— Я с нетерпением жду предстоящей битвы, ибо нет ничего приятнее на вкус, чем крестоносец, убитый в тот момент, когда он стремится захватить землю, на которой живет мой народ.
— Нет ничего приятнее на вкус человека, который верит в то, что его Бог оказал ему честь убивать других, — ответил Рагнор.
Араб пожал плечами и широко улыбнулся.
— В самом деле, мы просто любим вкус битвы, а что может лучше подойти в качестве оправдания потакания своим желаниям, чем война за священные идеалы?
— Такие войны будут всегда.
— Точно. Слава Аллаху и твоему Богу за то, что это так! — заключил араб.
Звали его Али Эбан, и в тех битвах, что последовали за их встречей, он заявил о себе как о неустрашимом и отважном бойце, и воины-христиане отзывались о нем с большим уважением. И даже сильные мира сего, в том числе и король Ричард Английский, сеяли смерть, упиваясь убийством, и посему, какие бы излишества ни позволяли себе Рагнор и Али, они оставались незамеченными на фоне всеобщей оргии смерти.
Однажды ночью, вернувшись на поле битвы, Рагнор обнаружил араба Али, который тоже находился там и впивался в тело еще живых с восторгом и сладострастием, не заботясь о том, что кто-то может застигнуть его за таким странным для человека занятием. Заметив Рагнора, подошедшего к нему вплотную, и оценив силы противника, которого не так легко взять, араб отступил, не забыв напомнить Рагнору о законе древних.
— Хватая своих, тех, которым все равно не выжить, не трогай тех, кто еще может подняться, — проговорил Рагнор.
Али кивнул, принимая условие. Нари стояла рядом с Рагнором и ушла вместе с ним. Она ласково говорила с теми, кто был близок к смерти, скрашивая нежным словом путь на небеса. В ту ночь она вернулась с Рагнором в их лагерь, лагерь крестоносцев, и любила его страстно и самозабвенно, как никогда.
Утром она исчезла.
Он искал ее многие месяцы. И когда он застал ее с Али, пирующей ночью на поле брани, забрал ее с собой.
Она снова кричала и плакала, но он не внял ее крикам. Он завернул ее в саван и проткнул ей сердце осиновым колом. Он нашел в одном древнем городе самую древнюю церковь и заплатил человеку, знакомому со священником, чтобы тот проследил за тем, чтобы ее уложили в каменный склеп как можно глубже под землю.
Нари не могла справиться с собственной природой. За все годы она так и не научилась обуздывать свои желания. Пока она была с ним, она могла смиряться с ограничениями, что накладывал на нее он, но при каждом удобном случае предавала — стоило лишь появиться новой стае, с которой можно убежать.
Потом Рагнор встретил Нари еще раз.
В те годы у него завязались отношения с молодой французской графиней, которая хотела решительно избавить своих соотечественников от слишком близкого контакта с недоброй памяти изобретением доктора Гильотина. Французская королевская семья демонстрировала свое презрение к массам слишком явно, но адская машина революции была пушена в ход и все набирала обороты, рубя головы слишком многим невинным. Казалось невозможным остановить наводнение жестокости.
Рагнор был рад возможности очередного приключения, учитывая благородство цели — выкрасть из тюрьмы невинных. Забавно увидеть ужас тюремщиков, обнаруживших пропажу своих жертв.
Он пробрался в Бастилию однажды ночью, чтобы забрать у тюремщиков ключи и слегка пустить кровь охранникам — взять ровно столько, чтобы они потеряли сознание. Он вошел в камеру и увидел, что его старая возлюбленная Нари находится среди пленников — разбитая и подавленная, спит на полу. Вначале он не узнал ее, но другая пленница — девушка, съежившаяся у стены как можно дальше от Нари, — поведала ему, что женщину зовут графиня Арабелла и что она пойдет под гильотину за издевательства над слугами.
— Издевательства?
— Она была замужем за лордом д'Аржентином. О нем говорили, будто он не человек, а чудовище, но однажды отец крестьянской девушки, над которой он надругался, обезумел от горя и изрубил его в куски серпом. Но графиню гнев народа не остановил. Будучи замужем за человеком королевской крови, она находилась под защитой короны, и правосудие над ней оказалось невластно: судьи сделали вид, словно у них нет доказательств того, что она забавлялась, убивая своих слуг, — рассказывала девушка. — Молю вас, спасите меня! Я такого ужаса здесь натерпелась. Если она проснется и найдет меня… Тогда я готова благословить гильотину! Пока она не успела до меня добраться, поскольку ее притащили сюда еле живую. Если вы должны спасти ее, добрый господин, оставьте меня здесь, ибо лучше умереть, чем жить рядом с такой, как она!
Рагнор задумался. До него доходили слухи о лорде д'Аржентине и графине Арабелле, знатной даме, которую считали повинной в исчезновении многих юных служанок и слуг.
Прошла не одна сотня лет, а он продолжал чувствовать старую боль.
И все же он повернулся и пошел прочь. Он знал, что Нари пойдет под нож по справедливости.
— Пошли, сегодня мы отправляемся в Англию, — позвал он девушку и вывел ее из камеры.
Потом он все прислушивался к себе. Он думал, что почувствует тот миг, когда на шею Нари упадет нож и прервет ее существование навечно. Но он ничего не чувствовал.
Потом, многие годы спустя…
Он проснулся. И понял.
Нари вернулась.
Глава 22
Рагнор задавал вопросы у регистрационной стойки больницы, объясняя на итальянском, что Джордан — ближайшая родственница Джареда Райли.
Однако подниматься наверх он с ней не стал. Он сказал, что они с Лючаном должны уехать, но ей беспокоиться не о чем, Шон будет рядом. Он коснулся креста, что висел у нее на цепочке, и улыбнулся.
— Против тебя он не работает, — пробормотала она.
Он улыбнулся.
— Я люблю такие красивые вещицы.
— Они что-то для тебя значат?
На самом деле да. У меня был друг, один из самых больших друзей в жизни, аббат. Он научил меня чувствовать себя в безопасности в церкви и научил своей вере. Но все равно носи его — он того стоит. Он может помочь тебе сохранить себя.
— Он может остановить таких, как Нари?
— По крайней мере он может ее задержать.
— Я должна знать еще что-то?
— Да. Такие, как Нари, не могут находиться в освященном помещении. Если почувствуешь опасность на улице, иди в церковь. К счастью, в Венеции, насколько я помню, их сотни две.
Джордан улыбнулась.
— Я помню.
Шон взял ее под руку, и они вдвоем пошли наверх, в палату Джареда. Шон сказал, что будет ждать ее в коридоре, возле двери — на случай, если он ей понадобится.
Джордан вскрикнула, увидев Джареда. Лицо его было серым как пепел. Из капельницы сквозь иглу, воткнутую в руку, текла кровь. Он выглядел так, будто был уже мертв.
— Ты вернулась.
Джордан обвела взглядом палату и увидела Синди. Она сидела, бессильно свесив руки, на стуле в углу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Нет ничего приятнее на вкус человека, который верит в то, что его Бог оказал ему честь убивать других, — ответил Рагнор.
Араб пожал плечами и широко улыбнулся.
— В самом деле, мы просто любим вкус битвы, а что может лучше подойти в качестве оправдания потакания своим желаниям, чем война за священные идеалы?
— Такие войны будут всегда.
— Точно. Слава Аллаху и твоему Богу за то, что это так! — заключил араб.
Звали его Али Эбан, и в тех битвах, что последовали за их встречей, он заявил о себе как о неустрашимом и отважном бойце, и воины-христиане отзывались о нем с большим уважением. И даже сильные мира сего, в том числе и король Ричард Английский, сеяли смерть, упиваясь убийством, и посему, какие бы излишества ни позволяли себе Рагнор и Али, они оставались незамеченными на фоне всеобщей оргии смерти.
Однажды ночью, вернувшись на поле битвы, Рагнор обнаружил араба Али, который тоже находился там и впивался в тело еще живых с восторгом и сладострастием, не заботясь о том, что кто-то может застигнуть его за таким странным для человека занятием. Заметив Рагнора, подошедшего к нему вплотную, и оценив силы противника, которого не так легко взять, араб отступил, не забыв напомнить Рагнору о законе древних.
— Хватая своих, тех, которым все равно не выжить, не трогай тех, кто еще может подняться, — проговорил Рагнор.
Али кивнул, принимая условие. Нари стояла рядом с Рагнором и ушла вместе с ним. Она ласково говорила с теми, кто был близок к смерти, скрашивая нежным словом путь на небеса. В ту ночь она вернулась с Рагнором в их лагерь, лагерь крестоносцев, и любила его страстно и самозабвенно, как никогда.
Утром она исчезла.
Он искал ее многие месяцы. И когда он застал ее с Али, пирующей ночью на поле брани, забрал ее с собой.
Она снова кричала и плакала, но он не внял ее крикам. Он завернул ее в саван и проткнул ей сердце осиновым колом. Он нашел в одном древнем городе самую древнюю церковь и заплатил человеку, знакомому со священником, чтобы тот проследил за тем, чтобы ее уложили в каменный склеп как можно глубже под землю.
Нари не могла справиться с собственной природой. За все годы она так и не научилась обуздывать свои желания. Пока она была с ним, она могла смиряться с ограничениями, что накладывал на нее он, но при каждом удобном случае предавала — стоило лишь появиться новой стае, с которой можно убежать.
Потом Рагнор встретил Нари еще раз.
В те годы у него завязались отношения с молодой французской графиней, которая хотела решительно избавить своих соотечественников от слишком близкого контакта с недоброй памяти изобретением доктора Гильотина. Французская королевская семья демонстрировала свое презрение к массам слишком явно, но адская машина революции была пушена в ход и все набирала обороты, рубя головы слишком многим невинным. Казалось невозможным остановить наводнение жестокости.
Рагнор был рад возможности очередного приключения, учитывая благородство цели — выкрасть из тюрьмы невинных. Забавно увидеть ужас тюремщиков, обнаруживших пропажу своих жертв.
Он пробрался в Бастилию однажды ночью, чтобы забрать у тюремщиков ключи и слегка пустить кровь охранникам — взять ровно столько, чтобы они потеряли сознание. Он вошел в камеру и увидел, что его старая возлюбленная Нари находится среди пленников — разбитая и подавленная, спит на полу. Вначале он не узнал ее, но другая пленница — девушка, съежившаяся у стены как можно дальше от Нари, — поведала ему, что женщину зовут графиня Арабелла и что она пойдет под гильотину за издевательства над слугами.
— Издевательства?
— Она была замужем за лордом д'Аржентином. О нем говорили, будто он не человек, а чудовище, но однажды отец крестьянской девушки, над которой он надругался, обезумел от горя и изрубил его в куски серпом. Но графиню гнев народа не остановил. Будучи замужем за человеком королевской крови, она находилась под защитой короны, и правосудие над ней оказалось невластно: судьи сделали вид, словно у них нет доказательств того, что она забавлялась, убивая своих слуг, — рассказывала девушка. — Молю вас, спасите меня! Я такого ужаса здесь натерпелась. Если она проснется и найдет меня… Тогда я готова благословить гильотину! Пока она не успела до меня добраться, поскольку ее притащили сюда еле живую. Если вы должны спасти ее, добрый господин, оставьте меня здесь, ибо лучше умереть, чем жить рядом с такой, как она!
Рагнор задумался. До него доходили слухи о лорде д'Аржентине и графине Арабелле, знатной даме, которую считали повинной в исчезновении многих юных служанок и слуг.
Прошла не одна сотня лет, а он продолжал чувствовать старую боль.
И все же он повернулся и пошел прочь. Он знал, что Нари пойдет под нож по справедливости.
— Пошли, сегодня мы отправляемся в Англию, — позвал он девушку и вывел ее из камеры.
Потом он все прислушивался к себе. Он думал, что почувствует тот миг, когда на шею Нари упадет нож и прервет ее существование навечно. Но он ничего не чувствовал.
Потом, многие годы спустя…
Он проснулся. И понял.
Нари вернулась.
Глава 22
Рагнор задавал вопросы у регистрационной стойки больницы, объясняя на итальянском, что Джордан — ближайшая родственница Джареда Райли.
Однако подниматься наверх он с ней не стал. Он сказал, что они с Лючаном должны уехать, но ей беспокоиться не о чем, Шон будет рядом. Он коснулся креста, что висел у нее на цепочке, и улыбнулся.
— Против тебя он не работает, — пробормотала она.
Он улыбнулся.
— Я люблю такие красивые вещицы.
— Они что-то для тебя значат?
На самом деле да. У меня был друг, один из самых больших друзей в жизни, аббат. Он научил меня чувствовать себя в безопасности в церкви и научил своей вере. Но все равно носи его — он того стоит. Он может помочь тебе сохранить себя.
— Он может остановить таких, как Нари?
— По крайней мере он может ее задержать.
— Я должна знать еще что-то?
— Да. Такие, как Нари, не могут находиться в освященном помещении. Если почувствуешь опасность на улице, иди в церковь. К счастью, в Венеции, насколько я помню, их сотни две.
Джордан улыбнулась.
— Я помню.
Шон взял ее под руку, и они вдвоем пошли наверх, в палату Джареда. Шон сказал, что будет ждать ее в коридоре, возле двери — на случай, если он ей понадобится.
Джордан вскрикнула, увидев Джареда. Лицо его было серым как пепел. Из капельницы сквозь иглу, воткнутую в руку, текла кровь. Он выглядел так, будто был уже мертв.
— Ты вернулась.
Джордан обвела взглядом палату и увидела Синди. Она сидела, бессильно свесив руки, на стуле в углу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99