— Я раньше думала… я думала, что люблю Родерика. Теперь я понимаю, что любила его только потому, что он мой принц, военачальник, красивый мужчина.
Смех угас в глазах Мары.
— И что же теперь?
— Теперь я знаю, что требуется нечто большее. Я буду его уважать, буду следовать за ним, возможно, даже любить его немного. Больше ничего.
— Для него… это будет потеря.
Больше Мара ничего не могла придумать в ответ на это простодушное признание.
— Я так не думаю. Тебя я тоже люблю. Я буду рада.
— Труди, ты не должна думать…
— Я не думаю, я знаю. Он любит тебя. Я хотела, чтоб ты знала: ты ничего у меня не отнимаешь. Моя любовь всегда будет со мной.
— Этторе? — улыбнулась Мара.
Легкая краска смущения залила щеки амазонки.
— Граф, — подтвердила она. — Он смешной, правда? Он меня смешит. Мне это нравится. К тому же он понимает женщин. Это мне тоже нравится.
Мара попыталась представить себе маленького итальянца с этой высокой белокурой женщиной в минуту страсти, но у нее ничего не вышло. Может быть, Труди говорила не о том, что у Этторе богатый опыт общения с женщинами в постели, а о том, что он понимает их нужды. Что именно имела в виду Труди, ей не дано было знать, да это и не имело значения. Она пожала руку Труди.
— Желаю тебе счастья.
Труди улыбнулась и ответила на пожатие.
— И я тебе.
Несколько дней спустя Анжелина устроила музыкальный вечер. Выступать с музыкальными номерами было приглашено трио цыган. Мара уже знала, что значительная часть европейской музыки берет начало в древних цыганских мелодиях и ритмах. Вечер должен был получиться превосходный.
Пришли многие знаменитости, с которыми Мара уже успела познакомиться в Париже: Аврора Дюдеван, известная как Жорж Санд, отец и сын Дюма, Оноре де Бальзак, Виктор и Адель Гюго. Ламартин и другие депутаты блистали отсутствием. Они были слишком заняты важными делами, у них не было времени на легкомысленные развлечения.
Музыка была великолепна. Музыканты извлекали из простых струнных инструментов волнующие и сложные мелодии, нежные и чистые, берущие за душу. Видавшие виды знатоки аплодировали со слезами на глазах и вызывали музыкантов на «бис».
Мара надела на этот вечер платье палевого атласа. Она чувствовала себя гораздо лучше и даже уговорила Лилу зашнуровать корсет потуже по такому случаю. И все же, когда музыка смолкла, она не встала с кушетки, на которой устроилась перед концертом. Михал принес ей вино и закуски и остался, чтобы составить ей компанию, заменяя Родерика, вынужденного исполнять обязанности хозяина дома. Через некоторое время его сменили близнецы. Когда они покинули ее, пустившись в погоню за актрисой из театра Французской комедии, на смену им пришел Лука.
Цыган свободно рассуждал о музыке, которую они только что прослушали, и о великих композиторах, испытавших на себе влияние его народа, но настроение у него было мрачное. Он не отрывал взгляда от Джулианы, которая расхаживала по всей просторной гостиной. Она же не взглянула на него ни разу за весь вечер, что само по себе о многом говорило, как показалось Маре, однако Лука, по-видимому, смотрел на дело иначе.
После разговора о музыке он надолго умолк, глядя, как Джулиана оживленно кокетничает с каким-то французским аристократом. Его пальцы до боли стиснули резную спинку кушетки, костяшки побелели. Он тихо пробормотал на языке цыган что-то явно не лестное.
— Чего хочет от меня принцесса Джулиана? Я отдал ей свою любовь, свое сердце, все, что у меня есть. Я стерпел оскорбление, чтобы заслужить прощение ее отца. Я покинул шатры моего народа ради нее. Что еще я должен сделать?
Мара, наблюдая за своевольно вздернутым подбородком Джулианы, вдруг сказала:
— Ты отдал так много, возможно, слишком много. А что ты просил у нее взамен?
— Только ее любви.
— Но разве ты не хочешь узнать ее получше? Узнать, о чем она думает, о чем мечтает, что заставляет ее смеяться и плакать?
— Больше всего на свете, но как же я могу обо всем этом узнать, если она и близко меня к себе не подпускает?
В самом деле, это была трудная задача. Наконец Мара спросила:
— Что бы ты сделал, если бы она была цыганкой и обращалась с тобой подобным образом?
Белые зубы на его смуглом лице ослепительно блеснули в улыбке.
— Это было бы просто.
— Так что же тебе мешает? Она хоть и принцесса, но все-таки женщина.
Лука покосился на Мару с сомнением, но потом, когда он вновь перевел взгляд на Джулиану и стал следить, как огни хрустальных люстр играют на ее белых плечах и в золотистых волосах, в его глазах появилось задумчивое выражение.
— Да, — медленно протянул он, — да. А если она и после этого не перестанет меня презирать, хуже уже не будет.
Последнее утверждение показалось Маре спорным. Она не без опаски задала следующий вопрос:
— Лука, что ты собираешься делать?
Он не ответил.
— Ах, Мара, что бы мы делали без вас? Вы должны поскорее выздороветь, чтобы сочетаться браком с Родериком.
С этими словами он оставил ее, двигаясь с плавным изяществом человека, умеющего плясать так же ловко, как и владеть ножом. Он поклонился Джулиане, заговорил с ней. Джулиана бросила ему какую-то резкость и отвернулась. Лука схватил ее за руку и дернул с такой силой, что она потеряла равновесие, споткнулась и чуть не упала прямо ему на грудь. Он подхватил ее в свои объятия и увлек к ближайшим дверям, ведущим в прихожую. Поначалу Джулиана была ошеломлена, но, придя в себя, начала сопротивляться, толкнула его в грудь. Однако она не закричала, не позвала на помощь. Все произошло так тихо и так быстро, что лишь немногие из присутствующих оглянулись им вслед.
Мара спустила ноги с кушетки и начала подниматься, собираясь идти за ними, но путь ей преградил Родерик. Он положил руку ей на плечо, не давая встать.
— Можно узнать, что ты сказала Луке? Как ты превратила его в разбойника, уносящего добычу с поля боя?
Она взглянула на него, озабоченно нахмурившись.
— Я только посоветовала ему обращаться с Джулианой, как с женщиной его племени. Мне и в голову не приходило, что он воспримет мой совет так буквально.
— Как все просто, — восхитился он. — И почему мне это самому в голову не пришло?
— Ты не собираешься его остановить?
— Вряд ли он зайдет слишком далеко. Джулиана этого не допустит.
— А если он причинит ей боль? Родерик покачал головой:
— Он все еще ее телохранитель. Он относится к своим обязанностям очень ревностно. Нет, если кто и находится в опасности, так это сам Лука. Во всяком случае, еще несколько минут назад мне так казалось.
Последние слова Луки все еще звенели у нее в ушах. Она перевела дух.
— Если у тебя есть несколько свободных минут, могу я с тобой поговорить?
— Дорогая Мара, ты уже со мной разговариваешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105