— Дурак! Надо кричать «Да здравствует император!».
Прохожий не стал спорить. Он снова снял шапку и крикнул;
— Да здравствует император!
Вскоре маленькое войско подошло к дому Вуароля. Луи-Наполеон в сопровождении Водрея вошел. Генерал встретил их в нижнем белье, позеленевший от страха.
— Что вам угодно?
Принц, желавший, чтобы факт государственного переворота не вызывал сомнений, принял отеческий тон:
— Генерал, я пришел к вам как друг. Я был бы в отчаянии, если бы мне пришлось поднимать наше старое трехцветное знамя без такого бравого офицера, как вы. Гарнизон города на нашей стороне. Решайтесь и присоединяйтесь к нам…
Маленький генерал неожиданно выпрямился:
— Нет, вы ошибаетесь. Гарнизон не на вашей стороне, и я не собираюсь присоединяться к вам.
Луи-Наполеон почувствовал себя очень неловко, услышав такой решительный отказ, которого совершенно не ожидал. Пытаясь увлечь Вуароля, он решил повторить то, что имело такой успех во дворе казармы. Он раскрыл объятия и произнес с чувством:
— Подойдите, бравый генерал, чтобы я мог вас обнять.
Но эта фраза не произвела эффекта, на который он рассчитывал. Вуароль, совершенно перепуганный, отбежал и спрятался под столом. Тогда разъяренный Бодрей положил руку на плечо генерала в подштанниках и закричал:
— Очень хорошо, месье Вуароль. От имени императора я лишаю вас звания и арестовываю. И если вы попытаетесь бежать или оказать сопротивление, мои люди применят оружие. Следуйте за мной.
Генерал поклонился:
— Я уступаю насилию, — сказал он. — Но прошу вас, монсеньер, подождите несколько минут. Я только оденусь.
— Я пойду с вами, — заявил Водрей.
— К сожалению, г-жа Вуароль еще в неглиже…
Принц, неизменно галантный, запретил Водрею входить в жилые комнаты генерала Вуароля, который, расшаркавшись, исчез.
По прошествии десяти минут поджидавшие стали удивляться, что генерала так долго нет. С позволения принца полковник толкнул дверь. Г-жа Вуароль в папильотках сидела в комнате одна. Генерал сбежал из дома по другой лестнице…
Принц поспешил на улицу:
— Быстрее в казарму Финкмат!
Но генералу Вуаролю хватило времени поднять по тревоге 46-й пехотный полк и отдать им строжайший приказ оказать сопротивление. При появлении во дворе казармы Финкмат Луи-Наполеон и его люди попали буквально в ловушку, были арестованы и обезоружены.
Так что галантность принца привела к провалу государственного переворота.
Если Персиньи при содействии г-жи Гордон удалось выскользнуть из Страсбурга, то Водрей и Луи-Наполеон были препровождены в крепость.
Через несколько дней принца перевезли в Париж, где префект полиции, г-н Делессер, принял его с большим уважением. В течение двух часов, сидя в огромной столовой префектуры, Луи-Наполеон беседовал со своим тюремщиком, не подозревая, что именно в этот момент судьба, развлекаясь, уже вязала новые узелки.
И действительно, как раз в эту столовую дети г-на Делессера, Сессиль и Эдуард, приходили каждое утро и под руководством унтер-офицера саперного батальона занимались гимнастикой в компании с двумя испанскими девушками, одну из которых звали Евгения Монтихо.
В АМЕРИКЕ ЛУИ-НАПОЛЕОН ПУСКАЕТСЯ В РАЗГУЛЬНУЮ ЖИЗНЬ
Жизненный путь императора — это прежде всего путь галантного человека, и пролег он через рощицы Арененберга, альковы Флоренции и притоны Нью-Йорка…
Мартэн Руссе
В Париже Луи-Наполеон находился не для того, чтобы его судили. Король знал, что делу принца судебный процесс будет только на пользу, и потому решил замять дело. Поэтому перед страсбургским судом предстали лишь статисты. А главный обвиняемый, которого сочли просто легкомысленным мальчишкой, был отправлен в Америку…
15 ноября Луи-Наполеон прибыл в Лорьян, где поднялся на борт парусного фрегата «Андромеда».
После мучительного плавания с единственной малоутешительной остановкой в Рио-де-Жанейро он высадился в Нью-Йорке в начале января 1837 года, имея в наличии всего пятнадцать тысяч франков золотом, которые он получил в момент отъезда из Франции от сделавшего этот отеческий жест Луи-Филиппа.
Пока будущий император прогуливался по Бродвею, открывая для себя полностью поглощенный бизнесом Новый Свет, в страсбургском Дворце правосудия сообщники предстали перед судом присяжных.
Когда г-жа Гордон появилась в отсеке для обвиняемых рядом с Водреем и пятью другими заговорщиками, по залу прокатился восхищенный шепот публики. Певица выглядела очень элегантно в шляпке из белого сатина, платье из черного шелка и кружевного воротника с крупной вышивкой…
В своих ответах на вопросы председателя суда она продемонстрировала большую преданность делу принца и призналась, что утром в день восстания встретила генерала Вуароля в тот самый момент, когда тот, сбежав из собственного дома, поспешил в казарму, чтобы поднять гарнизон против заговорщиков.
— У меня самой было два пистолета, — заявила она с подкупающей простотой. — Мне хотелось всем вам размозжить голову, но потом я подумала, что вы все участвуете в заговоре, и дала вам пройти.
Маленького генерала задним числом охватила дрожь.
После двенадцати дней судебных дебатов суд всех оправдал, к величайшей радости страсбургских обывателей, которые устроили шествие в городе и банкет, на котором чествовали сообщников принца… После этого г-жа Гордон поехала в Париж, потом в Лондон, где снова встретилась с Персиньи, которому досталась нелегкая задача заменить в ее постели одновременно Луи-Наполеона, бурного полковника Водрея и еще дюжину страсбургских офицеров, которым певица регулярно позволяла попользоваться своим атласным телом…
В Нью-Йорке Луи-Наполеон с большим облегчением узнал о помиловании своих сообщников. Радость его, однако, была испорчена другой новостью. Мать сообщила ему, что разъяренный страсбургским делом король Жером отказал ему в руке принцессы Матильды. «Я бы предпочел, — писал он, — отдать свою дочь какому-нибудь крестьянину, чем человеку, столь амбициозному и честолюбивому, который способен играть судьбой бедной девочки, чуть было не доверенной ему…»
Такое решение всерьез огорчило принца, который, несмотря на все свои похождения, был влюблен в свою очаровательную кузину. В течение нескольких дней он был мрачнее тучи. А потом решил немного встряхнуться. А так как ему требовалось разом отвлечься и от своего политического провала и от несостоявшейся любви, кинулся в разгул, о котором до этого он и его окружение много говорили на американской земле.
Для начала, как рассказывает Артюр Пандари, «он навестил дома терпимости и повел себя в них, так что труженицы этих заведений приходили в ужас при каждом следующем его появлении».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68