Нет тебя, и черная холодная ночь сковывает мой ум, и, лишенная жизни, я лечу в леденящее пространство небытия, где даже нет Сатурна, правящего свой жестокий пир. Но стоит тебе явиться, как все вокруг исполняется будущностью и радужными обещаниями. Всю душу мою окатывает благодатная волна, я возрождаюсь. Одна только близость с тобой преображает и одушевляет мою безжизненную плоть. Приди, мой возлюбленный, целуй меня, целуй неустанно.
Волна блаженства захлестнула ее. Спальня огласилась протяжным негромким вскриком, руки бессильно упали на простыню. Мужчина, приоткрыв зажмуренные до тех пор глаза, тяжело дыша, приподнялся на руках и, напряженно застыв, смотрел на лежавшее под ним любимое существо, пока черты его лица не разгладились после пережитого упоения страсти. Заметив слезы на глазах женщины, он подумал лишь о могущественном, неведомом божестве, которое, окружив, зажало его крошечное, жалкое бытие своим огромным, неохватным телом. Он начал жадно искать губами соленые слезы любимой, язык скользнул по горячему, совершенно безмятежному лицу. Они тихо улеглись рядом и застыли в неподвижности, словно два тесно обнявшихся маленьких зверька, над головами которых только что пронеслась буря.
Прошло некоторое время. Женщина высвободилась из объятий мужчины, выскользнула из кровати и подошла к окну. Слегка раздвинув тяжелые портьеры, она с удовольствием ощутила тепло упавших на влажную кожу лучей неяркого осеннего солнца. Замок и его строения были похожи на игрушки, расставленные на фоне ландшафта. Башенки — слева и справа на высокой каменной стене, сено на скошенном поле, уходящем до темного, обрамленного густым лесом горизонта. Она весело показала лесу язык, но сегодня ее озорство ударилось о равнодушную зеленую стену, отразилось назад и тяжелым камнем упало на ее обнаженные плечи.
В замке Монсо было тихо. Под окном простирался пустынный внутренний двор. В разных местах его лежали тяжелые глыбы итальянского мрамора, ожидавшие возвращения каменотесов, ушедших из замка на ужин. У колодца стояла брошенная карета, словно лошадей выпрягли, напоили и увели в конюшню, забыв прихватить экипаж. О близости расположенной неподалеку деревни напомнил собачий лай и одинокий плач ребенка. Потом за узким рядом деревьев стихли и эти звуки, и в замке снова воцарилась первозданная от сотворения мира тишина.
Она почувствовала, что он подошел к ней сзади. Спиной она ощутила изливающееся на ее обнаженную спину тепло его большого и сильного тела, шею опалило огненное дыхание. Он прижался к ней, и груди ее набухли, когда она ощутила, как его ласковые руки скользнули вниз, к тому месту где его восставшая мужская плоть вошла между ее бедер. Вдруг ей померещилось, что из леса выехали всадники. Она оцепенела. Руки мужчины нерешительно застыли на месте Видение исчезло так же неожиданно, как и появилось, но призрак его остался перед глазами, наполнив ее сердце страхом и заставив прислушаться.
Бельгард вернулся в спальню. Она услышала шелест простыней и приглушенный звук упавшей на пол подушки.
— Идите ко мне, — прошептал он, — вам просто что-то показалось.
Внезапно он вскинул вверх руку.
— Нет, останьтесь, — вскричал он, — останьтесь там, где вы стоите.
Габриэль вопросительно взглянула на возлюбленного, но остановилась.
Мужчина сел на пол перед кроватью. Угол красной простыни, задержавшись между его ног, бросал темную тень на его чресла. Сидя на полу, Бельгард пил взором красоту своей возлюбленной, как ароматный восхитительный напиток. Она была везде — перед ним, над ним, вокруг него. В полутьме осеннего вечера она возвышалась над ним, глядя на него с едва заметной насмешливой улыбкой. Постояв некоторое время, она вдруг исчезла в соседней комнате, вход в которую был задрапирован ковром. Через несколько мгновений она вышла, одетая в шелковый пеньюар, сквозь который, матово поблескивая, как марципан, соблазнительно просвечивала ее атласная кожа.
Бельгард застыл, прижавшись спиной к кровати.
Она села рядом с ним и прижалась головой к его груди.
«О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна. Волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской. Как лента алая губы твои, и уста твои любезны…»
Она поцеловала его своими дивными губами, заставив онеметь.
— Не говорите ничего, Бельгард, прошу вас. Моя голова тоже переполнена словами и мыслями, но я не желаю ни думать, ни говорить. Когда мы стояли у окна, мне показалось, что он возвращается и может застать нас, как тогда, в Кевре. Чем я обязана ему? И к тому же я не чувствую никакой вины. Разве не должны мы следовать зову своих сердец? Но что делать, если один король требует себе места в том сердце, где уже властвует другой король?
— Разделяй и властвуй, — прошептал Бельгард и обнял свою нежную возлюбленную.
— Вы только так говорите, однако сразу убегаете, когда приближается другой.
— Но чего вы хотите? Вы желаете, чтобы я вызвал своего короля на поединок? Кроме того, вы любите меня так же, как его, и так же, как люблю его я.
Она закрыла глаза и еще теснее прижалась к груди кавалера.
— О да, я люблю вас, Бельгард, люблю всей душой, но я люблю и моего повелителя и короля. Как это возможно? Почему одна моя любовь не отравляет другую? Почему, насытившись одной из них, я сразу начинаю жаждать другую?
Мужчина рассмеялся.
— Каждый из нас может дать вам то, чего нет и не может быть у другого. Я могу сделать вас лишь королевой моего сердца. Но стать королевой Франции вы можете только рядом с другим.
— О, Бельгард, вы так говорите, будто это уже свершилось.
Он поцеловал волосы герцогини, потом нашел губами ее ушко и зашептал:
— Пока мы с вами лежим в этой постели, в Фонтенбло заседает Совет, который решает, кого послать в Рим, а кого в Юссон, чтобы окончательно добиться развода короля.
Габриэль выпрямилась.
— От кого вы это узнали? Бельгард поцеловал ее в губы.
— От Ла-Варена. Он вчера уехал в Фонтенбло, а сегодня уже прибыл назад. Собственно, Совет созвали для того, чтобы определить, что делать в будущем году, но сначала речь зашла о вашем бракосочетании с королем. Хотя большинство высказалось против такого союза, было все же решено послать господина Ланглуа в Юссон, чтобы добиться согласия Маргариты на развод. Как только от нее будет получена доверенность, Силлери немедленно отправится в Рим. Частности, впрочем, не обсуждались. Как вы знаете, во время заседаний Совета у короля случился приступ.
— Какой позор, какой стыд, я лежу с вами в постели, когда король страдает в Фонтенбло.
— Если принять в расчет природу его болезни, то надо сказать, что он вряд ли смог бы меня заменить.
— Бельгард!
— Тс-с, могут услышать.
— Я не позволю вам так говорить о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Волна блаженства захлестнула ее. Спальня огласилась протяжным негромким вскриком, руки бессильно упали на простыню. Мужчина, приоткрыв зажмуренные до тех пор глаза, тяжело дыша, приподнялся на руках и, напряженно застыв, смотрел на лежавшее под ним любимое существо, пока черты его лица не разгладились после пережитого упоения страсти. Заметив слезы на глазах женщины, он подумал лишь о могущественном, неведомом божестве, которое, окружив, зажало его крошечное, жалкое бытие своим огромным, неохватным телом. Он начал жадно искать губами соленые слезы любимой, язык скользнул по горячему, совершенно безмятежному лицу. Они тихо улеглись рядом и застыли в неподвижности, словно два тесно обнявшихся маленьких зверька, над головами которых только что пронеслась буря.
Прошло некоторое время. Женщина высвободилась из объятий мужчины, выскользнула из кровати и подошла к окну. Слегка раздвинув тяжелые портьеры, она с удовольствием ощутила тепло упавших на влажную кожу лучей неяркого осеннего солнца. Замок и его строения были похожи на игрушки, расставленные на фоне ландшафта. Башенки — слева и справа на высокой каменной стене, сено на скошенном поле, уходящем до темного, обрамленного густым лесом горизонта. Она весело показала лесу язык, но сегодня ее озорство ударилось о равнодушную зеленую стену, отразилось назад и тяжелым камнем упало на ее обнаженные плечи.
В замке Монсо было тихо. Под окном простирался пустынный внутренний двор. В разных местах его лежали тяжелые глыбы итальянского мрамора, ожидавшие возвращения каменотесов, ушедших из замка на ужин. У колодца стояла брошенная карета, словно лошадей выпрягли, напоили и увели в конюшню, забыв прихватить экипаж. О близости расположенной неподалеку деревни напомнил собачий лай и одинокий плач ребенка. Потом за узким рядом деревьев стихли и эти звуки, и в замке снова воцарилась первозданная от сотворения мира тишина.
Она почувствовала, что он подошел к ней сзади. Спиной она ощутила изливающееся на ее обнаженную спину тепло его большого и сильного тела, шею опалило огненное дыхание. Он прижался к ней, и груди ее набухли, когда она ощутила, как его ласковые руки скользнули вниз, к тому месту где его восставшая мужская плоть вошла между ее бедер. Вдруг ей померещилось, что из леса выехали всадники. Она оцепенела. Руки мужчины нерешительно застыли на месте Видение исчезло так же неожиданно, как и появилось, но призрак его остался перед глазами, наполнив ее сердце страхом и заставив прислушаться.
Бельгард вернулся в спальню. Она услышала шелест простыней и приглушенный звук упавшей на пол подушки.
— Идите ко мне, — прошептал он, — вам просто что-то показалось.
Внезапно он вскинул вверх руку.
— Нет, останьтесь, — вскричал он, — останьтесь там, где вы стоите.
Габриэль вопросительно взглянула на возлюбленного, но остановилась.
Мужчина сел на пол перед кроватью. Угол красной простыни, задержавшись между его ног, бросал темную тень на его чресла. Сидя на полу, Бельгард пил взором красоту своей возлюбленной, как ароматный восхитительный напиток. Она была везде — перед ним, над ним, вокруг него. В полутьме осеннего вечера она возвышалась над ним, глядя на него с едва заметной насмешливой улыбкой. Постояв некоторое время, она вдруг исчезла в соседней комнате, вход в которую был задрапирован ковром. Через несколько мгновений она вышла, одетая в шелковый пеньюар, сквозь который, матово поблескивая, как марципан, соблазнительно просвечивала ее атласная кожа.
Бельгард застыл, прижавшись спиной к кровати.
Она села рядом с ним и прижалась головой к его груди.
«О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна. Волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской. Как лента алая губы твои, и уста твои любезны…»
Она поцеловала его своими дивными губами, заставив онеметь.
— Не говорите ничего, Бельгард, прошу вас. Моя голова тоже переполнена словами и мыслями, но я не желаю ни думать, ни говорить. Когда мы стояли у окна, мне показалось, что он возвращается и может застать нас, как тогда, в Кевре. Чем я обязана ему? И к тому же я не чувствую никакой вины. Разве не должны мы следовать зову своих сердец? Но что делать, если один король требует себе места в том сердце, где уже властвует другой король?
— Разделяй и властвуй, — прошептал Бельгард и обнял свою нежную возлюбленную.
— Вы только так говорите, однако сразу убегаете, когда приближается другой.
— Но чего вы хотите? Вы желаете, чтобы я вызвал своего короля на поединок? Кроме того, вы любите меня так же, как его, и так же, как люблю его я.
Она закрыла глаза и еще теснее прижалась к груди кавалера.
— О да, я люблю вас, Бельгард, люблю всей душой, но я люблю и моего повелителя и короля. Как это возможно? Почему одна моя любовь не отравляет другую? Почему, насытившись одной из них, я сразу начинаю жаждать другую?
Мужчина рассмеялся.
— Каждый из нас может дать вам то, чего нет и не может быть у другого. Я могу сделать вас лишь королевой моего сердца. Но стать королевой Франции вы можете только рядом с другим.
— О, Бельгард, вы так говорите, будто это уже свершилось.
Он поцеловал волосы герцогини, потом нашел губами ее ушко и зашептал:
— Пока мы с вами лежим в этой постели, в Фонтенбло заседает Совет, который решает, кого послать в Рим, а кого в Юссон, чтобы окончательно добиться развода короля.
Габриэль выпрямилась.
— От кого вы это узнали? Бельгард поцеловал ее в губы.
— От Ла-Варена. Он вчера уехал в Фонтенбло, а сегодня уже прибыл назад. Собственно, Совет созвали для того, чтобы определить, что делать в будущем году, но сначала речь зашла о вашем бракосочетании с королем. Хотя большинство высказалось против такого союза, было все же решено послать господина Ланглуа в Юссон, чтобы добиться согласия Маргариты на развод. Как только от нее будет получена доверенность, Силлери немедленно отправится в Рим. Частности, впрочем, не обсуждались. Как вы знаете, во время заседаний Совета у короля случился приступ.
— Какой позор, какой стыд, я лежу с вами в постели, когда король страдает в Фонтенбло.
— Если принять в расчет природу его болезни, то надо сказать, что он вряд ли смог бы меня заменить.
— Бельгард!
— Тс-с, могут услышать.
— Я не позволю вам так говорить о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113