Его герцогиней.
Она стояла у окна, но расстилавшийся перед ней вид словно перестал существовать, потому что она подумала о своем будущем муже. Щеки у нее запылали – она вспомнила то, что случилось в ее спальне в поезде, то, что он делал с ней, прикосновения, которые приводили к таким неожиданным восхитительным последствиям, взрыву ощущений, о существовании которых она не подозревала. Даже сейчас в тех местах, которые Рис трогал, кожа ее, казалось, горела, и, закрыв глаза, с участившимся дыханием, Пруденс стала воображать его руки на своем теле.
Скрип двери прервал греховные грезы, Пруденс вздрогнула и втянула голову в плечи, щеки ее горели. Она снова стала смотреть в окно, но краешком глаза наблюдала, как в комнату вошла Уоддел, а следом за ней две другие горничные в серых платьях с белыми фартуками и в белых чепцах. Они принесли мыло, полотенца и большие кувшины с горячей водой. Следуя указаниям Уоддел, они оставили все это на туалетном столике, присели в реверансе и удалились, закрыв за собой дверь.
– Что вы думаете об этом доме, Уоддел? – спросила Пруденс, прислоняясь спиной к окну и наблюдая за горничной, открывшей один из стоявших на полу дорожных сундуков.
– Роскошное имение, да, мисс? – Уоддел вынула из сундука розовое платье из французского шелка и вопросительно подержала его на руке. Пруденс одобрительно кивнула, и горничная положила платье на кровать, рядом положила длинный, до пола, жакет, после чего начала вынимать из сундука нижнее белье. – Только дом кажется немного пустым, – добавила она, ставя на пол у кровати атласные туфельки цвета слоновой кости.
Пруденс вспомнилось, как гулко звучал голос Риса над серым камнем лестницы, и дрожь пробежала по ее телу от непонятного страха.
– Это холодный дом, – сказала она, удивленная собственными словами. – Уинтер-Парк – подходящее для него название. Я не… я не думаю, что он мне нравится.
Уоддел прекратила свое занятие и огляделась:
– Но у вас просто замечательная комната. Мистер Фейн сказал мне, что его светлость приказал обставить ее самым лучшим образом.
– Вот как?
Горничная кивнула, и приятное тепло охватило Пруденс от такой заботливости, изгнав дурное предчувствие. Но когда спустя полчаса она появилась в гостиной, то снова почувствовала озноб.
Стоило ей войти в гостиную, как холод охватил ее, точно по комнате гулял арктический ветер. Рис стоял у камина, прислонясь к облицовке, в непринужденной, какой-то вялой позе, но Пруденс чувствовала, что он напряжен. Во время официального представления она снова заметила, как дрогнул его голос, когда он представлял ее своей матери.
– Моя дорогая. – Леди Эдвард Де Уинтер вышла вперед. Руки ее были раскрыты в приветственном жесте, она улыбалась, но, глядя на лицо женщины, Пруденс не обманывалась. Когда Рис сказал, что его мать может разрезать тетю Эдит на кусочки, сожрать ее, а кости бросить собакам, Пруденс думала, что он преувеличивает. Она ему не поверила. Теперь верила.
Тем не менее, леди Эдвард явно была когда-то очень красивой. Внешне они с сыном в чем-то походили друг на друга, но если зеленые, с серебром, глаза Риса рождали, в памяти Пруденс луга ранней осени, то глаза этой женщины были похожи на льдистые зеленые драгоценные камни. Улыбка Риса согревала, как солнечные лучи, а улыбка этой женщины казалась результатом волевого усилия, как будто она боялась, что ее неподвижное лицо может распасться. Пруденс, которая доверяла своим первым впечатлениям, знала, что никогда не встречала более холодной женщины.
– Как поживаете? – пробормотала она, глядя на Риса, который также представил своей матери мистера и миссис Федергилл.
Пруденс ощутила, что он снова надел маску, маску уважительного сына.
Леди Эдвард разливала чай, была внимательна и любезна, спросила о том, как они доехали из Лондона, и о планах на предстоящие недели. Когда она поднялась и прошла через комнату, чтобы подать Рису чашку с чаем, он с улыбкой принял чай из ее рук.
– Ухаживаете за мной, мама? – небрежно спросил он. – Как это… по-матерински.
– Я всегда старалась изо всех сил, – сказала она, тоже отвечая ему улыбкой.
– Разумеется.
Пруденс наблюдала за ними, чувствуя, что за этим вежливым обменом словами что-то кроется, какие-то сильные чувства, а потом, глядя, как они улыбаются друг другу, она поняла, что именно.
Они ненавидели друг друга всеми фибрами души.
Леди Эдвард с видом материнской привязанности похлопала сына по плечу, вернулась на свое место и повернула разговор на организацию свадьбы. Она предложила приехать в Лондон и принять участие в приготовлениях, помочь всем, чем сможет. Однако Пруденс, все еще не спускающая глаз с Риса, решила, что, несмотря на множество хлопот, связанных со свадьбой, она не будет искать помощи будущей свекрови. Она пробормотала что-то вежливое и уклончивое.
Гостей стали обносить пирожными. Все с удовольствием угощались, только Рис отказался, сославшись, что ничего не хочет.
– Ни одного пирожного? Никаких лепешек и джема? – засмеялась Эдит. – Как необычно. Большинство мужчин любит сладкое и зачастую просто пожирает все это за чаем.
– В самом деле? – ровным голосом сказал Рис. – Я сам предпочитаю плотную еду с чаем. Воспоминания детства, наверное.
Его голос звучал весело, улыбка была дружелюбной, и все же волосы на шее у Пруденс встали дыбом.
Ей нужно было что-то сказать.
– Леди Эдвард, я очень хотела бы знать, каким его светлость был мальчиком. Что он предпочитал на ужин с чаем?
Последовала пауза, потом леди Де Уинтер издала вежливый смешок:
– Мне кажется… да, я думаю, это всегда была «жаба в норе».
– Удивительно, что вы знаете это, мама, – протянул Рис, – потому что не думаю, что вы хотя бы раз поужинали с нами. На самом деле я не помню, чтобы вы когда-либо заглянули в детскую, когда мы с братом были маленькими. Обычно вы пребывали в Париже.
Сидя рядом следи Эдвард на диванчике, Пруденс почувствовала, как та напряглась и затаила дыхание. В воздухе повисло нечто такое, отчего в животе у Пруденс сжался комок. Что-то было очень плохо, но она не понимала что.
– Дядя Ивлин, – мягко продолжал Рис, – вот кто любил ужинать с нами. В то лето, когда мы были здесь, он пользовался любым случаем, чтобы навестить нас в детской. Он и играл с нами. Особенно в краба. – Последовала долгая пауза. – Дядя Ивлин любил эту игру.
Звяканье фарфора заставило Пруденс взглянуть на руки леди Эдвард. Они дрожали, чашечка с блюдцем в ее дрожащих руках издавали «клинг-клинг-клинг», но в напряженной тишине комнаты эти звуки воспринимались как выстрелы.
Рис поставил свою чашку на каминную полку.
– Прошу меня извинить, но я должен пройтись по парку и посмотреть, что там нужно сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Она стояла у окна, но расстилавшийся перед ней вид словно перестал существовать, потому что она подумала о своем будущем муже. Щеки у нее запылали – она вспомнила то, что случилось в ее спальне в поезде, то, что он делал с ней, прикосновения, которые приводили к таким неожиданным восхитительным последствиям, взрыву ощущений, о существовании которых она не подозревала. Даже сейчас в тех местах, которые Рис трогал, кожа ее, казалось, горела, и, закрыв глаза, с участившимся дыханием, Пруденс стала воображать его руки на своем теле.
Скрип двери прервал греховные грезы, Пруденс вздрогнула и втянула голову в плечи, щеки ее горели. Она снова стала смотреть в окно, но краешком глаза наблюдала, как в комнату вошла Уоддел, а следом за ней две другие горничные в серых платьях с белыми фартуками и в белых чепцах. Они принесли мыло, полотенца и большие кувшины с горячей водой. Следуя указаниям Уоддел, они оставили все это на туалетном столике, присели в реверансе и удалились, закрыв за собой дверь.
– Что вы думаете об этом доме, Уоддел? – спросила Пруденс, прислоняясь спиной к окну и наблюдая за горничной, открывшей один из стоявших на полу дорожных сундуков.
– Роскошное имение, да, мисс? – Уоддел вынула из сундука розовое платье из французского шелка и вопросительно подержала его на руке. Пруденс одобрительно кивнула, и горничная положила платье на кровать, рядом положила длинный, до пола, жакет, после чего начала вынимать из сундука нижнее белье. – Только дом кажется немного пустым, – добавила она, ставя на пол у кровати атласные туфельки цвета слоновой кости.
Пруденс вспомнилось, как гулко звучал голос Риса над серым камнем лестницы, и дрожь пробежала по ее телу от непонятного страха.
– Это холодный дом, – сказала она, удивленная собственными словами. – Уинтер-Парк – подходящее для него название. Я не… я не думаю, что он мне нравится.
Уоддел прекратила свое занятие и огляделась:
– Но у вас просто замечательная комната. Мистер Фейн сказал мне, что его светлость приказал обставить ее самым лучшим образом.
– Вот как?
Горничная кивнула, и приятное тепло охватило Пруденс от такой заботливости, изгнав дурное предчувствие. Но когда спустя полчаса она появилась в гостиной, то снова почувствовала озноб.
Стоило ей войти в гостиную, как холод охватил ее, точно по комнате гулял арктический ветер. Рис стоял у камина, прислонясь к облицовке, в непринужденной, какой-то вялой позе, но Пруденс чувствовала, что он напряжен. Во время официального представления она снова заметила, как дрогнул его голос, когда он представлял ее своей матери.
– Моя дорогая. – Леди Эдвард Де Уинтер вышла вперед. Руки ее были раскрыты в приветственном жесте, она улыбалась, но, глядя на лицо женщины, Пруденс не обманывалась. Когда Рис сказал, что его мать может разрезать тетю Эдит на кусочки, сожрать ее, а кости бросить собакам, Пруденс думала, что он преувеличивает. Она ему не поверила. Теперь верила.
Тем не менее, леди Эдвард явно была когда-то очень красивой. Внешне они с сыном в чем-то походили друг на друга, но если зеленые, с серебром, глаза Риса рождали, в памяти Пруденс луга ранней осени, то глаза этой женщины были похожи на льдистые зеленые драгоценные камни. Улыбка Риса согревала, как солнечные лучи, а улыбка этой женщины казалась результатом волевого усилия, как будто она боялась, что ее неподвижное лицо может распасться. Пруденс, которая доверяла своим первым впечатлениям, знала, что никогда не встречала более холодной женщины.
– Как поживаете? – пробормотала она, глядя на Риса, который также представил своей матери мистера и миссис Федергилл.
Пруденс ощутила, что он снова надел маску, маску уважительного сына.
Леди Эдвард разливала чай, была внимательна и любезна, спросила о том, как они доехали из Лондона, и о планах на предстоящие недели. Когда она поднялась и прошла через комнату, чтобы подать Рису чашку с чаем, он с улыбкой принял чай из ее рук.
– Ухаживаете за мной, мама? – небрежно спросил он. – Как это… по-матерински.
– Я всегда старалась изо всех сил, – сказала она, тоже отвечая ему улыбкой.
– Разумеется.
Пруденс наблюдала за ними, чувствуя, что за этим вежливым обменом словами что-то кроется, какие-то сильные чувства, а потом, глядя, как они улыбаются друг другу, она поняла, что именно.
Они ненавидели друг друга всеми фибрами души.
Леди Эдвард с видом материнской привязанности похлопала сына по плечу, вернулась на свое место и повернула разговор на организацию свадьбы. Она предложила приехать в Лондон и принять участие в приготовлениях, помочь всем, чем сможет. Однако Пруденс, все еще не спускающая глаз с Риса, решила, что, несмотря на множество хлопот, связанных со свадьбой, она не будет искать помощи будущей свекрови. Она пробормотала что-то вежливое и уклончивое.
Гостей стали обносить пирожными. Все с удовольствием угощались, только Рис отказался, сославшись, что ничего не хочет.
– Ни одного пирожного? Никаких лепешек и джема? – засмеялась Эдит. – Как необычно. Большинство мужчин любит сладкое и зачастую просто пожирает все это за чаем.
– В самом деле? – ровным голосом сказал Рис. – Я сам предпочитаю плотную еду с чаем. Воспоминания детства, наверное.
Его голос звучал весело, улыбка была дружелюбной, и все же волосы на шее у Пруденс встали дыбом.
Ей нужно было что-то сказать.
– Леди Эдвард, я очень хотела бы знать, каким его светлость был мальчиком. Что он предпочитал на ужин с чаем?
Последовала пауза, потом леди Де Уинтер издала вежливый смешок:
– Мне кажется… да, я думаю, это всегда была «жаба в норе».
– Удивительно, что вы знаете это, мама, – протянул Рис, – потому что не думаю, что вы хотя бы раз поужинали с нами. На самом деле я не помню, чтобы вы когда-либо заглянули в детскую, когда мы с братом были маленькими. Обычно вы пребывали в Париже.
Сидя рядом следи Эдвард на диванчике, Пруденс почувствовала, как та напряглась и затаила дыхание. В воздухе повисло нечто такое, отчего в животе у Пруденс сжался комок. Что-то было очень плохо, но она не понимала что.
– Дядя Ивлин, – мягко продолжал Рис, – вот кто любил ужинать с нами. В то лето, когда мы были здесь, он пользовался любым случаем, чтобы навестить нас в детской. Он и играл с нами. Особенно в краба. – Последовала долгая пауза. – Дядя Ивлин любил эту игру.
Звяканье фарфора заставило Пруденс взглянуть на руки леди Эдвард. Они дрожали, чашечка с блюдцем в ее дрожащих руках издавали «клинг-клинг-клинг», но в напряженной тишине комнаты эти звуки воспринимались как выстрелы.
Рис поставил свою чашку на каминную полку.
– Прошу меня извинить, но я должен пройтись по парку и посмотреть, что там нужно сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67