Только вчера он обнимал ее под предлогом, что учит ее ловить рыбу. Теперь совершенно ясно, что он только забавлялся с ней, что он собирался жениться на Альберте. Что любит Альберту.
Гнев укрепил ее гордость, уничтожил последние остатки надежды и не дал пролиться слезам. Он не заслуживал того, чтобы плакать о нем, и Пруденс дала себе слово никогда не проронить по нему ни одной слезинки. Она вскинула голову, отвернулась от танцующей пары, обошла Роберта и направилась к тому месту, где стояли ее тетя и дядя. Она сказала, что у нее разболелась голова, и, не дожидаясь ответа, круто повернулась и покинула бальный зал.
Ожидая внизу карету, она заметила, что у тети и дяди довольный вид. Они, без сомнения, обрадовались, что злополучный герцог обошел вниманием их племянницу на этот раз и, может быть, навсегда, так как продемонстрировал свои намерения всему лондонскому свету.
Сидя в карете на пути в «Савой», Пруденс поразмыслила и решила, что это будет для герцога подходящая партия. Ад, который Альберта устроит ему, как только они поженятся, будет достойной наградой негодяю.
Позже, когда она готовилась ко сну, гнев ее поутих и спрятался глубоко под обычным спокойствием ее миролюбивой натуры. Она даже смогла убедить Уоддел, что на балу было весело, что она прекрасно провела время, пока не разболелась голова, отчего и пришлось уехать.
Пруденс отказалась от предложения горничной положить холод на голову, уверив, что ей нужен только хороший сон. Отпустив Уоддел, она забралась в постель, но сон все не шел.
Она лежала в темноте, не в силах забыть события вчерашнего и минувшего дней, и чем больше размышляла, тем больше поднимался в ней гнев.
Как он смел так играть с ней? Оказывал внимание, вызвал ответные чувства, не имея серьезных намерений. Он не лгал, уверяя, что в нем нет ничего замечательного. Если он хотел жениться наледи Альберте, зачем пригласил ее, Пруденс, на пикник?
Она откинула простыни и встала с кровати. Она подошла к туалетному столику, открыла ящичек вынула карточку, которую он вложил ей в руку в Национальной галерее, а также записку, которую прислал ей в опере. Она долго смотрела на них, а потом дрожащими руками разорвала и бросила в корзину для бумаг.
«Вы нравитесь мне больше всех».
Неожиданно весь гнев испарился, и Пруденс без сил опустилась на стул у туалетного столика. Она смотрела на записки, от которых теперь остались одни клочки, так же как и от ее надежд, и ее решимость исчезла. Пруденс разразилась рыданиями.
Глава 9
Кажется, самый скандально известный герцог, вернувшийся в Англию всего две недели назад, уже выбрал себе герцогиню. Мы можем только похвалить его как самого проворного жениха.
«Соушл газетт», 1894 год
К утру Пруденс выплакала все слезы. С помощью Уоддел она приложила к глазам компрессы из чая, припудрила нос и, когда пришло время идти с тетей и дядей в церковь, уже надеялась, что по ее виду нельзя будет догадаться о проведенной без сна ночи и пролитых слезах. Она со всей отчетливостью поняла, что отчасти должна винить во всем себя, свои собственные нереальные ожидания. Она решила, что никогда больше не позволит себе глупости довериться мужчине, пусть даже он будет невероятно привлекателен.
По окончании службы она отмахнулась от предложения тети провести остаток дня у Миллисент, сказав, что намерена придерживаться прежних привычек и по воскресеньям пить чай на Литтл-Рассел-стрит.
Когда ее великолепная карета с откинутым верхом по случаю прекрасного весеннего дня остановилась у пансиона и кучер опустил ступеньки, она привлекла несколько любопытных взглядов прохожих. Пруденс вышла из кареты и постояла у входа, разглядывая аккуратный кирпичный дом с зеленой дверью и тюлевыми занавесками. Волна ностальгии затопила ее. «Савой» – роскошная гостиница, но это не Литтл-Рассел-стрит.
Только неделя прошла с тех пор, как она жила здесь, а вся ее жизнь совершенно изменилась, как ей представлялось, к лучшему. Но сейчас, глядя на дом, в котором она прожила одиннадцать лет, испытывая горечь от событий последней ночи, Пруденс не была в этом уверена. Она не стала звонить. Хотя Пруденс здесь больше не жила, она не собиралась менять свои отношения с подругами, открыла дверь и вошла.
– Всем здравствуйте, – сказала она с вымученной жизнерадостностью, переступая порог. – Чайник кипит, я надеюсь?
Ее встретили радостными возгласами в гостиной; подруги высыпали в холл и окружили ее.
Первой Пруденс приветствовала миссис Моррис.
– Пруденс, дорогая, какой приятный сюрприз! – воскликнула домовладелица, расплываясь в широкой улыбке. – Мы не ожидали увидеть вас сегодня.
– Не могу представить причину, по которой я могла бы отсутствовать, – отвечала она, снимая накидку. – Знаете, я никогда не пропускаю воскресное чаепитие.
– Мы не думали, что ты захочешь продолжить знакомство с нами, – сказала ей Мария с веселой беззаботностью, которая, как Пруденс знала, была притворной. – Ты теперь богатая наследница и все такое, слишком важная птица, чтобы знаться с нами.
Пруденс смотрела на смеющиеся лица, и сердце ее сжалось. Милая, глупенькая миссис Моррис, которая заволновалась и засуетилась, уверенная, что чай в «Савое» должен быть куда привлекательнее, чем здесь! Жизнерадостная миссис Инкберри, давняя подруга миссис Моррис, которая не жила в этом доме с тех пор, как вышла замуж больше двух десятков лет назад, но все еще приходила на чай каждое воскресенье. И такие же, как она в прошлом, одинокие девушки-швеи – Миранда, Дейзи, Люси и, конечно, Мария, которая тепло обняла ее и осведомилась, не успела ли она обручиться.
Вопрос стер улыбку с лица Пруденс. И это не прошло незамеченным. Посыпались вопросы, и скоро она сидела на своем обычном месте на диванчике и рассказывала все о событиях той ночи сочувственно внимающим слушательницам.
– Моя дорогая, как ужасно! – прожурчала миссис Инкберри, успокаивающе похлопывая ее по плечу и подавая носовой платок. – Что вам нужно, так это чашечка чаю, горячего и крепкого, и чего-нибудь к чаю. – Она осмотрела стол. – Абигайль?
– Чаю? – Миссис Моррис покачала головой и поднялась со стула. – Нет, Джозефина, не чай нужен девушке в такое время. Маленький стаканчик джина – вот что приведет ее в порядок.
Последовало неловкое молчание. Девушки незаметно обменялись взглядами. Никто не хотел обидеть миссис Моррис, сказав ей, что ее джин отвратителен.
– Нет-нет, пожалуйста, – запротестовала Пруденс. – Днем я предпочитаю не пить спиртные напитки, даже в медицинских целях. Чай – это всегда хорошо, спасибо.
Миссис Моррис заколебалась, но вернулась на место. Для Пруденс тут же наполнили чашку и передали ей – ароматный, горячий чай «Эрл Грей», любимый сорт королевы и поэтому неизменно подаваемый на Литтл-Рассел-стрит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Гнев укрепил ее гордость, уничтожил последние остатки надежды и не дал пролиться слезам. Он не заслуживал того, чтобы плакать о нем, и Пруденс дала себе слово никогда не проронить по нему ни одной слезинки. Она вскинула голову, отвернулась от танцующей пары, обошла Роберта и направилась к тому месту, где стояли ее тетя и дядя. Она сказала, что у нее разболелась голова, и, не дожидаясь ответа, круто повернулась и покинула бальный зал.
Ожидая внизу карету, она заметила, что у тети и дяди довольный вид. Они, без сомнения, обрадовались, что злополучный герцог обошел вниманием их племянницу на этот раз и, может быть, навсегда, так как продемонстрировал свои намерения всему лондонскому свету.
Сидя в карете на пути в «Савой», Пруденс поразмыслила и решила, что это будет для герцога подходящая партия. Ад, который Альберта устроит ему, как только они поженятся, будет достойной наградой негодяю.
Позже, когда она готовилась ко сну, гнев ее поутих и спрятался глубоко под обычным спокойствием ее миролюбивой натуры. Она даже смогла убедить Уоддел, что на балу было весело, что она прекрасно провела время, пока не разболелась голова, отчего и пришлось уехать.
Пруденс отказалась от предложения горничной положить холод на голову, уверив, что ей нужен только хороший сон. Отпустив Уоддел, она забралась в постель, но сон все не шел.
Она лежала в темноте, не в силах забыть события вчерашнего и минувшего дней, и чем больше размышляла, тем больше поднимался в ней гнев.
Как он смел так играть с ней? Оказывал внимание, вызвал ответные чувства, не имея серьезных намерений. Он не лгал, уверяя, что в нем нет ничего замечательного. Если он хотел жениться наледи Альберте, зачем пригласил ее, Пруденс, на пикник?
Она откинула простыни и встала с кровати. Она подошла к туалетному столику, открыла ящичек вынула карточку, которую он вложил ей в руку в Национальной галерее, а также записку, которую прислал ей в опере. Она долго смотрела на них, а потом дрожащими руками разорвала и бросила в корзину для бумаг.
«Вы нравитесь мне больше всех».
Неожиданно весь гнев испарился, и Пруденс без сил опустилась на стул у туалетного столика. Она смотрела на записки, от которых теперь остались одни клочки, так же как и от ее надежд, и ее решимость исчезла. Пруденс разразилась рыданиями.
Глава 9
Кажется, самый скандально известный герцог, вернувшийся в Англию всего две недели назад, уже выбрал себе герцогиню. Мы можем только похвалить его как самого проворного жениха.
«Соушл газетт», 1894 год
К утру Пруденс выплакала все слезы. С помощью Уоддел она приложила к глазам компрессы из чая, припудрила нос и, когда пришло время идти с тетей и дядей в церковь, уже надеялась, что по ее виду нельзя будет догадаться о проведенной без сна ночи и пролитых слезах. Она со всей отчетливостью поняла, что отчасти должна винить во всем себя, свои собственные нереальные ожидания. Она решила, что никогда больше не позволит себе глупости довериться мужчине, пусть даже он будет невероятно привлекателен.
По окончании службы она отмахнулась от предложения тети провести остаток дня у Миллисент, сказав, что намерена придерживаться прежних привычек и по воскресеньям пить чай на Литтл-Рассел-стрит.
Когда ее великолепная карета с откинутым верхом по случаю прекрасного весеннего дня остановилась у пансиона и кучер опустил ступеньки, она привлекла несколько любопытных взглядов прохожих. Пруденс вышла из кареты и постояла у входа, разглядывая аккуратный кирпичный дом с зеленой дверью и тюлевыми занавесками. Волна ностальгии затопила ее. «Савой» – роскошная гостиница, но это не Литтл-Рассел-стрит.
Только неделя прошла с тех пор, как она жила здесь, а вся ее жизнь совершенно изменилась, как ей представлялось, к лучшему. Но сейчас, глядя на дом, в котором она прожила одиннадцать лет, испытывая горечь от событий последней ночи, Пруденс не была в этом уверена. Она не стала звонить. Хотя Пруденс здесь больше не жила, она не собиралась менять свои отношения с подругами, открыла дверь и вошла.
– Всем здравствуйте, – сказала она с вымученной жизнерадостностью, переступая порог. – Чайник кипит, я надеюсь?
Ее встретили радостными возгласами в гостиной; подруги высыпали в холл и окружили ее.
Первой Пруденс приветствовала миссис Моррис.
– Пруденс, дорогая, какой приятный сюрприз! – воскликнула домовладелица, расплываясь в широкой улыбке. – Мы не ожидали увидеть вас сегодня.
– Не могу представить причину, по которой я могла бы отсутствовать, – отвечала она, снимая накидку. – Знаете, я никогда не пропускаю воскресное чаепитие.
– Мы не думали, что ты захочешь продолжить знакомство с нами, – сказала ей Мария с веселой беззаботностью, которая, как Пруденс знала, была притворной. – Ты теперь богатая наследница и все такое, слишком важная птица, чтобы знаться с нами.
Пруденс смотрела на смеющиеся лица, и сердце ее сжалось. Милая, глупенькая миссис Моррис, которая заволновалась и засуетилась, уверенная, что чай в «Савое» должен быть куда привлекательнее, чем здесь! Жизнерадостная миссис Инкберри, давняя подруга миссис Моррис, которая не жила в этом доме с тех пор, как вышла замуж больше двух десятков лет назад, но все еще приходила на чай каждое воскресенье. И такие же, как она в прошлом, одинокие девушки-швеи – Миранда, Дейзи, Люси и, конечно, Мария, которая тепло обняла ее и осведомилась, не успела ли она обручиться.
Вопрос стер улыбку с лица Пруденс. И это не прошло незамеченным. Посыпались вопросы, и скоро она сидела на своем обычном месте на диванчике и рассказывала все о событиях той ночи сочувственно внимающим слушательницам.
– Моя дорогая, как ужасно! – прожурчала миссис Инкберри, успокаивающе похлопывая ее по плечу и подавая носовой платок. – Что вам нужно, так это чашечка чаю, горячего и крепкого, и чего-нибудь к чаю. – Она осмотрела стол. – Абигайль?
– Чаю? – Миссис Моррис покачала головой и поднялась со стула. – Нет, Джозефина, не чай нужен девушке в такое время. Маленький стаканчик джина – вот что приведет ее в порядок.
Последовало неловкое молчание. Девушки незаметно обменялись взглядами. Никто не хотел обидеть миссис Моррис, сказав ей, что ее джин отвратителен.
– Нет-нет, пожалуйста, – запротестовала Пруденс. – Днем я предпочитаю не пить спиртные напитки, даже в медицинских целях. Чай – это всегда хорошо, спасибо.
Миссис Моррис заколебалась, но вернулась на место. Для Пруденс тут же наполнили чашку и передали ей – ароматный, горячий чай «Эрл Грей», любимый сорт королевы и поэтому неизменно подаваемый на Литтл-Рассел-стрит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67