На следующий день наложение магнитов было повторено с тем же блестящим успехом, и с тех пор судорожные приступы отступили раз и навсегда. Этот опыт на целый день погрузил Николая в глубочайшее уныние. Что, теперь ему надо немедля писать трактат о лечебном воздействии железных пластин? Разве это не лучший способ стать великим шарлатаном подобно тысячам других, которые бродят по стране, обещая вылечить любую болезнь калом и мочой? Не скатился ли он к невежеству, которое и без того мучительно ощущал в себе, вполне сознавая, что святая природа сыграла злую шутку с человеческим разумом? Какой таинственной болезнью страдала женщина, которую он так походя вылечил? Очевидно, что существуют мнимые болезни, способные вызывать вполне реальные симптомы! Но как можно отличить организм, страдающий реальной болезнью, от организма, страдающего болезнью воображаемой? И что того хуже — существуют мнимые способы лечения, и они одни оказываются настоящими! Это была очевидная ошибка творения, о которую безуспешно и непрестанно бился его разум.
Девушка за его спиной, сидя на крупе лошади, бормотала заклинания от духов. Николай чувствовал, как усиливается его и без того жгучее раздражение. Будь его воля, он с радостью бы ссадил попутчицу и повернул назад. Однако, взяв себя в руки, он сосредоточился на дороге, в то время как за его спиной заговорами успокаивали древесных духов и лесных троллей. Какое-то время Николаю удавалось не обращать внимания на эти заклинания. Но когда она вдруг начала петь, его терпение наконец лопнуло. Она что, до самого Альдорфа собирается орать ему в уши свои идиотские песни?
Девушка мгновенно замолчала, спрыгнула с лошади, трижды быстро перекрестилась и дальше пошла пешком. Николай выругался, слез с седла и тоже пошел пешком, отстав от девушки на несколько шагов. Он продолжал слышать бормотание девицы, но расстояние сильно приглушало его.
Он и сам не понимал, что раздражает его в ее заклинаниях. Но очевидно, такова его судьба — тащиться по темному лесу за суеверной девкой, мрачно подумал он. Кроме того, он сознавал, что протестовать было совершенно бессмысленно. В Германии всегда правили монашеские рясы. С ними смирились даже самые просвещенные князья. Некоторые его коллеги в последние годы начали бороться с манекенами для обучения кровопусканию, с таблицами кровопусканий, столетними календарями, астрологией и гаданиями по родинкам. Эти врачи писали, что кровь с синеватым оттенком не говорит о здоровой селезенке, а кровь с зеленоватым оттенком не свидетельствует о сердечной боли или желчной болезни и что целители, внимательно рассматривающие кровь и мочу, все вместе и каждый по отдельности не кто иные, как ясновидящие и шарлатаны. Передовые врачи опровергали мнение о том, что красные полосы на коже новорожденных есть признаки того, что их матери во время беременности отличались болезненной тягой к вишням или землянике. Старый насмешник Вейкард считал странным то, что родинки никогда не принимают форму дукатов, талеров или красивых платьев, до которых женщины куда более охочи, нежели до свежих фруктов. Но все было напрасно. Напротив. Их насмешки обернулись бедой для них самих. Крестьяне собирались толпами и прилюдно сжигали реформированные календари. Крестьяне не желали слышать о севообороте или удобрениях, они хотели читать гороскопы.
Вот и с ним произошло то же самое. После того случая во время эпидемии лихорадки против него ополчилось все врачебное сословие. Это означало, что лиценциат Рёшлауб должен был исчезнуть. Про «спекулянта» распространяли россказни с участием ведьм и чертей. В родном городе его никогда не признают настоящим врачом. Ну что ж, он уехал, и граждане Фульды могут наслаждаться заслуженным покоем. Но сейчас его снова окружили призраки.
Девушка тем временем замолчала и продолжала тихо идти впереди него. Очевидно, она хорошо знала дорогу, так как несколько раз меняла направление. Николай старался не потерять ее из виду. Альдорф находился в отдалении, на невысоком холме, на берегу Пегница. К Альдорфу вел тракт, но эта дорога делала большой крюк, удлиняя путь приблизительно на треть.
Лес стал гуще, ветви опускались так низко, что о поездке верхом нечего было и думать. Николаю было жаль, что он так грубо обошелся со служанкой. Он поравнялся с ней и спросил примирительным тоном, давно ли она живет в Альдорфе.
— Три года, — лаконично ответила она, не оборачиваясь и не замедляя шага.
— А твои родители, они тоже живут в замке?
— Нет, они живут в Вейлермюле.
— Ага, — протянул Николай и после недолгой паузы снова заговорил: — Я почему-то думал, что Вейлермюле не относится к владениям Альдорфа. Значит, ты принадлежишь к общине Вартенштейг?
Она искоса бросила на него короткий взгляд и сказала:
— Я принадлежу графу, так же как и все здесь.
Тон и выражение, с которым она произнесла эту фразу, заставили Николая замолчать. Что за глупые вопросы он задает.
3
Еще до того, как они вошли в замок, у Николая появилось ощущение странности этого визита. Девушка повела его к боковому входу. Полная луна освещала громоздившиеся вдоль дороги кучи отбросов, от которых, несмотря на мороз, распространялась ощутимая вонь. Прошло несколько минут, прежде чем дверь отворилась и их впустили внутрь. Конюх взял лошадь Николая под уздцы и повел ее прочь. Больше никого не было видно. Внутренний двор был пустынен и безлюден, фасад темен, за исключением двух окон четвертого этажа, в которых горел свет.
Николай не представлял, куда в конце концов приведет его служанка. После бесчисленных переходов, лестниц и коридоров девушка наконец остановилась в маленькой передней. Николай сел на деревянную скамью. Девушка исчезла, а он остался ждать. В соседней комнате послышались приглушенные голоса, но он не смог разобрать слов. Вдобавок ко всему он сильно продрог. Через некоторое время дверь открылась, и в переднюю вошел какой-то пожилой человек.
— Лиценциат Рёшлауб? Камергер Зеллинг. Спасибо вам за то, что вы приехали. Прошу вас, следуйте за мной.
В соседнем помещении, по счастью, был камин, в котором горел жаркий огонь. Зеллинг закрыл дверь и указал Николаю стул, на который лиценциат с удовольствием сел.
— Городской врач Мюллер не смог приехать?
Николай кивнул.
— Вы, должно быть, недавно в Нюрнберге. Во всяком случае, я вас не знаю.
— Я живу в городе с апреля, — сказал Николай.
Зеллинг окинул молодого человека оценивающим взглядом, что дало Николаю возможность в свою очередь внимательнее приглядеться к камергеру. Во всяком случае, этому человеку было за сорок, то есть он был наверняка в два раза старше, чем Николай. На Зеллинге был безупречный парик. Несмотря на поздний час, мужчина был тщательно напудрен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107