Это логично, правда?
Николай молча кивнул. Но думал он совсем противоположное. Логично? Что в этом деле вообще могло быть логичного?
— Зеллинг приходит на поляну, — продолжал тем временем советник. — Что он делает? Могу предположить, что он хотел взять часть денег, которые он украл у графа. Так?
Николай насторожился. Деньги! Об этом он даже не подумал. Калькбреннер утверждал, что отдавал все деньги Зеллингу, а тот, выходит, прятал их в лесу?
— И вы нашли один такой тайник? — спросил изумленный Николай.
— Нет, — ответил ди Тасси. — Не один. Мы нашли сотни таких тайников.
— Как это понять?
— Дупла. В этом перелеске бесчисленное множество дупел. Некоторые из них так хорошо скрыты, что их вообще почти невозможно обнаружить. То дупло было так хорошо скрыто от глаз, что мы ни за что не нашли бы его, если бы к нему не вели следы. Но дупло оказалось пустым.
Николай посмотрел на Магдалену, но она отвела взгляд.
— Значит, Циннлехнер знал и то, что деньги находятся где-то вблизи той поляны, но не знал точно где, — закончил Николай мысль ди Тасси.
— Именно так, — ответил тот. — Зеллинг выходит на поляну, идет к тайнику, думает, что его никто не видит, и берет деньги. В этот момент на него нападают сообщники Циннлехнера. Они вступают с ним в схватку и одолевают его. Появляется Циннлехнер и перерезает камердинеру горло. Но зачем он рубит его дальше столь варварским образом?
Вопрос был задан Магдалене. Да, она присутствовала при этом. Но как может она это объяснить?
— Я… этого я не знаю, — тихо ответила она.
— Но ты же видела их лица, не так ли? Лица сообщников.
Она кивнула.
Ди Тасси покачал головой.
— Я не могу этого понять. Они убивают Зеллинга, отрубают ему руки, срезают лицо, очевидно, для того, чтобы скрыть следы преступления, но оставляют в живых тебя. Как это непредусмотрительно и неосторожно.
— Почему вы с ней так разговариваете? — сердито спросил его Николай.
Лицо ди Тасси снова приобрело жесткое и отчужденное выражение.
— Я говорю то, что считаю нужным, — резко произнес он. Магдалена смотрела в пол. Николай видел, что лицо ее стало пепельно-серым.
— Разве вы не видите, как мучительны для нее эти переживания? Разве вы не помните, в каком состоянии мы нашли ее?
Советник юстиции снова сел за стол.
— Смотри мне в глаза, — приказал он.
Магдалена медленно подняла голову. На лбу ее выступил пот. Николай затаил дыхание. Зачем он ее так мучает? Что она сделала? Что за человек этот ди Тасси?
Советник юстиции долго смотрел на девушку. Потом черты его лица смягчились. Он поднялся, подвинул тарелку с нарезанными яблоками Магдалене и сказал:
— Ешь!
С этими словами он встал и вышел из библиотеки.
19
Глядя в окно, Николай рассматривал видневшийся напротив фасад замка. Окна третьего этажа были ярко освещены. Графы Вартенштейг и Ашберг все еще вкушали ужин. Подумать только, они лично прибыли в Альдорф, чтобы проверить состояние дел и долги имения, ими унаследованного. Слуги, которых господа привезли с собой, ждали в передней. Для Николая это был взгляд на чуждый, далекий мир. Мир власти и богатства. Ди Тасси никогда не позволит себе пообедать в его, Николая, обществе, и это показывало, какая пропасть их разделяет. Мнимая близость была обманчива и вводила в заблуждение. С равным успехом можно созерцать луну на небе. Правда, луна уже закатилась за горизонт, отправившись на ночлег.
Магдалену увела с собой камеристка Вартеиштейга. Служанка могла бы производить и лучшее впечатление. Советнику юстиции не следовало бы так быстро привлекать к допросу несчастную девушку. Правда, она видела своими глазами двух заговорщиков, а это могло принести советнику большую пользу. Николай был склонен думать, что ди Тасси будет держать девушку при себе до тех пор, пока не продвинется в своем расследовании хотя бы еще на один шаг. Слишком ценен для него такой свидетель. Он возьмет ее с собой в следующую засаду. Было совершенно ясно, куда именно: в Байрейт.
Он нервничал, наблюдая блестящее общество в окнах напротив. Он должен принять решение. Но при этом он все более отчетливо понимал, что, по существу, выбора у него нет. У него не было опыта в сердечных муках. Думать сердцем — это совсем не то, что думать головой. Он привык решать противоречивые задачи ума, которые приводили к более высоким истинам, с высоты которых не были больше видны мелкие противоречия. Но противоречия, которые терзали теперь его сердце, не выводили к небесным истинам — они, напротив, погружали его в глубокую бездну. Эти противоречия не касались внешнего мира, они касались его самого. И это причиняло ему неприятное чувство и заставляло страдать.
Сверх того, допрос, при котором он присутствовал, очень сильно смутил его во многих отношениях. Манера поведения ди Тасси была отталкивающей. Он проявил холодность в чувствах и непредсказуемость в поступках. Что делать, к нему прилипла вся грязь княжеских дворов, пока он делал свою карьеру, это неизбежно, хотя это была заслуживавшая доверия, хорошо знакомая грязь. Запах этой грязи был отвратителен, но на нее можно было положиться, какую бы ненависть и отвращение она ни вызывала.
Напротив, Магдалена оставалась для него полнейшей загадкой. Более того, в ней было что-то зловещее. Совершенно очевидно, что она испытывала страх перед ди Тасси. Да и кто бы не испугался на ее месте? Но одновременно она, казалось, о чем-то напряженно раздумывала. Почему от нее исходит такая сила? Или он только вообразил себе это, так как она околдовала его?
В конце длинного коридора возникла какая-то тень, принявшая постепенно облик Фойсткинга. Слава Богу, что не Хагельганц, подумалось Николаю. Из всех сотрудников ди Тасси самым приятным ему казался именно Фойсткинг. Но прежде чем молодой человек приблизился, открылась дверь библиотеки. На пороге стоял Камецкий. Николай продолжал ждать, когда подойдет Фойсткинг.
— Лиценциат, — произнес Камецкий и коротко кивнул. Откуда в этих людях такая приверженность к титулам и званиям?
Ди Тасси, скрестив руки на груди, стоял перед камином и смотрел, как они входят в библиотеку. Хагельганц сидел за столом и приводил в порядок какие-то бумаги. Подойдя ближе, Николай увидел, что это в основном были карты. Рядом со столом стоял диковинный аппарат, который Николай уже один раз видел. Это был тот самый аппарат, с помощью которого ди Тасси расшифровал фрагменты сожженного письма Максимилиана. Как это ни странно, но Николай испытал какое-то странное волнение. Может быть, Альдорф принимал своих сообщников точно так же, как сейчас их принимает ди Тасси? Не стоял ли старый граф всего несколько недель назад на том же месте, где сейчас стоит советник юстиции, и не разрабатывал ли планы, которые теперь должен раскрыть и расстроить ди Тасси?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Николай молча кивнул. Но думал он совсем противоположное. Логично? Что в этом деле вообще могло быть логичного?
— Зеллинг приходит на поляну, — продолжал тем временем советник. — Что он делает? Могу предположить, что он хотел взять часть денег, которые он украл у графа. Так?
Николай насторожился. Деньги! Об этом он даже не подумал. Калькбреннер утверждал, что отдавал все деньги Зеллингу, а тот, выходит, прятал их в лесу?
— И вы нашли один такой тайник? — спросил изумленный Николай.
— Нет, — ответил ди Тасси. — Не один. Мы нашли сотни таких тайников.
— Как это понять?
— Дупла. В этом перелеске бесчисленное множество дупел. Некоторые из них так хорошо скрыты, что их вообще почти невозможно обнаружить. То дупло было так хорошо скрыто от глаз, что мы ни за что не нашли бы его, если бы к нему не вели следы. Но дупло оказалось пустым.
Николай посмотрел на Магдалену, но она отвела взгляд.
— Значит, Циннлехнер знал и то, что деньги находятся где-то вблизи той поляны, но не знал точно где, — закончил Николай мысль ди Тасси.
— Именно так, — ответил тот. — Зеллинг выходит на поляну, идет к тайнику, думает, что его никто не видит, и берет деньги. В этот момент на него нападают сообщники Циннлехнера. Они вступают с ним в схватку и одолевают его. Появляется Циннлехнер и перерезает камердинеру горло. Но зачем он рубит его дальше столь варварским образом?
Вопрос был задан Магдалене. Да, она присутствовала при этом. Но как может она это объяснить?
— Я… этого я не знаю, — тихо ответила она.
— Но ты же видела их лица, не так ли? Лица сообщников.
Она кивнула.
Ди Тасси покачал головой.
— Я не могу этого понять. Они убивают Зеллинга, отрубают ему руки, срезают лицо, очевидно, для того, чтобы скрыть следы преступления, но оставляют в живых тебя. Как это непредусмотрительно и неосторожно.
— Почему вы с ней так разговариваете? — сердито спросил его Николай.
Лицо ди Тасси снова приобрело жесткое и отчужденное выражение.
— Я говорю то, что считаю нужным, — резко произнес он. Магдалена смотрела в пол. Николай видел, что лицо ее стало пепельно-серым.
— Разве вы не видите, как мучительны для нее эти переживания? Разве вы не помните, в каком состоянии мы нашли ее?
Советник юстиции снова сел за стол.
— Смотри мне в глаза, — приказал он.
Магдалена медленно подняла голову. На лбу ее выступил пот. Николай затаил дыхание. Зачем он ее так мучает? Что она сделала? Что за человек этот ди Тасси?
Советник юстиции долго смотрел на девушку. Потом черты его лица смягчились. Он поднялся, подвинул тарелку с нарезанными яблоками Магдалене и сказал:
— Ешь!
С этими словами он встал и вышел из библиотеки.
19
Глядя в окно, Николай рассматривал видневшийся напротив фасад замка. Окна третьего этажа были ярко освещены. Графы Вартенштейг и Ашберг все еще вкушали ужин. Подумать только, они лично прибыли в Альдорф, чтобы проверить состояние дел и долги имения, ими унаследованного. Слуги, которых господа привезли с собой, ждали в передней. Для Николая это был взгляд на чуждый, далекий мир. Мир власти и богатства. Ди Тасси никогда не позволит себе пообедать в его, Николая, обществе, и это показывало, какая пропасть их разделяет. Мнимая близость была обманчива и вводила в заблуждение. С равным успехом можно созерцать луну на небе. Правда, луна уже закатилась за горизонт, отправившись на ночлег.
Магдалену увела с собой камеристка Вартеиштейга. Служанка могла бы производить и лучшее впечатление. Советнику юстиции не следовало бы так быстро привлекать к допросу несчастную девушку. Правда, она видела своими глазами двух заговорщиков, а это могло принести советнику большую пользу. Николай был склонен думать, что ди Тасси будет держать девушку при себе до тех пор, пока не продвинется в своем расследовании хотя бы еще на один шаг. Слишком ценен для него такой свидетель. Он возьмет ее с собой в следующую засаду. Было совершенно ясно, куда именно: в Байрейт.
Он нервничал, наблюдая блестящее общество в окнах напротив. Он должен принять решение. Но при этом он все более отчетливо понимал, что, по существу, выбора у него нет. У него не было опыта в сердечных муках. Думать сердцем — это совсем не то, что думать головой. Он привык решать противоречивые задачи ума, которые приводили к более высоким истинам, с высоты которых не были больше видны мелкие противоречия. Но противоречия, которые терзали теперь его сердце, не выводили к небесным истинам — они, напротив, погружали его в глубокую бездну. Эти противоречия не касались внешнего мира, они касались его самого. И это причиняло ему неприятное чувство и заставляло страдать.
Сверх того, допрос, при котором он присутствовал, очень сильно смутил его во многих отношениях. Манера поведения ди Тасси была отталкивающей. Он проявил холодность в чувствах и непредсказуемость в поступках. Что делать, к нему прилипла вся грязь княжеских дворов, пока он делал свою карьеру, это неизбежно, хотя это была заслуживавшая доверия, хорошо знакомая грязь. Запах этой грязи был отвратителен, но на нее можно было положиться, какую бы ненависть и отвращение она ни вызывала.
Напротив, Магдалена оставалась для него полнейшей загадкой. Более того, в ней было что-то зловещее. Совершенно очевидно, что она испытывала страх перед ди Тасси. Да и кто бы не испугался на ее месте? Но одновременно она, казалось, о чем-то напряженно раздумывала. Почему от нее исходит такая сила? Или он только вообразил себе это, так как она околдовала его?
В конце длинного коридора возникла какая-то тень, принявшая постепенно облик Фойсткинга. Слава Богу, что не Хагельганц, подумалось Николаю. Из всех сотрудников ди Тасси самым приятным ему казался именно Фойсткинг. Но прежде чем молодой человек приблизился, открылась дверь библиотеки. На пороге стоял Камецкий. Николай продолжал ждать, когда подойдет Фойсткинг.
— Лиценциат, — произнес Камецкий и коротко кивнул. Откуда в этих людях такая приверженность к титулам и званиям?
Ди Тасси, скрестив руки на груди, стоял перед камином и смотрел, как они входят в библиотеку. Хагельганц сидел за столом и приводил в порядок какие-то бумаги. Подойдя ближе, Николай увидел, что это в основном были карты. Рядом со столом стоял диковинный аппарат, который Николай уже один раз видел. Это был тот самый аппарат, с помощью которого ди Тасси расшифровал фрагменты сожженного письма Максимилиана. Как это ни странно, но Николай испытал какое-то странное волнение. Может быть, Альдорф принимал своих сообщников точно так же, как сейчас их принимает ди Тасси? Не стоял ли старый граф всего несколько недель назад на том же месте, где сейчас стоит советник юстиции, и не разрабатывал ли планы, которые теперь должен раскрыть и расстроить ди Тасси?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107