Как в детской сказочке — с ним тесно, а без него скучно. …И еще Николка выдумал какие-то совершенные глупости относительно Александра Михайловича!»
В саду уже царила грозовая летняя тьма. Я вышла на террасу, на которой меня настиг радостный крик Николки:
— Вам — мат, Александр Михайлович! Вам — мат!!
Александр Михайлович даже рассмеялся.
— Не может быть! — притворно забеспокоился он.
— Мат! Господи! — не унимался Николка. — Первый раз в моей жизни я поставил вам мат! Боже мой!
Я заглянула в зал. Александр Михайлович курил и с улыбкой убирал фигуры с доски.
— Постойте! — вдруг заволновался Николка. — Кажется… Постойте, постойте! А вы не поддались ли мне нарочно? — с вызовом спросил он.
— Вот еще! — сдвинул брови Александр Михайлович, стараясь спрятать усмешку.
— Но вы, кажется, могли пойти ладьей!.. Вы не могли пропустить той комбинации!..
— О чем вы, Николай?
— Зачем вы убрали шахматы? — обиженно спросил Николка.
На столе стояла чистая шахматная доска, и мне припомнился спиритический сеанс. В саду зашумели листвой деревья. «…И любовь из них большее, — про себя повторила я. — Откуда это слова?»
— Анна Николаевна, — окликнул меня Александр Михайлович, — Николай мне влепил отчаянный мат. Как вы думаете — это оттого, что я стал слишком стар и глуп, или оттого, что нынешняя молодежь умнее нас?
— Я не следила за ходом игры.
— Не обязательно следить, — сказал он серьезно. — А как вы думаете — много ли матов у меня еще будет впереди?
— Не знаю… — сказала я немного растерянно.
— Вы отличный игрок! — заверил его Николка горячо. — Мой выигрыш — частный случай везения, не более того.
Александр Михайлович покачал головой.
— Везение или нет… Бывает, что крохотный, незначительный единичный проигрыш может расстроить на всю жизнь — запомнится и все изменит в дальнейшем.
Николка блеснул улыбкой.
— Я очень надеюсь, — сказал он весело, — что сегодня у вас не тот самый роковой проигрыш, о котором вы только что сказали!
— Нет, конечно. Но, кто знает, может, он близится? Грядет, как говорят наши газетные апокалиптики.
Раздался гром, заставив меня вздрогнуть, а Николку рассмеяться. Дождь зашумел по окнам. Забегала прислуга, убирая плетеные кресла с террасы.
— Вам бы в пророки пойти, Александр Михайлович, — сказал Николка. — вот как складно у вас получается. И гром небесный вовремя, и молнии тут как тут.
— В юродивые мне пора, — усмехнулся он.
Николка уехал в столицу, а туманным утром я увидела Вадима Александровича, идущего к моей даче. Я, как гимназистка, быстро сбежала по дорожке ему навстречу. Сердце мое билось слишком часто, улыбка не сходила с губ.
— Вадим Александрович! — окликнула я его. — Как же я вам рада! Мы не виделись восемь дней, я знаю, я нарочно считала.
— Доброе утро, Анна Николаевна! — поклонился он. — У меня были дела, но я поторопился их уладить и вернуться к вам. При всей нервозности наших отношений жить без вас я уже не могу.
— Вы опять за старое! — сказала я, пропуская его и закрывая калитку за ним. — Кстати, приезжал Александр Михайлович, он передал вам поклон. И благодарит за сдержанность во время катания в лодке.
— Вы в долгу не остаетесь! — покачал головой Любомирский. — Вы шутите или говорите правду?
— Конечно, шучу! И хоть Александр Михайлович не ревнивец, я не рискнула рассказать ему о нашем с вами летнем приключении. Идемте гулять вдоль пруда! Хотя — подождите!.. У меня для вас подарок!
— Неужели? — удивился он. — Чем я удостоился такой милости с вашей стороны?
— Вы проводите со мной много времени и не даете мне скучать! Должна же я вас как-то отблагодарить!
Подарок был приготовлен еще утром, я положила его на видное место. Сходить за ним, вернуться и быстро протянуть Вадиму Александровичу нарядный небольшой плоский сверток, перевязанный белой лентой, было делом нескольких минут.
— Вы меня заинтриговали, честное слово! — с улыбкой сказал Вадим Александрович. — И потом, в последний раз я получал подарок от дамы в тринадцать лет. И дамой была моя матушка.
— Разворачивайте! — с нетерпением попросила я. — Я хочу посмотреть, понравится ли вам!
Вадим Александрович развернул бумагу и достал мою фотографию.
— Когда вас не было, на дачи приезжал какой-то фотограф — и все словно обезумели, начали делать семейные фотографии, фотографии детей, я тоже поддалась общему порыву. Очень боялась, что не смогу ее подарить в день вашего приезда, но фотограф, к счастью, не подвел.
— Не знаю, как вас благодарить, моя милая Анна Николаевна! — серьезно сказал он.
— Не благодарите!.. Примите на добрую память. Я скучала без вас, а таким образом я всегда смогу быть рядом с вами.
— Вы даже представить себе не можете, как я того желаю, — и я услышала искренне грустные нотки в его голосе.
Я стояла, прислонившись к раскидистому дереву, Вадим Александрович сидел на траве чуть поодаль, в зубах у него была длинная травинка, он бросал мелкие камушки в воду.
— Анна Николаевна, вы когда-нибудь думали о том, что будет, когда лето закончится? — спросил он.
— Нет, Вадим Александрович, — честно призналась я.
— А я в вагоне, когда ехал сюда, задумался. Странно получается… Дачи будто иной мир. Сюда приезжают, здесь влюбляются, а потом наступает осень, и снова — город, общество… Иногда мне кажется — встретимся мы с вами после Рождества, а вы меня и не вспомните. Не кивнете даже.
— Что за глупости вам приходят в голову.
— Отчего же — глупости! Или вы думаете, что все будет иначе?
— Думаю, что да.
— И как же будет, по-вашему? — заинтересованно спросил Любомирский.
И я мечтательно начала рассказывать.
— Будет светлое лето. Всегда. И через месяц и через два. И через три. Вы будете приходить ко мне после обеда, читать книги. Потом вы начнете писать мне стихи. Учтите, хорошие стихи, иначе я на вас обижусь. Мы будем кататься на лодке. Пить чай с новым вареньем. Обязательно с вишневым вареньем. Вы же любите вишневое варенье. Так? Духов мы больше не будем вызывать, слишком это страшно, мне не понравилось, если честно. По вечерам мы будем танцевать под аккомпанемент сверчков.
Вадим Александрович медленно повернулся ко мне.
— Вы совершенный ребенок, Анна Николаевна.
— И пусть, — сказала я. — Что предлагаете вы? Вадим Александрович подошел ко мне, оперся плечом о дерево.
— Уедем. Куда вам угодно — в Париж, в Венецию, в Вену. Сегодня же. Не будем собирать чемоданов, строить планов на будущее. Просто возьмем — и уедем. Вся жизнь будет только для нас. Любое ваше желание исполнится. Всегда будет лето. Вы слышите меня, Анна Николаевна? Всегда будет лето.
В душе у меня все перевернулось.
— Что вы такое говорите, Вадим Александрович? — едва смогла сказать я. — Не мучьте меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
В саду уже царила грозовая летняя тьма. Я вышла на террасу, на которой меня настиг радостный крик Николки:
— Вам — мат, Александр Михайлович! Вам — мат!!
Александр Михайлович даже рассмеялся.
— Не может быть! — притворно забеспокоился он.
— Мат! Господи! — не унимался Николка. — Первый раз в моей жизни я поставил вам мат! Боже мой!
Я заглянула в зал. Александр Михайлович курил и с улыбкой убирал фигуры с доски.
— Постойте! — вдруг заволновался Николка. — Кажется… Постойте, постойте! А вы не поддались ли мне нарочно? — с вызовом спросил он.
— Вот еще! — сдвинул брови Александр Михайлович, стараясь спрятать усмешку.
— Но вы, кажется, могли пойти ладьей!.. Вы не могли пропустить той комбинации!..
— О чем вы, Николай?
— Зачем вы убрали шахматы? — обиженно спросил Николка.
На столе стояла чистая шахматная доска, и мне припомнился спиритический сеанс. В саду зашумели листвой деревья. «…И любовь из них большее, — про себя повторила я. — Откуда это слова?»
— Анна Николаевна, — окликнул меня Александр Михайлович, — Николай мне влепил отчаянный мат. Как вы думаете — это оттого, что я стал слишком стар и глуп, или оттого, что нынешняя молодежь умнее нас?
— Я не следила за ходом игры.
— Не обязательно следить, — сказал он серьезно. — А как вы думаете — много ли матов у меня еще будет впереди?
— Не знаю… — сказала я немного растерянно.
— Вы отличный игрок! — заверил его Николка горячо. — Мой выигрыш — частный случай везения, не более того.
Александр Михайлович покачал головой.
— Везение или нет… Бывает, что крохотный, незначительный единичный проигрыш может расстроить на всю жизнь — запомнится и все изменит в дальнейшем.
Николка блеснул улыбкой.
— Я очень надеюсь, — сказал он весело, — что сегодня у вас не тот самый роковой проигрыш, о котором вы только что сказали!
— Нет, конечно. Но, кто знает, может, он близится? Грядет, как говорят наши газетные апокалиптики.
Раздался гром, заставив меня вздрогнуть, а Николку рассмеяться. Дождь зашумел по окнам. Забегала прислуга, убирая плетеные кресла с террасы.
— Вам бы в пророки пойти, Александр Михайлович, — сказал Николка. — вот как складно у вас получается. И гром небесный вовремя, и молнии тут как тут.
— В юродивые мне пора, — усмехнулся он.
Николка уехал в столицу, а туманным утром я увидела Вадима Александровича, идущего к моей даче. Я, как гимназистка, быстро сбежала по дорожке ему навстречу. Сердце мое билось слишком часто, улыбка не сходила с губ.
— Вадим Александрович! — окликнула я его. — Как же я вам рада! Мы не виделись восемь дней, я знаю, я нарочно считала.
— Доброе утро, Анна Николаевна! — поклонился он. — У меня были дела, но я поторопился их уладить и вернуться к вам. При всей нервозности наших отношений жить без вас я уже не могу.
— Вы опять за старое! — сказала я, пропуская его и закрывая калитку за ним. — Кстати, приезжал Александр Михайлович, он передал вам поклон. И благодарит за сдержанность во время катания в лодке.
— Вы в долгу не остаетесь! — покачал головой Любомирский. — Вы шутите или говорите правду?
— Конечно, шучу! И хоть Александр Михайлович не ревнивец, я не рискнула рассказать ему о нашем с вами летнем приключении. Идемте гулять вдоль пруда! Хотя — подождите!.. У меня для вас подарок!
— Неужели? — удивился он. — Чем я удостоился такой милости с вашей стороны?
— Вы проводите со мной много времени и не даете мне скучать! Должна же я вас как-то отблагодарить!
Подарок был приготовлен еще утром, я положила его на видное место. Сходить за ним, вернуться и быстро протянуть Вадиму Александровичу нарядный небольшой плоский сверток, перевязанный белой лентой, было делом нескольких минут.
— Вы меня заинтриговали, честное слово! — с улыбкой сказал Вадим Александрович. — И потом, в последний раз я получал подарок от дамы в тринадцать лет. И дамой была моя матушка.
— Разворачивайте! — с нетерпением попросила я. — Я хочу посмотреть, понравится ли вам!
Вадим Александрович развернул бумагу и достал мою фотографию.
— Когда вас не было, на дачи приезжал какой-то фотограф — и все словно обезумели, начали делать семейные фотографии, фотографии детей, я тоже поддалась общему порыву. Очень боялась, что не смогу ее подарить в день вашего приезда, но фотограф, к счастью, не подвел.
— Не знаю, как вас благодарить, моя милая Анна Николаевна! — серьезно сказал он.
— Не благодарите!.. Примите на добрую память. Я скучала без вас, а таким образом я всегда смогу быть рядом с вами.
— Вы даже представить себе не можете, как я того желаю, — и я услышала искренне грустные нотки в его голосе.
Я стояла, прислонившись к раскидистому дереву, Вадим Александрович сидел на траве чуть поодаль, в зубах у него была длинная травинка, он бросал мелкие камушки в воду.
— Анна Николаевна, вы когда-нибудь думали о том, что будет, когда лето закончится? — спросил он.
— Нет, Вадим Александрович, — честно призналась я.
— А я в вагоне, когда ехал сюда, задумался. Странно получается… Дачи будто иной мир. Сюда приезжают, здесь влюбляются, а потом наступает осень, и снова — город, общество… Иногда мне кажется — встретимся мы с вами после Рождества, а вы меня и не вспомните. Не кивнете даже.
— Что за глупости вам приходят в голову.
— Отчего же — глупости! Или вы думаете, что все будет иначе?
— Думаю, что да.
— И как же будет, по-вашему? — заинтересованно спросил Любомирский.
И я мечтательно начала рассказывать.
— Будет светлое лето. Всегда. И через месяц и через два. И через три. Вы будете приходить ко мне после обеда, читать книги. Потом вы начнете писать мне стихи. Учтите, хорошие стихи, иначе я на вас обижусь. Мы будем кататься на лодке. Пить чай с новым вареньем. Обязательно с вишневым вареньем. Вы же любите вишневое варенье. Так? Духов мы больше не будем вызывать, слишком это страшно, мне не понравилось, если честно. По вечерам мы будем танцевать под аккомпанемент сверчков.
Вадим Александрович медленно повернулся ко мне.
— Вы совершенный ребенок, Анна Николаевна.
— И пусть, — сказала я. — Что предлагаете вы? Вадим Александрович подошел ко мне, оперся плечом о дерево.
— Уедем. Куда вам угодно — в Париж, в Венецию, в Вену. Сегодня же. Не будем собирать чемоданов, строить планов на будущее. Просто возьмем — и уедем. Вся жизнь будет только для нас. Любое ваше желание исполнится. Всегда будет лето. Вы слышите меня, Анна Николаевна? Всегда будет лето.
В душе у меня все перевернулось.
— Что вы такое говорите, Вадим Александрович? — едва смогла сказать я. — Не мучьте меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47