Стояла осень. Высокие стога сена на полях, сбегавших по холмам, золотом сверкали в утренних лучах солнца. Работники на ферме Найтов начали разбивать стога и свозить душистое сено в амбары на зимнее хранение.
В октябре Келли сообщила Нату, что он станет отцом. Не говоря ни слова, он схватил ее в объятия, прижался щекой к ее надушенным волосам. Когда он, наконец, заговорил, голос его звучал почтительно и смиренно:
– Моя радость… Как я тебе благодарен за все, что ты для меня сделала… за все, чем ты стала для меня. А теперь еще вот это… чудо. Благодарю тебя, Боже, за твое великодушие! Все приметы указывали на то, что урожай будет хороший. Но такое! Да это самый богатый урожай за всю мою жизнь!
Его громогласный смех разнесся по всему дому. Он поцеловал Келли, потом, громко топая, вышел из дома, широко раскинул руки, поднял лицо к небу. Теплые лучи солнца согревали его, седые волосы и борода развевались на ветру. Он глубоко дышал, не зная, как выразить свою благодарность судьбе.
– Натаниэль! – позвала Келли. – Куда ты идешь?
Он обернулся к ней и снова звучно рассмеялся от счастья.
– На поле. Рассказать Хэму. И всем остальным. У Натаниэля Найта будет сын!
Хэм привез отца домой уже затемно. Нат крепко спал в телеге с сеном. Хэм завел лошадь в стойло и, оставив храпящего отца в телеге, пошел в дом. Келли ждала на кухне.
– Поздно вы. Я уже начала беспокоиться.
– Ты? Беспокоилась? – переспросил Хэм с горькой иронией.
– Где твой отец?
– Я оставил его в амбаре, пьяного в стельку.
– Твой отец напился?! – В уголках ее губ заиграла насмешливая улыбка.
– Ты, сука!
Хэм поднял руку, словно собираясь ударить ее. Она не съежилась, не отшатнулась. Даже глазом не моргнула.
– Что это значит, Хэм?
Рука его безвольно опустилась, плечи обмякли.
– Нет-нет. Та ненависть, которую я чувствую к тебе, – ничто по сравнению с отвращением, которое я испытываю к самому себе. Господи, лучше бы мне умереть!
– Но почему?
Он сел на край стола, опустив голову на руки. Бессмысленным взглядом смотрел на чистую тарелку, приготовленную для ужина.
– Весь день он носился со своей великой новостью. Нат Найт сделал ребенка своей молодой жене! Ездил вверх и вниз по реке, заезжал на все фермы, пил со всеми. – Хэм рассмеялся сухим коротким смешком. – Раньше он всегда говорил, что гордыня – это грех.
– Ему есть чем гордиться. Не каждый мужчина в семьдесят два года может похвастаться таким.
Хэм схватил ее за запястье, рывком притянул к себе. Келли спокойно выдержала его яростный взгляд.
– Ты лицемерка! Обманщица! Мы оба знаем, что это не его ребенок.
Отблески света от лампы плясали в ее глазах.
– Я знаю только, что ребенок существует. Понятия не имею, чей он. Может быть, ты его отец, а может, и брат, Хэм.
Он с брезгливостью отбросил ее руки.
– Будь ты проклята! Как ты можешь так говорить! Тебе, как видно, это доставляет удовольствие. Ты не женщина, ты ведьма! – Он стукнул кулаком по столу с такой силой, что посуда со звоном полетела на пол. Однако ярость так же моментально улетучилась, как и возникла. Он снова сгорбился, закрыл лицо ладонями.
Келли подошла к нему, обняла за плечи.
– Да, я ведьма, Хэм. Я тебя околдовала.
Он попытался высвободиться.
– He дотрагивайся до меня!
Келли улыбнулась всепрощающей улыбкой матери, терпеливо сносящей все проделки невоспитанного ребенка.
– Пойдем наверх, Хэм. Я тебя снова околдую.
Он поднял голову, посмотрел на нее, не веря своим ушам.
– Твой отец спит мертвецким сном. Не проснется до самого утра. Пошли, Хэм.
Она привернула керосиновую лампу на стене и пошла к двери. У выхода обернулась к нему. Белое пятно в полумраке…
– Я жду тебя, Хэм.
Хэм не мог сказать, сколько времени он просидел на кухне, словно в столбняке. В конце концов, встал и пошел к лестнице, чувствуя, как внутри, во всем теле, поднимается, растет возбуждение.
К середине октября лес, начиная с самой вершины горы, у каменоломни, покрылся теплым золотисто-желтым и красно-коричневым одеянием. Чувствовалось приближение зимы: даже в ясные солнечные дни время от времени над долиной проносился холодный северный ветер. Ночи становились все холоднее.
После того как Келли объявила великую новость, Нат большую часть времени проводил дома. Однажды Келли даже заметила, что он совсем забросил дела.
– Мужчина должен быть поближе к дому, когда его жена беременна, – ответил он ей. – Все остальное я могу оставить на сына.
Он теперь смотрел на Хэма с гордостью.
– За этот год наш Хэм превратился в мужчину-. Еще прошлой осенью он выглядел ребенком и вел себя как ребенок. Теперь это настоящий мужчина. И выглядит по-другому, и действует как мужчина. Я и не заметил, как это произошло. Скоро он будет знать достаточно для того, чтобы самому управляться со всеми делами. А я буду сидеть на крыльце, греться на солнышке и наблюдать, как растет мой младший сын.
– А если это будет девочка?
Он обхватил ее изящную головку своими огромными коричневыми руками, долго смотрел на нее странным взглядом. Как на чужую.
– Мне здесь достаточно и одной приблудной девчонки. У нас родится мальчик. Сказал – словно точку поставил.
До этого Келли всегда спала в своей комнате. Если у Ната появлялось желание, он приходил к ней. Теперь, к ее крайнему неудовольствию, он решил, что до рождения ребенка она должна спать вместе с ним.
Она пыталась возражать:
– Не стоит, Натаниэль. Я очень беспокойно сплю. И тебе не дам заснуть. Мы будем только мешать друг другу.
– Тогда давай перенесем твою кровать в мою комнату. Я хочу быть как можно ближе к тебе, Келли.
В течение двух недель Келли и Хэму ни разу не представилось случая побыть вместе. Вначале Хэм даже почувствовал облегчение: ему показалось, что искушение прошло, наваждение рассеялось. Однако с течением времени желание начало расти и, в конце концов, превратилось в настоящую пытку. Целыми ночами он лежал без сна, мучимый неутолимым голодом, ненавидя Келли, ненавидя себя за то, что так страстно ее желает. Но больше всего он ненавидел отца – лютой, смертельной ненавистью.
Однажды воскресным утром они остались с Келли одни на кухне. Нат, как всегда по воскресеньям, пошел на семейное кладбище.
– Мы должны увидеться, – взмолился Хэм. – Я больше не могу. Сегодня днем. Я буду ждать тебя на сеновале.
Она улыбнулась.
– Я приду. В три часа. Твой отец любит по воскресеньям поспать днем.
Хэм кивнул и вышел на воздух. Несколько минут наблюдал за отцом. Тот стоял на коленях у могилы Аманды, по-видимому, произнося слова молитвы. Седая грива развевалась по ветру. Хэм сердито отвернулся и пошел обратно к дому.
На сеновале стояла теплая тишина, нарушаемая лишь жужжанием мух внизу, в стойле. Хэм быстро поднялся по лесенке наверх, огляделся, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106