Мужчины высовывались из окон и махали шляпами, некоторые кричали с козел, где они устроились рядом с возницами, чтобы лучше видеть.
Борьба оказалась жестокой. На лице пруссака, сидевшего на корме лодки, в которой была Мара, появилось свирепое бульдожье выражение. Этторе гримасничал при каждом гребке, но греб с тем же упорством, что и кронпринц. Лицо Родерика в свете кормового фонаря было сосредоточенным, но в то же время светилось каким-то бесшабашным весельем. Он возвысил голос и запел непристойные моряцкие куплеты, помогавшие держать ритм при гребле. Гвардейцы подхватили песню и стали грести дружнее.
Еще через несколько минут команды начали расходиться по разным рукавам реки. Впереди показалась громада Нотр-Дам, напоминавшая притаившееся доисторическое чудовище. Лодки проплыли мимо. Ветер вдруг стих, отрезанный громадным зданием. Левый берег высился каменной стеной, он становился все ближе по мере того, как сужался рукав реки. Парижские дома с темными окнами стояли, словно слепые на паперти, двери магазинов на первых этажах были заперты, навесы свернуты.
Ночь казалась сырым черным туннелем, фонари качались на корме, отбрасывая на воду жидковатый, дрожащий свет. Мужчины гребли так, что жилы выступили у них на висках, их легкие работали, как кузнечные мехи, они не думали ни о чем, кроме следующего гребка, следующего вздоха, следующего поворота реки.
Мара сидела, схватившись обеими руками за скамью, чтобы избежать толчков, и напряженно вглядываясь в даль. Все ее мысли были сосредоточены на второй команде, огибавшей острова с противоположной стороны, ближе к правому берегу, и все эти мысли были полны недоверия. Возможно, никто больше уже не помнил, как возникла идея этой гонки, но Мара готова была побиться об заклад, что уж один-то человек точно знал, откуда она взялась. Родерик, трезвый или пьяный, ничего не делал без причины. Но что это была за причина? Что он задумал?
На воде перед ними появились серые клочья тумана. Туман плыл по реке, кружился вокруг них, густел по мере того, как они продвигались вперед, свет кормовых фонарей превращал его в тусклый грязно-серый занавес. Он заглушал все звуки и как будто отделял их от всего остального мира. Когда они обогнули стрелку острова Ситэ, туман превратился в сплошное покрывало, плотно лежащее на воде, над которой ажурным железным кружевом изгибался мост Искусств. И эту серую кашу резала лодка Родерика с красноватым огоньком на корме, ушедшая на корпус вперед.
Пруссак выругался, лодка, в которой сидела Мара, пошла быстрее и стала сокращать разрыв. Наконец они поравнялись. Мост Искусств промелькнул над головой и пропал. Охваченные азартом команды все больше сближались. Впереди показался Королевский мост — масса камня с пятью заполненными туманом арками. На мосту уже вытянулись кареты гостей, жаждавших увидеть финал гонки. В тумане фонари карет сияли, как рубины.
Прямо по курсу, чуть вправо от них, показалась баржа. Она низко сидела в воде и дрейфовала по течению. На барже никого не было, она сорвалась с причала. Эрвин кормовым веслом направил свою лодку налево, чтобы обогнуть ее.
Это позволяло ему разминуться с баржей, но тем самым он «подрезал» лодку Родерика, лишая ее свободы маневра. Однако вместо того, чтобы отвернуть от дрейфующей баржи и дать проход обеим головным лодкам, пруссак упрямо держался выбранного узкого коридора. Он собирался заставить Родерика уступить дорогу или рискнуть столкновением с баржей. Впрочем, в любом случае лишь отчаянные меры могли удержать лодку Родерика от лобового столкновения.
— Скверный выбор, — отчетливо разнесся над водой голос Родерика. — Я дам тебе еще один шанс, Эрвин.
Родерик не сделал ни единой попытки замедлить ход. Наоборот, он еще сильнее налег на весло, поворачивая свою лодку, шедшую чуть впереди, наперерез лодке пруссака. Теперь кронпринцу Эрвину предстояло сделать выбор: отвернуть, чтобы дать проход лодке Родерика, или протаранить ее.
Выбор в конце концов сделал Этторе. Тихонько ругаясь себе под нос, он своим носовым веслом, вопреки воле кронпринца, заставил лодку отвернуть. Грубые черты Эрвина исказились бешенством. Орудуя кормовым веслом, он попытался снова перегородить проход, сделанный маленьким графом, но лодка Родерика успела проскочить под восторженные крики Джулианы и Жоржа. Сам Родерик продолжал тихонько напевать, налегая на кормовое весло.
Однако яростный натиск пруссака развернул его лодку, в которой сидела Мара, против течения. Река подхватила ее и направила кормой вперед прямо к барже. Деревянное суденышко врезалось в борт и треснуло, как яичная скорлупа. Вода хлынула внутрь, и лодку стало затягивать под баржу. Фонарь зашипел и погас. Мара вскочила на ноги, вода уже доходила ей почти до колен. А в следующую секунду она рухнула головой в реку.
Холодно, холодно… У нее перехватило дух, плащ и тяжелые юбки превратились в удушающий саван, тянувший ее на дно. Она опускалась все ниже и ниже, медленно поворачиваясь, все ее тело онемело до самых костей. В легких появилось жжение, мозг с немым криком стряхнул оцепенение, и она, отталкиваясь ногами, стараясь высвободить руки от облепляющей их мокрой ткани, начала всплывать. Ее голова показалась над поверхностью, она, задыхаясь, глотнула воздух и открыла глаза. Оказалось, что ее протащило под дном баржи и она вынырнула с другой стороны.
Мара не умела плавать. Она могла несколько минут продержаться над водой, отчаянно брыкаясь и двигая руками, но понимала, что ее сил надолго не хватит, тем более что ее тянуло вниз отяжелевшее, намокшее платье. Она была живым обломком крушения, ее сносило течением. Остальных она не видела. Но понимала, что они остались где-то позади. Однако у нее не осталось сил, чтобы повернуть голову и посмотреть, да и не рассчитывала она на их помощь: ведь в первую очередь им предстояло вытащить кронпринца Эрвина и Этторе.
Впереди маячил мост. Столпившиеся на нем гости принца кричали от ужаса и выкликали имена участников гонки. Заметили ли они ее? С точностью Мара не могла бы сказать: было темно, а река была широка. Но поперечный контрфорс одной из арок моста был прямо перед ней и быстро приближался.
Ее с силой швырнуло о контрфорс. Боль в боку оглушила ее, но она все-таки сумела уцепиться за черный выступ. Онемевшие пальцы скользили по камню, поросшему водорослями. Ногти у нее ломались, пока она цеплялась за контрфорс, пытаясь подтянуться выше. Наконец она нащупала чистый камень и крепко ухватилась за него, откашливаясь и с мучительным хрипом переводя дух.
Мара понимала, что долго ей так не продержаться, намокшее платье тянуло вниз, течение сносило ее, пальцы потеряли чувствительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Борьба оказалась жестокой. На лице пруссака, сидевшего на корме лодки, в которой была Мара, появилось свирепое бульдожье выражение. Этторе гримасничал при каждом гребке, но греб с тем же упорством, что и кронпринц. Лицо Родерика в свете кормового фонаря было сосредоточенным, но в то же время светилось каким-то бесшабашным весельем. Он возвысил голос и запел непристойные моряцкие куплеты, помогавшие держать ритм при гребле. Гвардейцы подхватили песню и стали грести дружнее.
Еще через несколько минут команды начали расходиться по разным рукавам реки. Впереди показалась громада Нотр-Дам, напоминавшая притаившееся доисторическое чудовище. Лодки проплыли мимо. Ветер вдруг стих, отрезанный громадным зданием. Левый берег высился каменной стеной, он становился все ближе по мере того, как сужался рукав реки. Парижские дома с темными окнами стояли, словно слепые на паперти, двери магазинов на первых этажах были заперты, навесы свернуты.
Ночь казалась сырым черным туннелем, фонари качались на корме, отбрасывая на воду жидковатый, дрожащий свет. Мужчины гребли так, что жилы выступили у них на висках, их легкие работали, как кузнечные мехи, они не думали ни о чем, кроме следующего гребка, следующего вздоха, следующего поворота реки.
Мара сидела, схватившись обеими руками за скамью, чтобы избежать толчков, и напряженно вглядываясь в даль. Все ее мысли были сосредоточены на второй команде, огибавшей острова с противоположной стороны, ближе к правому берегу, и все эти мысли были полны недоверия. Возможно, никто больше уже не помнил, как возникла идея этой гонки, но Мара готова была побиться об заклад, что уж один-то человек точно знал, откуда она взялась. Родерик, трезвый или пьяный, ничего не делал без причины. Но что это была за причина? Что он задумал?
На воде перед ними появились серые клочья тумана. Туман плыл по реке, кружился вокруг них, густел по мере того, как они продвигались вперед, свет кормовых фонарей превращал его в тусклый грязно-серый занавес. Он заглушал все звуки и как будто отделял их от всего остального мира. Когда они обогнули стрелку острова Ситэ, туман превратился в сплошное покрывало, плотно лежащее на воде, над которой ажурным железным кружевом изгибался мост Искусств. И эту серую кашу резала лодка Родерика с красноватым огоньком на корме, ушедшая на корпус вперед.
Пруссак выругался, лодка, в которой сидела Мара, пошла быстрее и стала сокращать разрыв. Наконец они поравнялись. Мост Искусств промелькнул над головой и пропал. Охваченные азартом команды все больше сближались. Впереди показался Королевский мост — масса камня с пятью заполненными туманом арками. На мосту уже вытянулись кареты гостей, жаждавших увидеть финал гонки. В тумане фонари карет сияли, как рубины.
Прямо по курсу, чуть вправо от них, показалась баржа. Она низко сидела в воде и дрейфовала по течению. На барже никого не было, она сорвалась с причала. Эрвин кормовым веслом направил свою лодку налево, чтобы обогнуть ее.
Это позволяло ему разминуться с баржей, но тем самым он «подрезал» лодку Родерика, лишая ее свободы маневра. Однако вместо того, чтобы отвернуть от дрейфующей баржи и дать проход обеим головным лодкам, пруссак упрямо держался выбранного узкого коридора. Он собирался заставить Родерика уступить дорогу или рискнуть столкновением с баржей. Впрочем, в любом случае лишь отчаянные меры могли удержать лодку Родерика от лобового столкновения.
— Скверный выбор, — отчетливо разнесся над водой голос Родерика. — Я дам тебе еще один шанс, Эрвин.
Родерик не сделал ни единой попытки замедлить ход. Наоборот, он еще сильнее налег на весло, поворачивая свою лодку, шедшую чуть впереди, наперерез лодке пруссака. Теперь кронпринцу Эрвину предстояло сделать выбор: отвернуть, чтобы дать проход лодке Родерика, или протаранить ее.
Выбор в конце концов сделал Этторе. Тихонько ругаясь себе под нос, он своим носовым веслом, вопреки воле кронпринца, заставил лодку отвернуть. Грубые черты Эрвина исказились бешенством. Орудуя кормовым веслом, он попытался снова перегородить проход, сделанный маленьким графом, но лодка Родерика успела проскочить под восторженные крики Джулианы и Жоржа. Сам Родерик продолжал тихонько напевать, налегая на кормовое весло.
Однако яростный натиск пруссака развернул его лодку, в которой сидела Мара, против течения. Река подхватила ее и направила кормой вперед прямо к барже. Деревянное суденышко врезалось в борт и треснуло, как яичная скорлупа. Вода хлынула внутрь, и лодку стало затягивать под баржу. Фонарь зашипел и погас. Мара вскочила на ноги, вода уже доходила ей почти до колен. А в следующую секунду она рухнула головой в реку.
Холодно, холодно… У нее перехватило дух, плащ и тяжелые юбки превратились в удушающий саван, тянувший ее на дно. Она опускалась все ниже и ниже, медленно поворачиваясь, все ее тело онемело до самых костей. В легких появилось жжение, мозг с немым криком стряхнул оцепенение, и она, отталкиваясь ногами, стараясь высвободить руки от облепляющей их мокрой ткани, начала всплывать. Ее голова показалась над поверхностью, она, задыхаясь, глотнула воздух и открыла глаза. Оказалось, что ее протащило под дном баржи и она вынырнула с другой стороны.
Мара не умела плавать. Она могла несколько минут продержаться над водой, отчаянно брыкаясь и двигая руками, но понимала, что ее сил надолго не хватит, тем более что ее тянуло вниз отяжелевшее, намокшее платье. Она была живым обломком крушения, ее сносило течением. Остальных она не видела. Но понимала, что они остались где-то позади. Однако у нее не осталось сил, чтобы повернуть голову и посмотреть, да и не рассчитывала она на их помощь: ведь в первую очередь им предстояло вытащить кронпринца Эрвина и Этторе.
Впереди маячил мост. Столпившиеся на нем гости принца кричали от ужаса и выкликали имена участников гонки. Заметили ли они ее? С точностью Мара не могла бы сказать: было темно, а река была широка. Но поперечный контрфорс одной из арок моста был прямо перед ней и быстро приближался.
Ее с силой швырнуло о контрфорс. Боль в боку оглушила ее, но она все-таки сумела уцепиться за черный выступ. Онемевшие пальцы скользили по камню, поросшему водорослями. Ногти у нее ломались, пока она цеплялась за контрфорс, пытаясь подтянуться выше. Наконец она нащупала чистый камень и крепко ухватилась за него, откашливаясь и с мучительным хрипом переводя дух.
Мара понимала, что долго ей так не продержаться, намокшее платье тянуло вниз, течение сносило ее, пальцы потеряли чувствительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105