ей пришлось когда-то иметь дело, она согласилась проводить меня в одну из комнат на втором этаже.
Несколько женщин сидели там на стульях вокруг кровати синьоры д'Алеманио. Та оказалась пожилой дамой, очень бледной, заметно ослабевшей, но взгляд ее был живым, а сознание работало четко.
— Мне сказали, что вы, молодой человек, — сын баригеля Синибальди и хотели бы увидеться с моим мужем.
Женщины уставились на меня.
— Действительно, синьора. По крайне важному делу.
— Вы похожи на него.
— Простите?
— На вашего отца, баригеля… вы на него похожи. То же благородство в лице, тот же огонь в глазах… Хороший был человек…
— Весьма тронут, приятно слышать… — несколько сконфуженно произнес я.
— Сколько вам было лет, когда он погиб?
— Восемнадцать.
— Бедный мальчик. Я помню о том ужасном случае. Ваша мать, вероятно, очень переживала…
Я не ответил, посчитав, что это само собой разумеется.
— Вы не знали, что мы были немного знакомы?
— Нет, синьора.
— Сын Розины, моей служанки, случайно впутался в какое-то неприятное дело. Ваш отец проявил понимание и гуманность, помог оступившемуся юноше…
Женщины принялись перешептываться.
— А вы сами, что вы делали эти четыре года?
— Я… учился на врача.
— Ах! Как жаль, что вы пришли так поздно. Но увы! Боюсь, что уже никакая медицина мне не поможет. Перестаньте, кузины, не протестуйте, я вовсе не пытаюсь разжалобить этого молодого человека. Кстати, видите, он уже проявляет признаки нетерпения.
Тон ее стал любезно-насмешливым.
— Раз уж вас больше интересует Мартин, знайте, что мой дорогой муженек, — она сделала ударение на последних словах, — только что почувствовал легкое недомогание. Ему срочно потребовалось выйти…
Легкое недомогание… Я подумал об аконите и других отравах, используемых убийцей.
— У него были боли? — спросил я.
— Врач напрасно беспокоится, — ответила она. — Это последствия слишком острой пищи. У моего супруга такой капризный желудок… излишества противопоказаны.
— Прошу простить мне настойчивость, синьора, но у меня есть основания думать, как бы некоторые блюда, от которых он вкушал, не были…
Моя фраза повисла в воздухе.
— Не были несъедобными?
Казалось, это немало позабавило ее.
— Увы! Мы всегда несем наказание за свои грехи. Однако, чтобы успокоить вас, Розина может проводить вас до отхожего места. Мартин, должно быть, все еще там, проклинает свое чревоугодие.
— Если вы не против, я хотел бы в этом убедиться. Но сначала не ответите ли, с кем он обедал?
— Он мне этого не сказал. Поэтому-то я и полагаю, что он просто переел.
Не слушая больше, я последовал за Розиной на первый этаж. Там она вывела меня на двор со стороны сада, на небольшой участок, отделявший дом гравера от соседнего дома, туда, где находилось деревянное сооружение для отправления нужды.
— Мэтр д'Алеманио! — позвал я.
Тишина. Я подошел на шаг. Может быть, Мартин уже вернулся в дом?
От порыва холодного ветра дверь начала легонько постукивать. Значит, она не заперта… Протянув руку, я открыл ее.
Служанка не смогла удержаться от вскрика: мэтр сидел на отверстии, склонив голову набок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Наконец с торжествующим видом потряс медной дощечкой:
— Вот она!
Я хотел было взять доску — так мне не терпелось осмотреть ее, — но он жестом руки удержал меня.
— Его преосвященству, несомненно, будет приятно получить оттиск.
Он стер пыль с дощечки, которая заблестела на свету, намазал поверхность краской, затем вытер ее мягкой тряпочкой, чтобы краска заполнила только гравированные места. Затем вложил дощечку в пресс, накрыл чистым листом, сверху положил матерчатую прокладку. Потом крутанул колесо, которое привело в движение деревянный винт, крепко сжавший уложенное. Через короткое время он вынул лист бумаги с отпечатавшимся изображением и протянул мне его.
— Только умоляю ни слова не говорить моему хозяину.
Я осторожно взял лист за края, будто бумага могла обжечь мои пальцы. Наконец-то я держал в руках отгадку ужасных преступлений.
Гравюра эта и поныне хранится у меня. До сего дня она является наилучшим доказательством предугаданного мной развития событий. Впрочем, те, кому я показывал ее, никогда не спорили. Да и зачем спорить? На ней изображены все преступления.
Убийство Джакопо Верде — для начала: обнаженное тело, обезглавленное, меч, вонзенный в спину. Да Винчи видел в нем один из ключей к загадке: найдите смысл, который вкладывал убийца в это деяние, говорил он, и вы вскоре поймаете его. Голова Джакопо Верде тоже там, на небольшом отдалении, с завязанными глазами, — точно такой увидели мы ее в колонне Траяна.
Другое убийство, совершенное на Форуме, просматривается на втором плане гравюры. Мужчина, опять же обнаженный, со связанными за спиной руками, — на перекладине лестницы. Крылатый демон, похоже, поддерживает его голову веревкой. Чтобы, возможно, повесить его или дергать, как это делают с марионетками. Да и, судя по всему, Джентиле Зара перед смертью действительно был не лучше куклы…
В центре линии, соединяющей двух человек, изображена кончина старухи Джульетты. Створки раковины и нож, вызвавшие наше недоумение при их обнаружении в тот вечер, имеют на рисунке несоразмерные формы. Однако убийца не отказался от примера для подражания: он как смог расположил эти элементы на пыточном ложе. Есть там и его изображение: он, как кажется, находится рядом со своей жертвой, с поднятым мечом, готовый отрубить ей голову. Глаза его скрыты под чем-то вроде маски. Опять же — намек на извращенцев в таверне и их странные привычки?
Итак, три преступления, родившихся в воображении Иеронима Босха и педантично осуществленных убийцей. Тем самым, который нарисован ниже с головой удода: мавританская одежда, перчатки, сабля на боку, птичья маска… Точный портрет, данный синьорой Мелькиоро в начале расследования.
Но самое тревожное заключалось в остальных изображениях гравюры: отсеченные члены; тело, брошенное в яму; некто, подвешенный внутри колокола; еще один, лежащий под деревом; какой-то полураздетый толстяк, пронзенный стрелой… Этот роковой рисунок излучал больше, чем угрозу: он пророчил череду будущих преступлений.
«Ван Акен рисует», — утверждалось в послании. Стало быть, убийца только начинал свою серию…
Теперь нужно было срочно выслушать Мартина д'Алеманио. Я узнал его адрес и не мешкая отправился к зажиточному дому, выстроенному за Пантеоном. Встретила меня служанка с суровым лицом, мало расположенная беспокоить своих хозяев. Я долго упрашивал ее, представившись порученцем кардинала, и лишь при упоминании имени моего отца, с которым ей пришлось когда-то иметь дело, она согласилась проводить меня в одну из комнат на втором этаже.
Несколько женщин сидели там на стульях вокруг кровати синьоры д'Алеманио. Та оказалась пожилой дамой, очень бледной, заметно ослабевшей, но взгляд ее был живым, а сознание работало четко.
— Мне сказали, что вы, молодой человек, — сын баригеля Синибальди и хотели бы увидеться с моим мужем.
Женщины уставились на меня.
— Действительно, синьора. По крайне важному делу.
— Вы похожи на него.
— Простите?
— На вашего отца, баригеля… вы на него похожи. То же благородство в лице, тот же огонь в глазах… Хороший был человек…
— Весьма тронут, приятно слышать… — несколько сконфуженно произнес я.
— Сколько вам было лет, когда он погиб?
— Восемнадцать.
— Бедный мальчик. Я помню о том ужасном случае. Ваша мать, вероятно, очень переживала…
Я не ответил, посчитав, что это само собой разумеется.
— Вы не знали, что мы были немного знакомы?
— Нет, синьора.
— Сын Розины, моей служанки, случайно впутался в какое-то неприятное дело. Ваш отец проявил понимание и гуманность, помог оступившемуся юноше…
Женщины принялись перешептываться.
— А вы сами, что вы делали эти четыре года?
— Я… учился на врача.
— Ах! Как жаль, что вы пришли так поздно. Но увы! Боюсь, что уже никакая медицина мне не поможет. Перестаньте, кузины, не протестуйте, я вовсе не пытаюсь разжалобить этого молодого человека. Кстати, видите, он уже проявляет признаки нетерпения.
Тон ее стал любезно-насмешливым.
— Раз уж вас больше интересует Мартин, знайте, что мой дорогой муженек, — она сделала ударение на последних словах, — только что почувствовал легкое недомогание. Ему срочно потребовалось выйти…
Легкое недомогание… Я подумал об аконите и других отравах, используемых убийцей.
— У него были боли? — спросил я.
— Врач напрасно беспокоится, — ответила она. — Это последствия слишком острой пищи. У моего супруга такой капризный желудок… излишества противопоказаны.
— Прошу простить мне настойчивость, синьора, но у меня есть основания думать, как бы некоторые блюда, от которых он вкушал, не были…
Моя фраза повисла в воздухе.
— Не были несъедобными?
Казалось, это немало позабавило ее.
— Увы! Мы всегда несем наказание за свои грехи. Однако, чтобы успокоить вас, Розина может проводить вас до отхожего места. Мартин, должно быть, все еще там, проклинает свое чревоугодие.
— Если вы не против, я хотел бы в этом убедиться. Но сначала не ответите ли, с кем он обедал?
— Он мне этого не сказал. Поэтому-то я и полагаю, что он просто переел.
Не слушая больше, я последовал за Розиной на первый этаж. Там она вывела меня на двор со стороны сада, на небольшой участок, отделявший дом гравера от соседнего дома, туда, где находилось деревянное сооружение для отправления нужды.
— Мэтр д'Алеманио! — позвал я.
Тишина. Я подошел на шаг. Может быть, Мартин уже вернулся в дом?
От порыва холодного ветра дверь начала легонько постукивать. Значит, она не заперта… Протянув руку, я открыл ее.
Служанка не смогла удержаться от вскрика: мэтр сидел на отверстии, склонив голову набок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61