Ведь преступники, как правило, стараются удрать как можно дальше, не догадываясь, что лучшее укрытие — прямо под носом местной полиции.
Хит чувствовал, что Мередит считала себя виноватой и мучилась угрызениями совести. Хотел ее утешить, но не мог подобрать нужных слов. Да, он затеял побег только ради того, чтобы спасти ее и Сэмми. Но говорить об этом не стоило.
Ехали в молчании — трудном, напряженном молчании. Собака и девочка спали. Мередит привалилась к пассажирской дверце — видимо, невольно хотела отстраниться от него как можно дальше — и так сильно вцепилась пальцами в подлокотник, что побелевшие костяшки, казалось, светились в темноте. Мередит очень расстроена его кражей автомобиля. Хит хотел напомнить ей, что дело касается жизни и смерти. А когда речь идет о том, чтобы выжить, мужчина способен на многое, чего никогда бы не совершил при других обстоятельствах. Но потом решил, что она это понимала и без него.
— Мередит; вы не хотите поговорить? Может быть, вам станет легче, если мы еще раз все обсудим? В ответ она только покачала головой.
— Считаете себя виноватой в том, что гибнет моя карьера. Правильно?
— Да. И еще мне обидно… да нет… ничего. Только вот… — Она покачала головой. — Нет, ничего.
— Значит, что-то есть, если за сорок миль вы не сказали ни единого слова.
— Не знаю, о чем говорить.
— А вы не думайте. Говорите, и все. Вы что-то в себе пережевываете. Я хочу знать что.
— Все на свете. — Мередит схватилась руками за голову. — Но главным образом думаю о том, чем вы для нас пожертвовали. Слишком многим!
— Я уже начинал ненавидеть свою работу.
— Вздор! Вам необходимо было возиться с подростками. Спасать их жизни. Помните? Это ваше искупление. Думаете, я не понимаю, что работа значила для вас все?
— Давайте договоримся не примешивать прошлое к делам сегодняшним.
— Суть в том, что вы бросили все. И к тому же можете оказаться в тюрьме.
— Я уже говорил, что сам принимал решение.
— Возможно. Но мне от этого не легче.
Не легче? Как-то нелепо звучит. Хит думал, Мередит признается, что чувствует себя виноватой, и переспросил:
— В каком смысле?
Она махнула рукой — явный признак того, что была взволнована.
— Трудно выразить. В голове такая каша, и я боюсь сболтнуть такое, за что вы на меня можете обидеться.
Хит и сам бывал в подобных ситуациях.
— Не надо остерегаться, Мерри. Можете говорить со мной откровенно.
— Правда?
— Конечно. — Он улыбнулся. — Расскажите, о чем вы думаете, и мы вместе все обсудим.
Мередит с минуту колебалась, но затем набрала полную грудь воздуха и дрожащим голосом начала:
— Сейчас я думаю, какой вы замечательный друг, самый лучший из всех моих друзей. И что бы я делала без вас, не сегодня, а вообще. Меня пугает мысль, что станет со мной и Сэмми, если мы вас потеряем.
У Хита екнуло сердце и к горлу подкатил ком.
— Зачем же терять? Вы можете на меня рассчитывать.
— Даже если я вас настолько разозлю, что вы меня возненавидите?
— Что вы можете такого сделать, чтобы я вас возненавидел? Ничего.
— Ну хотя бы не суметь выполнить свою часть сделки, — тихо произнесла она.
— Какой сделки?
Мередит сделала жест, как бы охватывая их обоих.
— Нашей общей сделки. Мы, конечно, не говорили об этом вслух, но я не настолько глупа и понимаю, что вы спасали не просто так… имея определенные надежды. Однако я могу стараться всю жизнь и не отплатить вам за ваш поступок.
— О каких моих надеждах вы говорите, Мередит?
— Ну… я же понимаю, что нравлюсь вам… и Сэмми тоже. Я хочу сказать, что мужчина… не будет бескорыстно…
— Время, конечно, не очень подходящее, чтобы открывать вам свои чувства. Но если уж так вышло — ладно: нравитесь, и вы, и Сэмми, и даже очень. И я не сделал бы ничего подобного ни для кого другого. Так чего вы конкретно опасаетесь?
— Я просто беспокоюсь. Когда настанет время — ну, сами знаете чего, — вы можете обнаружить, что я не смогу проявить того энтузиазма, какого вы от меня ожидаете, в ситуации, когда ты загнана в угол…
— Загнана в угол?
— Извините, я неправильно выразилась. Боже, так трудно подобрать нужные слова. — Мередит посмотрела на него исподлобья. — Ну, вроде как в ловушке…
— В ловушке? — Хит покатал на языке это слово, и его губы искривила горькая улыбка.
— Когда я чувствую себя подобным образом, то начинаю сходить с ума: снова представляю, что будет как с Дэном. Испытываю нечто вроде приступа клаустрофобии — не могу дышать, впадаю в панику. Само собой разумеется, со времени развода я избегала подобных ситуаций. Но теперь… Боюсь, вы на меня рассердитесь. И совершенно справедливо. Понимаете?
Хит все прекрасно понял. Но не мог поверить, что она думала о нем подобным образом. После всего того, что сделал — и продолжал делать, — чтобы завоевать ее доверие, свести все к одному? Не сможет проявить того энтузиазма. И хуже того, ожидала, что он взбесится, если откажет ему. Неужели думала, что он принудит ее силой? Невероятно! У Хита от обиды душа разрывалась и в жилах закипала кровь.
— Не понимаю.
Ложь сама сорвалась с языка. Будь он проклят, если позволит ей отделаться туманными намеками!
— Не понимаете? — Мередит посмотрела на него в замешательстве.
— Нет. Так что, пожалуйста, растолкуйте.
Она прижала руку к груди и принялась крутить на рубашке пуговицы.
— Вы все понимаете и уже злитесь, потому что я из-за этого нервничаю.
— Я не злюсь. — А сам подумал: «Злятся робкие низкорослые женщины, фригидные сельские учительницы, лишенные юмора монахини и слюнтяи-священники! А я это состояние перескочил и теперь вне себя от ярости».
— Пожалуйста, Хит, не злитесь. Вы ведь сказали, что меня не надо сторожить.
Да, он действительно это говорил.
— Я не злюсь.
— Тогда почему у вас челюсти ходят ходуном? Хит осклабился и показал зубы.
— Это потому, что я иногда ими двигаю, когда готовлюсь к серьезному разговору, а еще когда срываю с колонок рулевые колеса на скорости девяносто миль в час и представляю, как было бы хорошо свернуть одной симпатичной дамочке ее худенькую шейку.
Мередит тяжело вздохнула.
— Боюсь, что после Дэна я… как бы это сказать… мне страшно вступать в отношения с другими мужчинами.
— Сочувствую.
Будь этот Дэн жив, Хит своими руками придушил бы мерзавца.
— И от мысли, что такие отношения неизбежны, я чувствую себя неловко. — Она сделала неопределенный жест, и при этом ее рука заметно дрожала.
Чувствует себя неловко? Такое состояние называется по-другому: напугана до полусмерти. Хит снова заскрежетал зубами, хотя и говорил себе, что это глупо. Однажды уже был случай, когда он так разозлился, что сломал себе коренной зуб.
Мередит сжала губы и уставилась в ветровое стекло. Хит косился на нее, снова переводил взгляд на дорогу, словно его глаза были закреплены на шарнирах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Хит чувствовал, что Мередит считала себя виноватой и мучилась угрызениями совести. Хотел ее утешить, но не мог подобрать нужных слов. Да, он затеял побег только ради того, чтобы спасти ее и Сэмми. Но говорить об этом не стоило.
Ехали в молчании — трудном, напряженном молчании. Собака и девочка спали. Мередит привалилась к пассажирской дверце — видимо, невольно хотела отстраниться от него как можно дальше — и так сильно вцепилась пальцами в подлокотник, что побелевшие костяшки, казалось, светились в темноте. Мередит очень расстроена его кражей автомобиля. Хит хотел напомнить ей, что дело касается жизни и смерти. А когда речь идет о том, чтобы выжить, мужчина способен на многое, чего никогда бы не совершил при других обстоятельствах. Но потом решил, что она это понимала и без него.
— Мередит; вы не хотите поговорить? Может быть, вам станет легче, если мы еще раз все обсудим? В ответ она только покачала головой.
— Считаете себя виноватой в том, что гибнет моя карьера. Правильно?
— Да. И еще мне обидно… да нет… ничего. Только вот… — Она покачала головой. — Нет, ничего.
— Значит, что-то есть, если за сорок миль вы не сказали ни единого слова.
— Не знаю, о чем говорить.
— А вы не думайте. Говорите, и все. Вы что-то в себе пережевываете. Я хочу знать что.
— Все на свете. — Мередит схватилась руками за голову. — Но главным образом думаю о том, чем вы для нас пожертвовали. Слишком многим!
— Я уже начинал ненавидеть свою работу.
— Вздор! Вам необходимо было возиться с подростками. Спасать их жизни. Помните? Это ваше искупление. Думаете, я не понимаю, что работа значила для вас все?
— Давайте договоримся не примешивать прошлое к делам сегодняшним.
— Суть в том, что вы бросили все. И к тому же можете оказаться в тюрьме.
— Я уже говорил, что сам принимал решение.
— Возможно. Но мне от этого не легче.
Не легче? Как-то нелепо звучит. Хит думал, Мередит признается, что чувствует себя виноватой, и переспросил:
— В каком смысле?
Она махнула рукой — явный признак того, что была взволнована.
— Трудно выразить. В голове такая каша, и я боюсь сболтнуть такое, за что вы на меня можете обидеться.
Хит и сам бывал в подобных ситуациях.
— Не надо остерегаться, Мерри. Можете говорить со мной откровенно.
— Правда?
— Конечно. — Он улыбнулся. — Расскажите, о чем вы думаете, и мы вместе все обсудим.
Мередит с минуту колебалась, но затем набрала полную грудь воздуха и дрожащим голосом начала:
— Сейчас я думаю, какой вы замечательный друг, самый лучший из всех моих друзей. И что бы я делала без вас, не сегодня, а вообще. Меня пугает мысль, что станет со мной и Сэмми, если мы вас потеряем.
У Хита екнуло сердце и к горлу подкатил ком.
— Зачем же терять? Вы можете на меня рассчитывать.
— Даже если я вас настолько разозлю, что вы меня возненавидите?
— Что вы можете такого сделать, чтобы я вас возненавидел? Ничего.
— Ну хотя бы не суметь выполнить свою часть сделки, — тихо произнесла она.
— Какой сделки?
Мередит сделала жест, как бы охватывая их обоих.
— Нашей общей сделки. Мы, конечно, не говорили об этом вслух, но я не настолько глупа и понимаю, что вы спасали не просто так… имея определенные надежды. Однако я могу стараться всю жизнь и не отплатить вам за ваш поступок.
— О каких моих надеждах вы говорите, Мередит?
— Ну… я же понимаю, что нравлюсь вам… и Сэмми тоже. Я хочу сказать, что мужчина… не будет бескорыстно…
— Время, конечно, не очень подходящее, чтобы открывать вам свои чувства. Но если уж так вышло — ладно: нравитесь, и вы, и Сэмми, и даже очень. И я не сделал бы ничего подобного ни для кого другого. Так чего вы конкретно опасаетесь?
— Я просто беспокоюсь. Когда настанет время — ну, сами знаете чего, — вы можете обнаружить, что я не смогу проявить того энтузиазма, какого вы от меня ожидаете, в ситуации, когда ты загнана в угол…
— Загнана в угол?
— Извините, я неправильно выразилась. Боже, так трудно подобрать нужные слова. — Мередит посмотрела на него исподлобья. — Ну, вроде как в ловушке…
— В ловушке? — Хит покатал на языке это слово, и его губы искривила горькая улыбка.
— Когда я чувствую себя подобным образом, то начинаю сходить с ума: снова представляю, что будет как с Дэном. Испытываю нечто вроде приступа клаустрофобии — не могу дышать, впадаю в панику. Само собой разумеется, со времени развода я избегала подобных ситуаций. Но теперь… Боюсь, вы на меня рассердитесь. И совершенно справедливо. Понимаете?
Хит все прекрасно понял. Но не мог поверить, что она думала о нем подобным образом. После всего того, что сделал — и продолжал делать, — чтобы завоевать ее доверие, свести все к одному? Не сможет проявить того энтузиазма. И хуже того, ожидала, что он взбесится, если откажет ему. Неужели думала, что он принудит ее силой? Невероятно! У Хита от обиды душа разрывалась и в жилах закипала кровь.
— Не понимаю.
Ложь сама сорвалась с языка. Будь он проклят, если позволит ей отделаться туманными намеками!
— Не понимаете? — Мередит посмотрела на него в замешательстве.
— Нет. Так что, пожалуйста, растолкуйте.
Она прижала руку к груди и принялась крутить на рубашке пуговицы.
— Вы все понимаете и уже злитесь, потому что я из-за этого нервничаю.
— Я не злюсь. — А сам подумал: «Злятся робкие низкорослые женщины, фригидные сельские учительницы, лишенные юмора монахини и слюнтяи-священники! А я это состояние перескочил и теперь вне себя от ярости».
— Пожалуйста, Хит, не злитесь. Вы ведь сказали, что меня не надо сторожить.
Да, он действительно это говорил.
— Я не злюсь.
— Тогда почему у вас челюсти ходят ходуном? Хит осклабился и показал зубы.
— Это потому, что я иногда ими двигаю, когда готовлюсь к серьезному разговору, а еще когда срываю с колонок рулевые колеса на скорости девяносто миль в час и представляю, как было бы хорошо свернуть одной симпатичной дамочке ее худенькую шейку.
Мередит тяжело вздохнула.
— Боюсь, что после Дэна я… как бы это сказать… мне страшно вступать в отношения с другими мужчинами.
— Сочувствую.
Будь этот Дэн жив, Хит своими руками придушил бы мерзавца.
— И от мысли, что такие отношения неизбежны, я чувствую себя неловко. — Она сделала неопределенный жест, и при этом ее рука заметно дрожала.
Чувствует себя неловко? Такое состояние называется по-другому: напугана до полусмерти. Хит снова заскрежетал зубами, хотя и говорил себе, что это глупо. Однажды уже был случай, когда он так разозлился, что сломал себе коренной зуб.
Мередит сжала губы и уставилась в ветровое стекло. Хит косился на нее, снова переводил взгляд на дорогу, словно его глаза были закреплены на шарнирах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96